Ямал: Жизнь и быт в вечной мерзлоте

Можете ли вы себе представить, что вся ваша жизнь зависит от пары сотен оленей и пары десятков шестов, из которых строится чум? Олень в тундре — это твое настоящее и будущее. Это знает каждый ребенок. Татьяна Рочева работает в школе-интернате, в котором учатся дети тундровиков. Она рассказывает, как однажды «первоклашка» спросил ее:

— А у тебя сколько оленей?

— У меня нет оленей.

— Как нет? Ты, значит, совсем бедная?

В конце учебного года мальчик упрашивал свою семью подарить Татьяне хотя бы одного оленя, ведь без них жить нельзя. Олень — это жизнь.

Дети кочующих ненцев учатся в интернатах. От стойбища до стойбища десятки, а то и сотни километров, организовать школу в тундре невозможно. Поэтому в начале сентября вертолет облетает стойбища и забирает детей в школу.

Татьяна Рочева работает поваром в школе-интернате и рассказывает о своей профессиональной боли: накормить детей коренных ненцев поначалу очень тяжело — из дома они привозят сырое мясо, а когда оно заканчивается, едят только хлеб и чай. Спят, не раздеваясь и не расправляя кровать, как дома. А для одной ученицы пришлось освободить… шкаф, в котором она сидела часами — замкнутое пространство напоминало девочке родной чум.

Без чая здесь дела не делаются, и разговоры не ведутся. Крепкий, душистый чай в тундре — атрибут уюта и знак гостеприимства, серьезные разговоры начинаются после второй чашки.

Мы проходим в чум, где «по-черному» закипает чайник: некоторые ненцы кипятят чай на открытом костре прямо в шалаше. Дым с непривычки разъедает глаза. Мы садимся на оленьи шкуры, раскиданные на полу, и угощаемся сырой рыбой. По кругу передается рюмка с водкой — каждому по 100 грамм, только чтоб согреться.

«Летом ездил в Новопортовское месторождение, там вообще загажено, мне совсем не понравилось, — говорит Петр, отпивая чай из блюдца. — Свалки, строительный мусор возле дорог. По телевизору нам месторождение показывают — чисто. Но у нас в армии тоже так было: перед тем, как приедет генерал, порядок делаем, где порядок — там и показываем. И здесь, на Ямале, у нас также».

«От Нового порта на месторождение идет дорога, там раньше собирали ягоду. Там у меня теща и тесть живут — говорят, теперь очень далеко за ягодой надо идти. И ягель стал слабее. Везде дороги, все перевернули вверх дном. Три речки поврежденные от этих буровых, они в Обь впадают… на этих реках нефтепроводы стоят и городки ихние [нефтяников]».

Ягель, или олений мох, — это красивый белый лишайник, которым олени питаются зимой. Восстанавливается такое пастбище медленно, поэтому ненцам нужны большие ненарушенные промышленными объектами чистые территории, по которым можно перемещаться со стадом, кочевать.

В их простоте есть и сила, и наивность. Наверное поэтому как-то по-особенному тоскливо слушать, как природа вокруг них умирает, и чувствовать беспомощность, которую чувствуют они перед неумолимо наступающей на оленьи пастбища индустриализацией Ямала. Индустриализацией, которая в то же время принесла квартиры и снегоходы, возможность лечить и учить детей, продавать оленей.

Аномальная жара на полуострове Ямал привела к вспышке сибирской язвы: летом этого года споры страшной болезни высвободились из вечной мерзлоты. «Сибирка» унесла жизни одного мальчика и двух тысяч оленей.

Команда Гринпис России отправилась на Ямал, чтобы расспросить коренных ненцев о произошедшем, но столкнулась с серьезным противодействием. А также узнала и о других язвах Ямала. Почитать об этом можно в источнике.

Автор: Татьяна Васильева