Как поляки в Царстве Польском ополячивали русских

Образование получил в Белёвском духовном училище (1882), потом завершил обучение в духовной семинарии Тулы (1888), а затем окончил Московскую духовную академию со степенью кандидата богословия (1892).
В феврале 1895 года Василий пострижен в монашество и рукоположён в сан иеромонаха, а летом сего же года определен инспектором во Владимирскую духовную семинарию.

В ноябре 1897 года его перевели работать ректором в Холмскую духовную семинарию, где он наблюдал за церковными образовательными учреждениями Холмской епархии (Царство Польское входило в состав Российской империи) и в этом же месяце сего года он возведен в сан архимандрита.

Самая интересная его биографическая деятельность в дореволюционной России состояла в Холмской епархии (Люблинская губерния Российской империи) населенной русским населением, где её угнетали и притесняли католические ксендзы, униаты и польские помещики.
Поляки на Холмщине (историческая русская область) в то дореволюционное время планомерно искореняли национальное русское самосознание и препятствовали населению посещать православные храмы.
Евлогий Георгиевский бывши в тех местах председателем, цензором, наблюдателем, архимандритом, епископом и архиепископом на Холмщине, общался с русскими населением, знал изнутри проблемы и пытался препятствовать полякам ополячивать русских людей.

Казалось бы откуда в Люблинской губернии Российской империи взялось русское население?

Дело в том, что Холм основан русским князем Даниилом Галицким в 13 веке, позже территория Галицко-Волынского княжества была поделена между его сыновьями и внуками, а в 14 веке Галицко-Волынские земли будут захвачены польским королём Казимиром 3 и уже станут называться Польской Русью.
После завоевания польским королем Галицко-Волынского княжества титул Казимира 3 звучал так:

"Казимир Божьей милостью король Польши и Руси, господин и наследник земель Краков, Сандомир, Серадз, Ленчица, Куявия, Померания (Померелия)".

Спустя 400 лет по итогам Наполеоновских войн Холмщина (историческая русская область) вернулась в родную гавань, а Царство Польское вошло в состав Российской империи.
В летописи 14 века «Список русских городов дальних и ближних» Холм упомянут русским городом, а современный город Хелм (Холм) с населением 60 231 человек (перепись декабря 2021 года) снова входит в состав Польши и находится недалеко от границы Украины.

О тех и иных насыщенных исторических событиях происходивших в Люблинской губернии подробно описывает митрополит Евлогий (Геогиевский) в своём мемуаре "Путь моей жизни".
Его опубликованные воспоминания содержат достаточно большой объём информации к размышлению о польских настроениях царивших в Российской Польше, о поведении католиков и униатах по отношению к русскому населению и политике ополячивания православных людей.

Митрополит Евлогий в книге "Путь моей жизни" о Российской Польше пишет следующую любопытную информацию:

Не ново стало уже и то, что непризванные глашатаи лжеименного разума стараются похитить у нашего бедного прекрасного народа самое драгоценное и священное его сокровище — святую веру православную и подменить ее разными безумными измышлениями сектантскими. А наша многострадальная западнорусская, и в частности Холмская, Церковь вот уже много веков терпит тяжкие удары от своих отпавших братьев.

Замостский уезд считался одним из наиболее ополяченных — в нем было много «упорствующих». Почти весь уезд принадлежал графу Замойскому. Великолепные «латифундии» польского магната. Культурные, чудные имения, охоты, заповедные рощи, замок… — все было поставлено на широкую ногу. «Латифундии» обрабатывались рабочими, которых помещичья администрация расселяла на хуторах (фольварках). Тысячи народа материально зависели от могущественного работодателя, и, разумеется, окормлять в польском духе людей материально зависимых непосильной задачи не представляло. В уезде были прекрасные, богато устроенные костелы, а православные церкви систематически приводились в состояние полного упадка. Запущенные, развалившиеся, с соломенными крышами, на которых иногда аисты вили себе гнезда, — вот какую печальную картину являли в уезде православные храмы… Тут проводилась уж не уния, а шел планомерный и непрерывный натиск католичества и неразрывно связанная с ним полонизация.

Дети говорили по–польски. Укоряю их, почему они не говорят по–русски, а они в ответ: «Да мы в Польше…» — «Как в Польше?..» Я разговаривал с учителями, со стариками, с молодежью; всех убеждал: «Будьте русскими, будьте православными, помните предков, не ломайте себя…»; давал директивы: говорить по–русски, разучивать русские песни, припомнить наши сказки, игры, восстанавливать в житейском быту русские обычаи… «Когда я опять к вам приеду, вы мне покажете, как вы работали», — заключал я.

Мне хотелось народ расшевелить, направить по религиозно–национальной линии, особенно детей и молодежь. Холмские деревни не в пример нашим: едешь, бывало, в России по деревням — всюду песни, детский гвалт… а тут — все по щелям, как пришибленные. Деревни молчаливые, унылые. Мои настоятельные советы не пропали даром. Понемногу вся Холмщина запела, точно от сна пробудилась, о своем прошлом вспомнила…

К нам, в Холмщину, зачастую перебегали, несмотря на пограничный кордон, галичане–русофилы, среди них бывали и священники. Они принимали православие и оседали тут же где–нибудь в Холмщине. Воспитанные в условиях австрийского либерального строя, они и в новом своем отечестве оставались верными свободолюбивому духу.

Во время объезда я впервые узнал, что такое «упорствующие». Подъезжаем к деревне — пустой, полуразрушенный храм… На пороге — священник в слезах меня встречает… Два–три прихожанина… — и тоже плачут. Жалуются, что деревня Православной Церкви не признает; по ночам прокрадываются из Галиции ксендзы и справляют все нужные требы; местное население тяготеет к католическому зарубежью, перебегает за кордон без особого труда, чтобы пообщаться со своими единоверцами, а то просто занимаясь мелкой контрабандой (приносили из Галиции эфирные капли). Близость Австрии мне довелось и самому ощутить, когда, сокращая путь, мы некоторое расстояние проехали по австрийской земле. Австрийские пограничники отдавали мне честь, но на вопросы не отвечали.

Закончился мой объезд посещением уездного города Замостья. Я прибыл туда ко дню святителя Николая. В городе была старая церковь его имени, построенная в XVII веке еще «братчиками» эпохи западнорусских «братств». В ней был древний семиярусный иконостас, тоже доуниатской эпохи.
Замостье — город совершенно ополяченный. И присутствие многочисленных русских войск — казачьей бригады, Бородинского полка и пограничной стражи — влияния на польский дух города не оказывало.

Пределы и степень польского влияния, его материальную и культурную силу уже к концу объезда я себе уяснил. В Петербурге думали, что мы давим поляков. Какое заблуждение! Почти все культурное общество нашего края представляло из себя сплоченное польское целое; «нашими» были только духовенство и крестьяне — «хлоп да поп», по местному выражению.

Но самые любопытные моменты в Царстве Польском входившем в состав Российской империи случились в 1905 году, когда император Всероссийский Николай II подписал указ от 17 апреля 1905 года «Об укреплении начал веротерпимости», согласно коему всем российским подданным предоставлялось право исповедовать любое вероучение.

Продолжение следует..


Спасибо за чтение. Всем мира и добра.