День без рассвета, день начала войны: Каким осталось в памяти 22 июня 1941 года

Москва. 22 июня 1941 г. Жители города у репродуктора во время радиосообщения о нападении гитлеровской Германии на Советский Союз. Фото: Евгений Халдей/ТАСС

22 июня - 80 лет с начала Великой Отечественной войны. Какой запомнилась эта дата 1941 года советским людям и немцам? Что осталось в их памяти о первых часах и днях войны? Мы решили сопоставить воспоминания тех, кто занимал ключевые посты в правительстве и в командовании Красной армии и вермахта, офицеров и солдат противостоящих армий, а также простых граждан СССР и Германии.

ИЗ ВОЕННОГО ДОСЬЕ «КП»

К исходу первого дня войны германские войска продвинулись вглубь советской территории в Прибалтике на расстояние до 80 км, в Белоруссии - до 60, на Украине - до 20 км. В первый день войны германская авиация разбомбила около 70 аэродромов, уничтожив на земле 1489 самолетов. 322 советских самолета были сбиты в воздухе. На основных направлениях наступления германской армии ей удалось обеспечить превосходство в три-четыре раза над советскими частями. Приказ наркома обороны СССР маршала С. К. Тимошенко «немедленно отбросить противника на его территорию», поступивший вечером 22 июня, войсковые командиры называли «оторванным от жизни». В ряде приграничных районов части Красной армии оказали ожесточенное сопротивление наступающим войскам противника и надолго задержали его продвижение вглубь страны.

«Немцам это дорого обойдется, и Гитлер жить в Берлине перестанет...»
Из интервью Маршала Советского Союза Георгия ЖУКОВА журналисту «Комсомольской правды» Василию Пескову (1970 г.):

«О подготовке Германии к войне с нами к середине июня скопилось довольно много сведений. Сталин относился к этим сведениям с преувеличенной осторожностью.

21 июня мне позвонили из Киевского округа: «К пограничникам явился перебежчик - немецкий фельдфебель. Утверждает, что немецкие войска выходят в исходные районы для наступления и что война начнется утром 22 июня».

Мы с маршалом Тимошенко и генерал-лейтенантом Ватутиным немедленно поехали к Сталину убедить его в необходимости приведения войск в боевую готовность. Он был озабочен.

Приказ о приведении армии в боевую готовность был передан войскам в ночь на 22 июня. Работникам Генштаба и Наркомата обороны в эту ночь было приказано оставаться на своих местах. В 12 часов ночи из Киевского округа сообщили, что в наших частях появился еще один немецкий солдат. Он переплыл речку и сообщил: «В четыре часа немецкие войска перейдут в наступление…»

В 3 часа 17 минут позвонил командующий Черноморским флотом: «Со стороны моря подходит большое количество неизвестных самолетов…»

Война… Я немедленно позвонил Сталину, доложил обстановку и попросил разрешения начать ответные боевые действия. Он долго не отвечал. Наконец сказал: «Приезжайте в Кремль…»

В 4 часа 30 минут мы с Тимошенко вошли в кабинет Сталина. Он, бледный, сидел за столом с нераскуренной трубкой. Он сказал: «Надо позвонить в германское посольство…» В посольстве ответили, что посол граф фон Шуленберг просит принять его для срочного сообщения…»

Вячеслав МОЛОТОВ, народный комиссар иностранных дел СССР:

«22 июня сразу члены Политбюро собрались у Сталина. Решили, что надо сделать выступление по радио в связи с началом войны. Конечно, предложили, чтобы это сделал Сталин. Но он отказался - пусть Молотов выступит. Конечно, это было ошибкой. Но Сталин был в таком подавленном состоянии, что не знал, что сказать народу».

Иосиф ГЕЙБО, подполковник, заместитель командира полка Западного особого военного округа:

«В то утро у меня в груди похолодело. Передо мною - четыре двухмоторных бомбардировщика с черными крестами на крыльях. «Юнкерсы»! Возникла еще одна мысль: «Сегодня воскресенье, а по воскресеньям у немцев учебных полетов не бывает». Выходит, война? Да, война!»

Яков БОЙКО, лейтенант (из письма родным):

«Сегодня, т. е. 22.06.41 г., выходной день. Во время того, как писал я вам письмо, вдруг слышу по радио о том, что озверелый гитлеровский фашизм бомбил наши города... Но это им дорого обойдется, и Гитлер больше жить в Берлине перестанет...»

Тимофей ДОМБРОВСКИЙ, красноармеец-пулеметчик:

«Самолеты поливали нас огнем сверху, снизу, на земле, причем все сразу! Мы залегли на берегу Буга, откуда видели все, что творилось на противоположном берегу. Все сразу поняли, что происходит. Немцы напали - война!»

Юрий ЛЕВИТАН, диктор:

«Когда ранним утром 22 июня нас, дикторов, вызвали на радио, уже начали раздаваться звонки. Из Минска, Каунаса, Киева. И вот я помню - включил микрофон. Когда я произнес слова «говорит Москва», чувствую, что дальше говорить не могу. Из аппаратной уже стучат: «Почему молчите?». Сжал кулаки и продолжал: «Граждане и гражданки Советского Союза…»

Лидия ШАБЛОВА, сельская жительница:

«Мы драли дранку во дворе, чтобы покрыть крышу. Окно кухни было открыто, и мы услышали, как по радио объявили, что началась война. Отец замер. У него опустились руки: «Крышу, видимо, уже не доделаем...»

