Памяти Олеся Бузины

На Пасху исполнится два года, как в Киеве, во дворе собственного дома по улице Дегтяревской, украинскими националистами был убит писатель Олесь Бузина. Имена подозреваемых давно известны, но украинская власть не хочет проводить никакого расследования.

К этой печальной дате я не могу рассказать ничего нового о ходе следствия, а тем более ничего утешительного о перспективах возмездия и наказания убийц. Видимо, при этой власти они осуждены не будут.

Поэтому хотел бы попытаться ответить на такой вопрос: а мог бы Олесь Бузина избежать смерти?

Ведь, казалось бы, ему ничего не стоило спокойно уехать в Москву и неплохо там устроиться. Он прекрасно отдавал себе отчет, как он воспринимается в кругах украинских националистов после его «украиножерской» книги «Вурдалак Тарас Шевченко». Иллюзий на этот счет у него не было.

Но почему он в таком случае не уехал? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно понять, что его держало в Киеве.

На Украине Олесь воспринимался (объектом ненависти одних и образцом для подражания других) как герой булгаковского романа – офицер «Белой гвардии», как русский имперец, взывающий к совести украинца – твоя судьба, хохол, быть вместе с Россией.

В Москве же, наоборот, его приводили как пример некоего «правильного украинца» («верного малоросса»): мол, и на мове говорит, и сало ест, и в вышиванке ходит, но в то же время за «дружбу народов», за братство с русским народом, за Переяславскую раду, против Бандеры… Вот смотрите, товарищи, «правильный украинец» выглядит как Бузина.

И тот, и тот взгляд на Бузину были абсолютно правильными и совершенно не противоречили друг другу.

В Бузине действительно жили и, подчеркну, боролись два человека, две сущности: русский и малоросс.

Акцентирую – малоросс, а не украинец. Он сам себя так определял и мне говорил неоднократно: «Я – малоросс, но одновременно и русский». Если он говорил о себе как об украинце, то в этом случае, в противоположность украинским националистам, этот этноним он употреблял как синоним, а не как антоним слова «малоросс».

Ему нравилось себя ощущать уроженцем и жителем Малороссии как части великой Российской империи, в которой одну из главных ролей, на что всегда обращалось внимание Олесем, играли его земляки. «Это мы, хохлы, Чаленко, построили Империю». Для него вне и без Российской империи Малороссия была неинтересна. Империя придавала смысл ее существованию.

Одна из его главных книг так и называется – «Воскрешение Малороссии». Он постоянно любил подчеркивать, что лучшее время для этого края – время со второй половины XVII века, когда он присоединился к Русскому царству, и до 1917 года, до большевистской катастрофы.

Войны тогда прекратились, установился мир, пришла родная православная власть – и Малороссия расцвела. Именно тогда возник архитектурный облик Киева, Чернигова, Полтавы и других малороссийских городов и городков, существующий и поныне. Малороссы стали делать успешную военную и статскую карьеру в Петербурге. Малороссия смогла самовыразиться и реализовать свой творческий потенциал только в составе Империи.

Украина была для Бузины чем-то противоположным этому идеалу, существовавшему в исторической реальности. Причем эта противоположность была искусственно сконструирована, выдумана. Такую Украину Бузина считал ненастоящей, неаутентичной, не своей. Об этом была его следующая после «Воскрешения Малороссии» книга – «Как придумали Украину».

Украинец для Олеся – это понятие политическое. Украинство, да, создано на малороссийской основе, но это искусственное, русофобское, привнесенное извне, совершенно негармоничное явление в Малороссии, к тому же не имевшее никаких корней в народе и в народном мировоззрении. Украинец отрицает русского, а значит, для Олеся украинство неприемлемо.

В противоположность украинцу малоросс для Бузины – это природный обитатель края, казак и крестьянин, говорящий на малороссийском диалекте (проще говоря, на суржике), а не на «украинской мове», православный, гармонично ощущающий себя на просторах России.

Процесс русификации Малороссии – это совершенно естественный процесс, так как современная русская культура возникла в том числе и на малороссийской основе и при активном участии малороссов.

Но русификация Малороссии по Бузине не должна была отрицать малоросса. Русский и малоросс должны были сосуществовать одновременно. Это было главным в философии и мировоззрении Олеся.

И если, например, Захара Прилепина, выходца из крестьянской семьи, вполне удовлетворял бы такой взгляд на вещи даже после 2014 года, то для большей части русской интеллектуальной публики он был искусственным и абсолютно нереалистичным.

Бузина, увы, не понимал, что малоросс со всеми его вышиванками и казачками – это сельский, рустикальный тип. Поэтому это тип, уходящий в прошлое. На смену малороссу давно уже пришел русский человек – человек города и высокой классической культуры. Точно так же было и Великороссии, где русский, как городской культурный тип, отменял архаичного великоросса.

