Семья «секс-беженцев» эвакуировалась в Россию из Германии

Накануне Нового года в Кыштовку — село на севере Новосибирской области — по программе возвращения соотечественников в Россию переехала из Германии семья Мартенс, недовольная, прежде всего, сексуальным просвещением в немецких школах. Луиза и Ойген Мартенс были там активными участниками движения «обеспокоенных родителей», протестующих против сексуального воспитания, участвовали в митингах протеста и в конце концов решили вернуться в Россию, откуда уехали еще в начале 1990-х годов. В Кыштовке им достался полуразрушенный дом и все проблемы нынешней российской глубинки.

- Из министерства труда в администрацию района скинули информацию о том, что у Ойгена Мартенса расходились взгляды с преподавателями немецкой школы о сексуальном воспитании детей, - рассказывает замглавы района.

Местные только диву давались, узнав, что Ойгену и Луизе за то, что они не разрешили дочери помещать обязательные уроки «секс-просвета», был выписан штраф в 150 евро. А когда супруги принципиально отказались его оплачивать, их приговорили к одному дню тюрьмы. Благо, Луиза была беременной, и ее освободили от наказания.
Старый бревенчатый дом с облупленными наличниками и проржавевшим почтовым ящиком на окраине районного центра Кыштовка Новосибирской области ожил месяц назад. Сюда перебралась из Германии семья Луизы и Ойгена Мартенс с десятью детьми.

«В этом доме уж два десятка лет никто не жил, как начальник хлебоприемного пункта уехал, — сетует Виктор Кузьмин, заместитель главы Кыштовского района по социальным вопросам. — Конечно, выстужено, дыры кругом. Эти Мартенсы хоть бы предупредили — может, подобрали бы что получше. Быстро же так не делается. А то друзья им какие-то подсказали, вселились сами с десятью-то ребятишками».

Ойген и Луиза Мартенс эмигрировали из Омской области в Германию в начале 1990-х годов, там познакомились и поженились. А теперь вот решили вернуться из Северной Вестфалии в Сибирь. Друзья у 45-летнего Ойгена, который уже вновь называет себя Евгением, есть, похоже, везде. Улыбчивый, длинноногий, как мальчишка, говорящий с легким акцентом, он чувствует себя свободно и в разбитом доме: главное — в кругу семьи.

«Дети, — объясняет, — это как колчан со стрелами. Если стрел мало, то какой это воин? Мы с Луизой из семей баптистов, сами в общину не входим. Просто христиане, живем по Библии. Но даже если бы в бога не верили, все равно детей бы родили много».

«Много?— смеется Луиза. — Мы, когда вещи складывали, распределили обязанности. Каждый своим делом занят, а мне помощь нужна. Думаю: где все мои дети, почему их так мало, ведь не хватает? Это благословение, когда семья функционирует как единый организм. Если порознь — конечно, катастрофа».

Мелита что-то раскрашивает, трое мальчишек по главе со старшим, 15-летним Тимоном, уткнулись в ноутбук, Лукас орудует кочергой в печке. Самые младшие спят на матрасах, расстеленных прямо на полу. Комнат четыре — одинаково квадратных, с облупленными стенами и тусклыми лампочками под высокими потолками.

По углам стоят чемоданы, но кое-какая мебель уже появилась — из редакции местной районной газеты «Правда севера» по причине сокращения и переезда притащили лишние шкафы, стол и стулья, на которых, правда, сидеть надо осторожно: ветхие.

Вещей Мартенсы с собой не привезли, хотя приехали навсегда, продав коттедж в небольшом селе Северной Рейн-Вестфалии, — решили для начала осмотреться. Много за него не выручили, отдав большую часть в счет кредита. Так что экономят. Но куртки и валенки купить пришлось: морозы в Новосибирской области стоят за 30 градусов.

Уже здесь начали осваивать нехитрую сельскую науку: как говорят соседи, каждый день дружно ходят с саночками за водой на колонку, разгребают снег, колют дрова, складывая их в сени, чтобы не отсырели. Только топи-не топи, а в доме прохладно, — сквозит через щели в рассохшихся половицах, дует из-под крыши и окон, да и печка требует чистки. Но одалживаться у государства Евгений не хочет.