Нина ШИНКАРЕВА:

«Мы жили в поселке в Смоленской области. В тот день мама поехала в соседнее село за яйцами и маслом, а когда вернулась, папа и другие мужчины уже ушли на войну.

Анатолий ВОКРОШ:

«Мы жили в деревне Покров Московской области. В тот день с ребятами собирались на речку ловить карасей. Мать поймала меня на улице, сказала, чтобы сначала поел. Когда стал намазывать мед на хлеб, раздалось сообщение Молотова. После еды я убежал с мальчишками на речку. Мы носились и кричали: «Война началась! Ура! Мы всех победим!» Мы абсолютно не понимали, что это всё означает».
«Здесь, на русских просторах, мы, немцы, найдем свою смерть»
Гейнц ГУДЕРИАН, генерал-полковник, командующий 2-й танковой группой:

«В роковой день 22 июня 1941 года в 2 часа 10 минут утра я поехал на командный пункт группы. В 3 часа 15 минут началась наша артиллерийская подготовка. В 4 часа 15 минут началась переправа через Буг 17-й и 18-й танковых дивизий. В 6 часов 50 минут я переправился на штурмовой лодке через Буг».

Франц ГАЛЬДЕР, генерал-полковник, начальник генштаба вермахта:

«Русские части захвачены в их собственных бараках, самолеты стояли нетронутыми на взлетных полосах, а атакованные войсками части запрашивали свое руководство, что им делать».

Гофман фон ВАЛЬДАУ, генерал-майор, начальник штаба люфтваффе:

«Качественный уровень советских летчиков куда выше ожидаемого...» Особенно немцев шокировали авиационные тараны и огромный уровень потерь.

Только за 22 июня 1941 года люфтваффе потеряли 300 самолетов, чего в боях с союзниками не было».

Гюнтер БЛЮМЕНТРИТ, генерал, начальник штаба 4-й армии вермахта:

«Поведение русских войск даже в первых боях находилось в поразительном контрасте с поведением поляков и западных союзников. Даже в окружении русские продолжали упорные бои. Они всегда пытались прорваться на восток... Наше окружение русских редко бывало успешным».

Альфред ДЮРВАНГЕР, лейтенант:

«Когда мы вступили в первый бой с русскими, они нас явно не ожидали, но и неподготовленными их никак нельзя было назвать. Энтузиазма (у нас) не было и в помине! Скорее всеми овладело чувство грандиозности предстоящей кампании. И тут же возник вопрос: где, у какого населенного пункта эта кампания завершится?!»

Эрих МЕНДЕ, обер-лейтенант:

«Мой командир был в два раза старше меня, и ему уже приходилось сражаться с русскими под Нарвой в 1917 году. «Здесь, на этих бескрайних просторах, мы найдем свою смерть, как Наполеон, - не скрывал он пессимизма… - Менде, запомните этот час, он знаменует конец прежней Германии».

Гельмут ПАБСТ, унтер-офицер:

«Мы непрерывно продвигаемся вперед по территории противника, приходится постоянно менять позиции. Нет времени проглотить кусок. К 10 утра 22 июня мы были уже опытными, обстрелянными бойцами, успевшими немало повидать: брошенные неприятелем позиции, подбитые и сгоревшие танки и машины, первые пленные, первые убитые русские».

Эрик БУРХАРД, рядовой, пехота:

«22 июня 1941 года рано утром мы вступили в Россию в направлении Лемберга (Львова) и Киева. На Украине гражданское население встречало нас цветами. Женщины в нарядной одежде несли цветы и клубнику. Я считаю, что, если бы Гитлер, идиот, дал украинцам еду и оружие, мы могли бы идти домой. Украинцы сами воевали бы против русских».

Зигфрид ЭРТ, рядовой, пехота:

«Мы были солдаты, которые выполняют приказ. Мы думали, что война быстро закончится. После наших успехов в Европе мы не думали, что она долго продлится».

Гюнтер КЮНЕ, крестьянин (бауэр):

«У моего отца было поле. В воскресенье 22 июня 1941 года мы с ним, я с ручной тележкой, а он с косой, пошли туда косить траву для кроликов. Там, у забора, стоял его коллега по работе Мартин. Германия как раз объявила войну России. Мой отец сказал ему: «Мартин, Гитлер совсем уже сошел с ума». А тот ответил моему отцу, что это конец Германии».

Фриц ВИТТМАН, рабочий:

«Я искренне верил в превосходство немцев над другими нациями. Вскоре мы уже пели «Пусть наши знамена реют в лучах утренней зари, которая укажет нам путь к новым победам или превратит нас в пепел». Последние слова мы как-то не воспринимали всерьез…»

СПРАВКА

До войны с СССР во всех предыдущих военных кампаниях (начиная с 1939 года) вермахт потерял убитыми менее 100 тыс. человек. Примерно столько же германская армия потеряла уже в первые два месяца войны с СССР.