Оксана Пушкина: о домогательствах, насилии в семьях и притеснении женщин

Почему в России до сих пор не принят закон о домашнем насилии? Какие проявления гендерного неравенства - самые страшные? Отчего некоторые женщины склонны оправдывать гендерное неравенство? Каково это - быть женщиной-депутатом в Думе? Эти и другие вопросы Fishki обсудил с зампредом комитета Госдумы по вопросам семьи, женщин и детей Оксаной Пушкиной.

«Депутаты Госдумы, "тормозящие" законопроект, не понимают, чего от них ждут избиратели»

– Россия - одна из немногих стран, у которой нет закона, касающегося домашнего насилия. Отчего работа по принятию закона идет с таким трудом?

– Законопроекты против домашнего насилия в разное время вносили в Госдуму более 40 раз, но они ни разу не доходили до первого чтения. Мне кажется, потому, что этот вопрос никогда не считался приоритетным. Проекты законов, касающихся экономики, промышленной политики или обороноспособности разрабатываются и принимаются быстро. А те, что затрагивают семейные отношения, вопросы материнства и детства, часто застревают в парламенте. Закон против домашнего насилия – не единственный пример, но один из самых печальных. Ещё и потому, что в России сложился консенсус: такой закон необходим!

Полгода назад ВЦИОМ провёл исследование и выяснил, что 70% россиян выступают за принятие закона о профилактике семейно-бытового насилия. В начале апреля аналогичное исследование сделал «Левада-Центр», за наш закон высказались 79% людей.

Две совершенно разные социологические службы опрашивали как женщин, так и мужчин, придя к одному и тому же выводу - подавляющее большинство на нашей стороне. Получается, если крупнейшие социологические агентства не лгут, то депутаты Госдумы, «тормозящие» наш законопроект, не понимают, чего от них ждут избиратели.

Учёные СПБГУ по заказу Госдумы провели большое экспертно-аналитическое исследование о профилактике преступлений в семейно-бытовых отношениях у нас и за рубежом: какие законы приняты и как они работают. Из 78 заявок от разных комитетов и депутатов нашу председатель Госдумы Вячеслав Володин утвердил третьей. Так что несмотря на некоторое сопротивление (а оно есть в стенах самой Думы, среди моих коллег), проблема есть, о ней знают, хотя и часто замалчивают.

Исследование подтвердило, что во многих семьях насилие остаётся нормой. Веками в нашем обществе считалось, кто сильный, тот и главный. Патриархальная модель – не только российская проблема, прогрессивные люди борются с ней во всём мире, и со временем роли меняются. Конечно, такие изменения происходят не быстро, и я понимаю, что работаю, скорее, на молодое поколение, чем на свое.

У Госдумы 7 созыва есть ещё год, чтобы доработать и принять закон о профилактике семейно-бытового насилия. Но даже если этого не случится, свою работу мы делаем не зря, её продолжат депутаты Госдумы 8 созыва, и рано или поздно закон против домашнего насилия будет принят. А тем, кто сейчас блокирует нашу инициативу, придётся смотреть в глаза жертвам насилия, которых они могли защитить, но не защитили.

– Что конкретно предлагает законопроект в плане решения проблемы насилия?

– Сейчас есть два варианта законопроекта: наш и компромиссный. Когда Госдума вернётся к работе в нормальном режиме, мы выйдем на первое чтение с текстом, в котором соединим оба варианта вместе, взяв из них все лучшее. Пора обсуждать с парламентариями суть законопроекта, а не вести разговоры в духе «нравится - не нравится». Эти бесполезные споры не идут на пользу никому!

Мы предлагаем бороться против всех видов насилия: физического, психологического и экономического. В нашем законопроекте мы прописали основные понятия и определения: кто входит в круг пострадавших, что такое насилие и преследование. Он обяжет полицейских реагировать на сигналы о домашнем насилии: выезжать, опрашивать свидетелей и выписывать защитные предписания не только пострадавшим, но также их родственникам и близким. После сбора всех доказательств абьюзера обяжут не приближаться к жертве, не преследовать её, пройти психологические курсы управления гневом.