«Просить ничего сверх положенного не станем, а жилье и работу программа "Соотечественники", по которой мы приехали, не предусматривает. Сами себе дом построим».

Он по-прежнему чувствует себя «воином», как и в Германии, где по его инициативе были организованы митинги против уроков сексуального просвещения в Кельне, Дрездене и Гамбурге. Рассказывает:

«Чем больше детей, тем более ощутимы проблемы воспитания. Мелита не хотела посещать уроки сексуального просвещения, потому что она христианка, и нам выписали штраф "за прогулы". Ребенок там уже с года рассматривается как сексуальный объект. В наш детсад собрали на информационный вечер родителей, чтобы рассказать им про детскую сексуальность. Придумывают специальные игры, например, в доктора, чтобы они могли трогаться! Устроены специальные уголки, чтобы никто этому не препятствовал. Поощряется, если девочку тянет к девочке, а мальчика — к мальчику, потому что каждый ребенок вправе сам выбрать гендерную идентичность.

Но у нас есть свой разум, чтобы отличать добро от зла, чтобы понимать, какие ценности вложить в наших детей. Мы тоже объясняем детям про секс, но когда чувствуем как родители, что пора. На окраине нашего села построили дом для двадцати беженцев, молодых мужчин. Работать им нельзя, а чем будут заниматься молодые амбалы от безделья? Как мы можем отпускать своих детей на улицу? Это все вместе, все неспроста. Мы решили, что в России спокойнее, тем более что можно фермерством заняться, а в Германии земли мало. Хотя думаю уже, что хорошо там, где нас нет…»

Кыштовку, самый отдаленный район Новосибирской области, Мартенсы знали лишь по рассказам друзей, с которыми Евгений познакомился летом, навещая родных в Новосибирске. Солнцевку, самую, пожалуй, процветающую деревню Омской области, откуда он уехал с родителями в начале 1990-х, помнит только по радужному детству. Луиза — тоже бывшая омичка, жила в пригороде, поселке городского типа Лузино, где был в то время крупный мясокомбинат, кормивший всю область. Теперь стало ясно, что рассказы мало похожи на реальность.

«Я проехал по деревням, — Евгений округляет глаза, — сплошь и рядом разруха! Такое ощущение, что в райцентре стоят в ряд всякие администрации, где очень много начальников, а вокруг все разваливается. Ведь местные власти сидят на посту, чтобы делать все возможное для развития района, значит, и результаты такие же должны быть. Это в любой стране так! Но стоит войти в диалог с людьми, и картина проясняется: они мне, чужестранцу, жалуются, как им плохо, как самовольничает власть. Познакомился с человеком, который приехал из страны бывшего Союза по такой же программе. Но ему выплатили только часть денег, говорят, остальное кончилось. Это по государственной программе! Люди ничего не могут сказать хорошего о власти, хотя голосуют за нее, потому что не видят альтернативы. Но все равно ведь надо пытаться что-то изменить!»

Как Мартенсы будут что-то изменять дальше, они теперь точно не знают. Даже не отчетливо представляют где. Получили «подъемные» — 20 тысяч рублей на участника программы и по 10 тысяч на каждого члена семьи, но тратить боятся: возможно, придется перебираться в другую область.

«Мы сами-то морозов не боимся, — говорят. — Но как тут заниматься фермерством? Лето короткое, чтобы заготовить корма, требуется хорошая техника. Нам объяснили, что надо сначала иметь хотя бы 30 миллионов рублей на ее покупку. У нас столько нет, а кредиты в банках под 25% — это невозможно! А земли много, бурьяном зарастает. В Краснодаре по два урожая снимают за год, но там, говорят, всю землю уже раскупили».

Единственное, что они знают точно, решив еще в Германии, — детей будут учить самостоятельно. Много «информировались» по этому поводу. В России такое обучение предусмотрено законом, но в Кыштовке подобного никогда не было, и местное управление образования в растерянности.

