Зима выдалась непредсказуемая. То морозы, то внезапная оттепель в феврале. Деревня Туманово находилась от города в десяти километрах. Но электричество теперь благодаря частым обледенениям отключали, так как приходилось приводить в порядок электролинию.

— Что трешься около меня, кот, бесполезно! Не буду я к тебе привыкать. Недавно потеряла Мурзика, так переживала, чуть сама на тот свет не отправилась… — старушка еще не понимала, что я ее судьба, и она меня обязательно пустит в свою квартирку. На роду написано, и ей, и мне. Мы, коты, чуем такие вещи усами.

— Мама, я хочу собаку!

Вот она и прозвучала, эта фраза.

Фраза, которая делит жизнь родителей на две части, «до» и «после».

— Ребенку нужен питомец. Это приучает к ответственности и развивает стремление о ком-то заботиться! — добавил четырнадцатилетний Иван, явно теоретически подготовившись к разговору.

Против этого возразить было, в сущности, нечего.

И однажды Казбек понял тщетность своих усилий. Он сел рядом с крестом и протяжно завыл. Не уберёг любимого хозяина, своего Вожака, остался один… акита-ину лёг на остатки холма и закрыл глаза. Жизнь потеряла смысл…

Донни вскочила и, глянув на своих резвящихся деток, побежала навстречу, а вернее, вокруг. Она переняла все повадки лесных жителей - подходить надо всегда со спины и с подветренной стороны...

От маленького странного пушистого животного за клеткой пахло страхом. Волку никогда в жизни не приходилось видеть такое. Существо шипело, плевалось и глаза его были полны ужаса...

Большой рыжий кот остался один в пустой квартире. Вернее, уже не пустой. В неё немедленно въехала старшая дочь мужчины с семьей. Тётка сразу не понравилась коту...

Его забрали из детского дома, когда ему было два года. А в детский дом он попал из милиции, куда его и привёз наряд, нашедший его на улице. Орущий свёрток лежал на скамейке. В парке. Там, где наркоманы и алкоголики собирались, чтобы отметить свои ежедневные праздники.

Приёмные родители в нём души не чаяли. Обожали и старательно скрывали, что он приёмыш. Поэтому и переехали в другой город. Чтобы он никогда не узнал, что неродной сын.

Один умный, другой красивый, а третий – Иванушка-дурачок. Иванушка, стало быть, возмущался поначалу, мол:

- Чойта я дурачок? Я вона, интегралы решаю, да таблицу Менделеева на зубок…

А царь ему:

- Молчи, окаянный! Не положено царю без сына-дурака! Традиция такая!

Ну? традиция, так традиция, куда ж против традиции попрешь-то?

- Зина, а шо это ты зачастила до нашего Арнольда Ивановича? У тебя шо, до него интерес?

- Циля, я тебя умоляю. Не смеши мои тапочки. Какой интерес? Там же однокомнатная квартира.

- А шо, сам Арнольдик уже вышел с возраста интереса?

- Цилечка, у меня ж дочь, зять и двое внуков. Как ты мыслишь, мне есть када думать об мужчинах?

Пpocнулacь утpoм, нoгa чeтa нe идeт, шeя чeт плoхo кpутитcя. Пoшлa умывaтьcя, гocпoди, зepкaлo нaдo выкинуть, иcпopтилocь пoхoжe, пoкaзывaeт чepт тe чe. Нe мoжeт мoлoдaя жeнщинa тaк выглядeть, дaжe и утpoм.

Ceлa пить кoфий и думaть.

Несколько месяцев назад меня как независимого выдвинули кандидатом на должность губернатора великого штата Нью-Йорк. Две основные партии выставили кандидатуры мистера Джона Т. Смита и мистера Блэнка Дж. Блэнка, однако я сознавал, что у меня есть важное преимущество пред этими господами, а именно: незапятнанная репутация.

Стоило только просмотреть газеты, чтобы убедиться, что если они и были когда-либо порядочными людьми, то эти времена давно миновали.

Братана привел в дом Отец. Увидев поздней осенью на улице молодого кота, у которого уже не было сил даже где-то спрятаться от дождя и пронизывающего ветра, не смог пройти мимо.

- Что, братан, плохо тебе?.. Не нужен оказался, выбросили? - Он подошел к коту, протянул руку. Кот дернулся, готовый к удару, но человек аккуратно взял его и, не обращая внимания на то, что мокрый и грязный, засунул себе за пазуху. И пошел домой.

- Мне пopa...- Валентин Игоревич тяжело поднялся со скамейки, на которую присел отдохнуть около часа нaзaд.

"Нaдо, так нaдо..." Кошка, которая сидела у него на коленях, выгнула спинку и засобиралась вмecте с ним.

Свет в вагоне подземки был тусклым. Алекс устало прислонился к стеклу, прикрыл глаза. Мерный стук и покачивание вагона успокаивали, убаюкивали. Пассажиров было немного, и с каждой станцией становилось всё меньше. Наконец, Алекс остался в вагоне один. Только тогда он сел на ближайшее сиденье, скинув с плеча футляр с гитарой...