Гвоздички для диктатурки

Обложка журнала "Тайм" с портретами главы португальской военной хунты генерала Вашко Гонсалвиша и лидеров левых движений, пришедших к власти на выборах 1975 года.

Этот специфичный режим, официально называвшийся "Эстадо Ново" - "Новое государство", в СССР, а теперь и в России принято считать фашистским, хотя он был гораздо мягче и либеральнее всех фашистских режимов.

За все время диктатуры в Португалии не было вынесено ни одного смертного приговора, а число политзаключенных никогда не превышало полутора сотен. В стране действовала легальная оппозиция и проводились на альтернативной основе парламентские и президентские выборы. В то же время итоги выборов постоянно фальсифицировались в пользу сторонников режима, действовала цензура (официально не существовавшая), были запрещены профсоюзы и забастовки, а избирательное право ограничивалось образовательным и имущественным цензом.

Подборка фотографий, сделанных на улицах Лиссабона 25 апреля 1974 года.

С начала 1960-х годов "Новое государство" вело затяжные, чрезвычайно разорительные и бесперспективные войны за удержание африканских колоний, на которые уходило до 40% государственного бюджета. При этом Португалия оставалась самой бедной и малограмотной страной Западной Европы с медленными темпами роста экономики, наихудшим уровнем развития здравоохранения и самой короткой средней продолжительностью жизни. Многим давно осточертело это унылое болото, почти никто не хотел ехать воевать в Анголу, но смена режима демократическим путем была нереальна, поскольку правящая партия с помощью чиновников и подконтрольных им избиркомов всегда организовывала такие итоги выборов, при которых она получала абсолютное большинство в парламенте.

В сентябре 1973 года группа армейских командиров среднего звена создала подпольную организацию "Союз капитанов" для осуществления военного переворота. Вскоре им удалось вовлечь в заговор несколько сот офицеров, в том числе - часть высшего военного руководства. В час ночи 25 апреля следующего года популярная радиостанция "Ренашенса" транслировала в эфир песенку "Грандула - моя смуглянка", это был условный сигнал к восстанию. В тот же час семь военных гарнизонов и база ВМФ Алфейте были подняты по тревоге. Еще через три часа штаб восстания выступил с радиообращением к нации, заявив, что берет власть, а колонны бронетехники и грузовиков с пехотой с трех сторон двинулись к столице.

Жители Лиссабона, узнав по радио, что армия идет свергать правительство, встретили ее с восторгом, раздавая, еду, сигареты и охапки гвоздик, которых очень много уродилось в тот год. Офицеры и солдаты вставляли цветы в петлицы, в дула автоматов и танковых орудий, демонстрируя, что они пришли с миром. За это переворот получил название "революция гвоздик". Войска столичного гарнизона, которым было приказано занять оборону и не пропускать повстанцев к центру города, без единого выстрела перешли на их сторону. Члены правительства, президент и премьер-министр укрылись в одной из казарм, но вскоре сдались под гарантии личной безопасности и возможности беспрепятственно покинуть страну.

Правление военной хунты продолжалось до апреля 1975 года, когда в результате первых за полвека несфальсифицированных выборов к власти пришло гражданское правительство во главе с социалистами.

Переворот завершился почти бескровно. Единственный трагический инцидент произошел возле штаб-квартиры политической полиции DGS. Безоружная толпа попыталась захватить ее без участия военных, из окон раздались выстрелы, четыре человека были убиты. Когда прибывшие солдаты проникли в здание, предварительно обстреляв его из пулеметов, внутри уже никого не было.

Однако, надо заметить, что, несмотря на "покраснение " и "полевение" в результате переворота, Португалия сохранила прекрасные отношения с США и другими странами Североатлантического альянса.

Объясняется это тем что, в 1975 году СССР находился на пике могущества, не только военного, но и экономического. Но никто не подозревал, что Леонид Ильич уже подписал смертный приговор «красному проекту», как раз в тот момент, когда проект этот был вроде бы близок к стратегической победе.

Ключом к той победе была маленькая страна, Португалия. Там после банального военного переворота началась самая настоящая революция – с аграрной реформой, национализацией промышленности и ростом влияния левых радикалов (включая коммунистов). Возможность появления на Пиренеях «новой Кубы» выглядела вполне реальной.

В ту пору обстановка в Португалии обострилась до предела. С одной стороны, «прокоммунистическое» правительство «красного генерала» Васку Гонсалвиша ушло в отставку, а с другой – в армии усиливалось брожение в среде «капитанов апреля», желавших двинуть революцию дальше, к построению социализма. Об этом прямым текстом сказано в «Манифесте революционных офицеров».

Кумиром левых офицеров был начальник лиссабонского гарнизона генерал Отело Саравайо ди Карвалью. И когда новое правительство его с этой должности сняло, левые офицеры 25 ноября 1975 года подняли мятеж. И могли бы победить, если бы только «генерал Отело» не отправился в одиночку на переговоры с президентом Португалии, где и был арестован... «Красный ноябрь» не состоялся. Хотя никогда ещё с 1945 года ни в одной стране Западной Европы не была так реальна возможность установления правительства коммунистов.