Агрессора поставят на учет, чтобы контролировать его действия. В исключительных случаях особое защитное предписание, выданное судом, может обязать агрессора покинуть квартиру на определенное время. Это и есть превентивная мера, но нам начинают кричать: «Как же! Вы нарушаете конституционное право на жилье!» А право на жизнь? Что тогда важнее? Это не выселение, а временная мера. Далее жертва идёт в кризисный центр или остается дома. Он - обращается за помощью. У обоих людей есть время, чтобы прийти в себя. Вся процедурная часть в законопроекте пошагово прописана.

Над нашей версией закона работали юристы, много лет защищавшие жертв домашнего насилия, и общественные активисты, которые знают ситуацию изнутри. Этот законопроект создаёт реально работающий механизм по защите жертв домашнего насилия, поэтому я буду отстаивать его. Но, конечно, важно выслушать и обсудить все позиции. Поэтому пора перестать рассуждать о том, нужен закон или нет, вносить его в парламент и дорабатывать уже по существу. Медлить больше нельзя!

– В российском обществе далеко не все приветствуют принятие закона. На ваш взгляд, отчего у части общества возникает отторжение?

– Против закона настроено меньшинство. Этих людей понять можно, ведь домашнее насилие веками считалось нормой. Не только в России, а во всём мире. И абсолютно везде, где принимались законы против домашнего насилия, были противники, выступавшие с консервативных позиций. Где-то их было больше, где-то меньше. Везде они вели себя шумно, и везде были вынуждены подчиниться воле большинства – так работает демократия.

Просто в определённый момент большинство стран решили, что больше не будут закрывать глаза на насилие сильного над слабым, что никакие «традиции» не могут это оправдать. Россия тоже оставит в прошлом средневековые нравы. Просто потому, что нельзя жить в XXI веке, а отношения строить по заветам «Домостроя». Так что собака лает, а караван идёт, и нетерпимость к насилию в обществе становится нормой.

– Какие проявления гендерного неравенства, на ваш взгляд, являются наиболее опасными на сегодняшний день?

– Прежде всего, в сфере трудовых отношений. По данным экспертов Всемирного экономического форума в Давосе, зарплата российских женщин на 28,8% меньше, чем у мужчин. Разница в доходах ещё больше - 42,1%. И это при том, что российские женщины в среднем более образованны, и живём мы дольше, чем мужчины.

Ещё одна сфера, где неравенство особенно заметно - это управление. Среди менеджеров и высокопоставленных сотрудников государственных органов женщин у нас 41,8%, среди министров - 12,9%, среди парламентариев - 15,8%. Учитывая, что женщин в стране 53,6%, наши интересы слабо представлены в политике. И это ещё один ответ на вопрос, почему в России по-прежнему нет закона против домашнего насилия.

– Как лично вы справляетесь с проявлениями гендерного неравенства?

– Вся моя профессиональная карьера с 1986 года тесно связана с защитой прав женщин. «Женские истории» и «Женский взгляд» я делала, в первую очередь, о российских женщинах и для них. И конечно, мне не раз приходилось слышать «бабы есть бабы», «женская логика» и так далее. Кстати, коллеги-журналисты так говорили редко, в отличие от политиков.

В российской политике к женщинам относятся в лучшем случае, как к помощницам, в худшем – как к чьим-то протеже или просто любовницам. Это очень распространённый стереотип среди политиков-мужчин. И доказать, что ты самостоятельная, грамотная и трудоспособная порой бывает непросто. Ну что… Стараемся, работаем, не отчаиваемся, доказываем! И это получается, потому что со временем единомышленников у меня становится всё больше.

«Многие женщины по-прежнему готовы существовать между плитой, люлькой и постелью мужа»

– Вы работаете в Госдуме, где большая часть депутатов - мужчины. Каково это - быть женщиной-политиком в современной России?

– Быть женщиной-политиком в России сложно, но очень интересно. Сложно, потому что каждый день приходится доказывать, что ты не случайно оказалась во власти, что ты глубоко понимаешь тему и настроена серьёзно. Это, наверное, самое сложное.