«Мы пытались ознакомиться с каким-то опытом, найти методики, но не сумели, —жалуется Татьяна Серебрякова, его начальник. — Считаем, что лучше бы детям в школу, хотя бы для того, чтобы русский изучить, ведь только двое из них более-менее его знают. Предложили все, что могли, — бесплатные учебники в школьной библиотеке, консультативную помощь, занятия в спортивной, музыкальной школах, дворце творчества. Для социальной адаптации это хорошо».

Мартенсы социальной адаптации не хотят, хотя соседей не сторонятся, — у них все время гости. Иностранцы в Кыштовке, за 540 километров от областного центра, — диковина, и местные жители, жалея «ненормальных, но добрых», несут им одежду, книжки, сало.

Луиза написала на большом листке бумаге русский алфавит, ребятишки дружно повторяют за ней: «Арбуз, ананас…» Ни арбузов, ни ананасов в Кыштовском районе, за которым сразу начинаются Васюганские болота, нет. Народ старается уехать из района, где плохо с работой, не развивается экономика, — это лидер области по убыли населения. Перед Великой Отечественной войной здесь было 250 населенных пунктов, в которых жили 58 тысяч человек. Теперь осталось 14 с половиной тысяч на 54 села.

«Они же сами это поощряют, — возмущается Евгений. — Чему могут научить детей в школах, если главная женщина, отвечающая за образование района, говорит, что надо ходить в туфельках по асфальту, а не месить грязь сапогами? Они, выходит, хотят, чтобы дети бросали родителей? Так удивлялась, что мы купили УАЗ, а не импортную машину. Я понимаю в автомобилях, сам свои авто ремонтировал. Для таких плохих дорог только такую и можно купить. Ведь ваше государство, которое, может быть, станет нашим, специально вводит большой налог на иномарки, чтобы развивалось свое производство. А человек, который должен учить детей любить Родину, говорит, что русское авто — это плохо».

Но мы хотим научить детей так, чтобы они умели учиться сами. Нас пригласили на встречу в управление образованием, на которой нас унизили! Я мастер-столяр, четыре года готовился в колледже и на курсах, могу брать учеников, у жены образование среднее, но она и воспитатель, и повар, и дипломат в одном лице. Этого, оказывается, мало, потому что у нее нет корочек и она не психолог! А они психологи? Нас позвала одна женщина, а там оказалось еще семь начальников. Это же непорядочно! Почему они ведут себя так, как будто выше людей?»

Дети, услышав отцовское возмущение, подтягиваются поближе. Просыпается маленький Дан-Илья. Когда дверь открывается настежь, чтобы впустить очередных гостей с мороза, его тут же подхватывает на руки кто-то из старших девочек.

«Уважаю людей, идущих против системы», — жмет Евгению руку Ростислав Алиев, редактор местной газеты «Правда Севера».

В то, что немцы не сбегут из Кыштовки, ее «главный пропагандист и агитатор» не верит, поэтому привел с собой заведующую школьным музеем Прасковью Савинову и одиннадцатиклассника Толю Симакова: «Чтобы осталось хорошее впечатление от нас».

Толя тут же находит общий язык с Тимоном: оба, как выясняется, любят музыку, только один предпочитает скрипку, другой — гитару.

«Ничего! — хлопает русский мальчик по плечу немецкого. — У нас можно жить хорошо!»

«Правда?» — удивленно вскидывает брови Тимон.

Взрослые тем временем говорят за жизнь. Выясняется, что на фермерство, о котором поначалу мечтал, Евгений уже не слишком рассчитывает. Думает, не организовать ли ему столярное производство, — ведь он мастер, работал в Германии столяром, может делать красивую мебель.

«Дело хорошее, — вздыхает заместитель главы Кыштовского района по социальным вопросам Виктор Кузьмин, — кому только сейчас эта красота нужна, денег-то у людей мало».

Тем не менее, документы на получение гражданства Мартенсы уже подали. Обычно этот процесс занимает около полугода, но местные власти обещают провести его в ускоренном ритме. Все-таки такие знаменитые уже на всю страну соотечественники в Кыштовку еще никогда не приезжали.​

Наталья Яковлева