К тому же малоросс должен был уйти в прошлое и как потенциальный носитель бациллы украинства.

Но Олесь не мог и не хотел приносить малоросса-в-себе в жертву своей русскости. «Малороссофобия» его очень сильно обижала.

Помню, как, по-моему, в 2012 году киевский политолог Владимир Грановский пригласил нас с Бузиной в свой офис на Европейской площади.

Его коллега из России Дмитрий Куликов хотел нам показать спродюсированный им фильм «Матч» с Безруковым и Боярской. В нем рассказывалась легендарная история игроков киевского «Динамо», которые выиграли в оккупированном Киеве несколько матчей у немцев и за это поплатились своими жизнями.

В фильме главные и положительные персонажи говорили по-русски. А вот негодяи, в частности продажный герой Остапа Ступки, ставший полицаем, – по-украински. Лично я обратил внимание на этот момент.
Действительно тут была некая не совсем реалистичная пропагандистская прямолинейность, но меня это никак не обидело, потому что во мне не жил вместе с русским малоросс. Не задело это и Грановского по той же причине. А вот Олеся это очень сильно обидело, и он разразился по этому эмоциональным спичем.

По той же причине ему очень не понравилась и российская восьмисерийная экранизация «Белой гвардии» с Хабенским и Пореченковым. Он даже напечатал гневную двухполосную рецензию в газете Рината Ахметова «Сегодня».

Ему страшно не понравилась «украинофобия» телефильма. Я с удивлением открыл в нем тогда, что ему не по душе, что «украинцев» позволили себе презирать не малороссы, такие как он, а великороссы. Он считал, что «россияне», с презрением говоря об «Украине», презирают и его, малоросса. Мол, хохлы они все, что с них взять. Все это было очень и очень болезненно для него. Мириться с этим он не хотел.

Тут всегда надо помнить о том, из какой семьи он происходил. Его родители выходцы из крестьянства левобережной Украины. В семье, несмотря на то что мать была русским филологом, говорили не на суржике, а на литературном украинском. Отец был по образованию украинским филологом, любил украинскую литературу (кстати, он служил в КГБ, в отделе, занимавшемся украинскими националистами).

Украинский, в отличие, например, от меня, был родным языком Олеся. Он мне рассказывал, что вплоть до старших классов киевской школы сам был чуть ли не националистом. И только киевский роман Булгакова «Белая гвардия» произвел в нем переворот.

Он влюбился в белое офицерство, он влюбился в Российскую империю. «Белая гвардия» сделала его русским.

Он привозил из поездок в Москву килограммы мемуаров белых генералов и полководцев Первой мировой. Помню, с каким ироничным презрением он вертел в руках купленный мною в Москве второй том исследования великого Мирчи Элиаде, посвященного мировым религиям. Для него это было барахло, а вот мемуары каких-нибудь дроздовцев или каппелевцев – это было ого-го-го!

Он пошил себе белогвардейскую форму, купил шашку, участвовал во всевозможных реконструкциях (уверен, эмигрируй Бузина в 2014 году в Москву, он бы спелся с белогвардейским реконструктором Стрелковым).

Он мог рассказывать мне часами о белогвардейцах, их подразделениях, форме, оружии, роли малороссов в Кавказской, Крымской и Первой мировой войнах. Он этим жил и дышал.

Героем своего так и недописанного исторического детективного романа в стиле Бориса Акунина он сделал Алекса Тугарина, офицера Семеновского полка. Действие происходило в Петербурге.

И вот что интересно. Несмотря на малоросса-в-себе, в личных беседах он почти ничего не рассказывал о малороссах. Его эта тема волновала гораздо меньше, даже совсем не волновала. Но малороссами были его мать и отец, малороссом был он сам. Как в таком случае он мог от этого отречься? Это означало, что надо отречься и от родителей, и от своего детства, и от себя. Такого позволить себе он не мог.

Он и погиб в 2015 году, потому что не захотел отречься.

Он чувствовал, что переезд из Киева в Москву будет означать окончательный разрыв с его Малороссией и малороссиянством в пользу общерусской идентичности. Поэтому тянул до самого последнего времени, не желая делать выбор, не желая резать себя по-живому.

Я бы сказал, что это нежелание было каким-то бессознательным стремлением к самоубийству.

Смерть Бузины учит нас, русских Малороссии и Новороссии, что надо не пытаться стоять на двух берегах, а сделать окончательный выбор в пользу русскости – мы в точке бифуркации.

И этот выбор для нас означает жизнь, а значит – Победу. Нашу Русскую Победу!