Но интересы женщин в российской политике представлены слабо, и есть целый комплекс проблем, в решении которых заинтересованы абсолютно все россиянки - больше половины страны. Моя работа рождает огромный отклик, мне постоянно пишут, благодарят, поддерживают. Это помогает в особенности в работе над законопроектом о профилактике семейно-бытового насилия, из-за которой я получаю и публичные оскорбления, и тайные угрозы. Общественная поддержка – самое важное для политика.

– Как, на ваш взгляд, можно объяснить тот факт, что очень многие женщины оправдывают гендерное неравенство, говоря, что «это нормально»?

– Потому что гендерное неравенство появилось не вчера, мы жили с ним веками. И многие женщины по-прежнему готовы существовать между плитой, люлькой и постелью мужа - также, как жили их мамы, бабушки, прабабушки. Это понятная и привычная модель закрепляет гендерные роли, а значит, и неравенство.

Но подобные установки уходят в прошлое, потому что меняется тип семейных взаимоотношений. Демографы говорят, что большинство современных людей за жизнь вступают не в один брак, а в несколько. Мужчины и женщины всё чаще разводятся, заводят новые семьи, рожают новых детей. Как ни парадоксально на первый взгляд, но разводы и новые браки сегодня - один из факторов повышения рождаемости.

И в таких условиях жертвовать карьерой и собой ради одного, пусть даже самого любимого мужа для женщины просто опасно. Современный брак не вечен, муж может уйти, а ты останешься с детьми, без работы и средств к существованию. Это мотивирует женщин строить собственную карьеру, быть независимыми, а значит, бороться за реальное равноправие с мужчинами.

– В мае этого года несколько студенток филфака МГУ заявили о харассменте со стороны преподавателей. Очевидно, что таких случаев по стране немало, однако не все они предаются огласке. По вашей оценке, как обстоят дела с харассментом в России? Отчего женщины, подвергающиеся домогательствам, чаще всего предпочитают молчать?

– К сожалению, сексуальные домогательства - ещё более скрытое явление, чем домашнее насилие. Ни полиция, ни чиновники, ни депутаты не знают, насколько оно распространено. Никакой, даже приблизительной статистики по харассменту нет! Но я с вами согласна, таких случаев много и проблема носит системный характер.

Жертвы харассмента молчат, потому что часто винят себя в произошедшем. В обществе существует установка, что сексуальное влечение мужчины - это привилегия, таким знакам внимания нужно радоваться, даже когда они неприятны. В результате пострадавшие от сексуальных домогательств пытаются убедить себя в том, что всё в порядке, что нужно забыть о случившемся, вытеснить этот опыт из памяти. Такое бегство от себя неизбежно приводит к депрессии и психологическим проблемам.

Тюрьма открывается снаружи, а свобода - изнутри. Женщинам, пострадавшим от сексуальных домогательств, нужно прежде всего перестать винить в случившемся себя. Нужно вернуть чувство собственного достоинства и веру в свои силы. Это первое. Второе - нужно иметь смелость публично заявить о произошедшем, чтобы и другие пострадавшие смогли перебороть страх, отвращение и поступить также. Знаю, как это непросто, но о проблеме нужно говорить открыто, только тогда ситуация начнёт меняться к лучшему.

– В 2018 году случился скандала с Леонидом Слуцким. Что он показал, на ваш взгляд в плане харассмента в России?

– Скандал с участием депутата Леонида Слуцкого в 2018 году стал прецедентом в делах о сексуальных домогательствах в России. Он показал, что никаких инструментов защиты от харассмента у нас нет. Подобными историями с тех пор у меня почта переполнена.

Я убеждена, что понятие сексуальных домогательств должно быть закреплено и в административном, и в уголовном кодексе. Но что под ними понимать: взгляды, намёки с сексуальным подтекстом, прикосновения? Это очень сложный с точки зрения правоприменения вопрос. Лично я убеждена, что харассмент - это не просто приставания, а сексуальные домогательства в отношении зависимого человека. Причём не только женщины, мужчины тоже страдают от харассмента, хотя почти никогда в этом не признаются. А значит, квалифицировать харассмент нужно, прежде всего, по степени зависимости жертвы от абьюзера – чем сильней зависимость, тем выше ответственность за домогательства.