В Португалии в то время была довольно сильная компартия, совершенно «правильная», без всяких отклонений в сторону «еврокоммунизма». На выборах в Учредительное собрание коммунисты получили около 12% голосов, но в «красном поясе Лиссабона» их влияние было куда более существенным.

Казус в том, что едва не приключившаяся «социалистическая революция» застала коммунистов врасплох. К выступлению «красных капитанов» они никакого отношения не имели и, скорее всего, о предстоящем мятеже вообще не знали. А так вышло именно потому, что коммунисты эти были слишком «правильными», просоветскими, и ориентировались на советы из Москвы.

А советы были однозначными: «организовать работу в массах» и «не ввязываться ни в какие авантюры». Причина таких ориентировок была проста: Брежнев очень не хотел «испортить впечатление» после своего недавнего «дипломатического успеха» в Хельсинки. То есть «помочь революционному процессу» путем закупок португальских товаров он ещё мог, но ввязываться в новую конфронтацию со «свободным миром» из-за какой-то там Португалии…

Вот коммунисты в авантюры и не ввязывались. «Красные офицеры» предпочли с ними вообще не контактировать, а скооперироваться с небольшой маоистской группировкой «Революционная партия пролетариата». Там люди были поазартнее, но большим влиянием они не пользовались. Максимум, что смогли сделать португальские маоисты, так это подогнать к казармам одной из восставших частей несколько десятков добровольцев для рытья окопов, которые не понадобились.

В общем, 26 ноября 1975 года революция закончилась ко всеобщему удовольствию. Коммунисты не подверглись репрессиям (поскольку реально были «не при делах»), умеренные социалисты и буржуазные партии вздохнули спокойно. Даже американский президент Джеральд Форд порадовался; он как раз вёл избирательную кампанию и «португальский ноябрь» смог представить как успех американской внешней политики, которая под его мудрым руководством не допустила прихода коммунистов к власти…

Кризиса в тот момент было не миновать обеим сверхдержавам. Но поскольку объем рынков у Советской зоны был существенно меньше, чем у Американской, у нас кризис начался раньше, а именно — в самом начале 60-х годов. Обусловленный отказам от сталинской модели экономики. Однако диспропорции благодаря плановой советской экономике, по возможности, компенсировались, так что кризис развивался медленно. К концу 70-х мы только вышли на нулевые темпы развития экономики. А вот в США все началось хотя и позже, но быстро и жестко. 1971 год — дефолт, отказ от обмена долларов на золото, затем поражение в войне во Вьетнаме. 1973—74 годы — нефтяной кризис, резкий рост цен на нефть и, соответственно, издержек, затем — стагфляция. Это был натуральный кризис падения эффективности капитала, реинкарнация кризиса конца XIX — начала XX века. Маркс мог бы улыбнуться: капитализму грозило поражение в полном соответствии с его теорией, но не потому, что социализм рос быстрее, а потому, что он падал медленнее.
Сознавали ли члены Политбюро ЦК КПСС после катастрофического “нефтяного” кризиса 1973 года, что Советский Союз выиграл “холодную войну” и что перед ними встал вопрос — нужно ли добивать противника и форсировать разрушение “западной” экономики и США? Во-первых, такой вопрос был поставлен. Во-вторых, ответ был сведен к двум значительно более простым, а главное, технологическим проблемам.

Одна из них касалась возможностей СССР контролировать территории, входившие на тот период в зону влияния США. После распада “суверена” там неминуемо должны были начаться неконтролируемые, во многом разрушительные и опасные для всего мира процессы. Вторая касалась готовности СССР оказаться один на один с Китаем, который к тому времени уже начал технологическую революцию.

Ответы на оба эти вопроса оказались отрицательными — руководители страны пришли к выводу, что СССР не имеет возможности контролировать почти половину мира, скатывающуюся к тоталитаризму, разгулу терроризма и анархии, и одновременно ограничивать растущие возможности Китая. СССР начал процесс, который позже получил название “разрядка”.

По сути дела это была длинная цепь уступок противнику. Советский Союз вступил в переговоры с Соединенными Штатами по стратегическим вооружениям, которые понизили остроту бюджетных проблем Америки. Запад находился в остром нефтяном кризисе, а СССР начал поставлять туда нефть и газ. Идеологи капитализма не знали, как бороться с советским идеологическим и политическим давлением (достаточно почитать тексты, которые писали в то время Киссинджер и Бжезинский), а СССР пошел на переговоры по гуманитарным вопросам, которые завершились подписанием в 1975 году знаменитого акта в Хельсинки, включившего в себя так называемую “гуманитарную корзину” — она и легла потом в основу тотальной критики СССР/России в части нарушений “прав человека”.

Иными словами, руководство СССР решило сохранить status quo — не расширяться за счет разрушения конкурента, а попытаться закрепиться в более или менее фиксированных границах проектных территорий. Это было принципиальнейшей ошибкой — как если бы ребенок не просто отказался расти, но и принял бы меры для реального осуществления этой идеи (например, вместо школы продолжал бы ходить много лет в детский сад).

Тем временем руководство США нашло выход из положения. Было необходимо запустить новую “технологическую волну”, что невозможно сделать на спаде и без войны. А поскольку расширить рынки нельзя, необходимо это расширение имитировать. Денежные власти США начали стимулирование конечного спроса, что и составляло суть политики “рейганомики” - экономики потребления.