Приведу в пример одну из многих жутких историй, которые я узнала. Мне написала жертва одного из российских адвокатов, который, со слов женщины, неоднократно насиловал её и склонял к унизительному групповому сексу. Абьюзер угрожал своей жертве большим тюремным сроком по уголовному делу, в котором та фигурировала. Женщина называет своего мучителя «садистом и извращенцем», близость с которым привела её к психическим расстройствам и попытке самоубийства.

Описанные действия попадают сразу под несколько уголовных статей: «Изнасилование», «Насильственные действия сексуального характера», «Понуждение к действиям сексуального характера», «Развратные действия» и так далее. Но именно с харассмента в условиях зависимости жертвы от насильника начался ад, изуродовавший женскую психику. Главная функция закона против сексуальных домогательств - предотвращать подобные, более тяжкие преступления против половой неприкосновенности людей, их здоровья и жизни.

– В России жертв харассмента часто обвиняют с формулировкой «сама виновата». Отчего общество в значительной его части негативно настроено в отношении жертв?

– К сожалению, многие в России считают, что домогательства и склонение к сексу допустимы. Если женщина красива и сексуальна, значит, она ищет партнера. Если она отказывает мужчине в ухаживаниях, то просто «ломается». А «уломать» её можно дорогими подарками, обещаниями карьерного роста, чем угодно ещё… И это будет секс по обоюдному согласию! Звучит ужасно, но, поверьте, не только мужчины, но и некоторые женщины думают так.

Бороться с этим можно только одним способом – открыто и честно рассказывать о случаях харассмента. Говорить, что домогательства на работе - это не мужская привилегия, а сексуальное рабство, в которое абьюзеры вовлекают зависимых женщин, а порой и мужчин. Нельзя прятать голову в песок, нужно обсуждать существующие проблемы и защищать жертв. Тогда тенденция будет медленно, но верно меняться.

– Во время режима самоизоляции заговорили о росте случаев домашнего насилия. Чего стоит ожидать после снятия всех ограничительных мер?

– Мы уже видели активность некоторых законотворцев – депутатов Николая Земцова, Инги Юмашевой, Владимира Крупенникова и Виталия Милонова – которые написали запрос в Генпрокуратуру, требуя признать фейком сообщение РБК о росте домашнего насилия в условиях самоизоляции. На мой взгляд, это был самый настоящий донос на журналистов, которые осмелились признать очевидное. Так что я не думаю, что теперь вся Госдума толпой побежит принимать закон о профилактике домашнего насилия.

Но есть и хорошие новости. Вице-премьер Татьяна Голикова отозвалась на наше с Ириной Родниной и Ольгой Савастьяновой письмо. Она поручила шести ведомствам - МВД, Минздраву, Минтруду, Минюсту, Минкомсвязи и Роспечати - изучить представленную нами информацию и предложить меры по борьбе с домашним насилием. Первым откликнулось Минкомсвязи, они готовы поддержать нас в распространении информации о помощи женщинам и детям, оказавшимся в непростой жизненной ситуации, вести профилактику семейного неблагополучия. Это уже важное достижение.

Правительство работает, и есть надежда, что мы всё-таки сделаем правильные выводы из опыта самоизоляции. Во всяком случае, я с оптимизмом смотрю вперёд. Я верю в российских женщин, которые стремятся жить, любить и воспитывать детей яркими и независимыми. Я верю в мам, которые не хотят отправлять сыновей на войну и принимают их такими, какие они есть. Я верю в нашу молодёжь, свободную от предубеждений и фобий. Все законопроекты, которые я представляю в Госдуме, защищают интересы женщин, девушек и юношей - таких же, как те, кто обращается ко мне за помощью. Их искренность и доброта вдохновляют меня, я работаю ради них.