Как брейк-данс появился в Советском Союзе (11 фото + 1 видео)
Несмотря на «железный занавес», движение брейкеров становилось все более массовым, при этом состояло исключительно из самоучек, которые разучивали новые движения танца при помощи зарубежных фильмов и журналов. В этом материале мы публикуем интервью с первыми представителями брейк-культуры того времени, взятые из книги Михаила Бастера «Хулиганы 80». Книга «Хулиганы 80» вышла в 2009 году и стала практически раритетом. В данный момент готовится к разработке мультимедийное приложение для iPad и издание архивных историй по частям. В приложение будут добавлены интервью с новыми героями, аудиозаписи упоминаемых групп и многое другое.
Мила Максимова
Было все это в восьмидесятые, когда официальная власть пыталась организовывать молодёжный досуг. Оснащали залы светом, звуком и проводили дискотеки…
Были такие фишки; во многом субкультура строилась на танце, который, как известно, сам по себе не мог сделать никакой революции. Даже Айседора Дункан, как бы ни старалась поучаствовать в революционном движении, разжечь революционные настроения в Америке не смогла. Но в любом субкультурном танце присутствует момент борьбы с пуританством. Христианская ортодоксальная мораль часто интерпретируется с перегибами и тенденция «не оскорблять глаз» переносится на поведение, особенно женщин. Начиная с простейших объятий и заканчивая такими «языческими» проявлениями, как брейк. Поэтому элемент эпатажа у нас обычно присутствовал – что систему не рушило, но всё же расшатывало.
Я впервые увидела всё это уже в сознательном возрасте, когда увлекалась пантомимой в студенческом театре МГУ. (Потом это преобразовалось в театр «Бедный Йорик», где была памятная программа «Брейк на сцене». Там проводились настоящие батлы...) Нас как-то в 84-ом году стали приглашать с концертами в «Олимпийскую деревню», где было кафе «У Фонтана», которое вошло в историю неформальной молодежи как «Молоко». Благодаря директору сего заведения Ефиму
Как брейк-данс появился в Советском Союзе: Интервью с первыми советскими брейкерами. Изображение №5.
Романовичу все модные веяния тут же реализовывались на площадке кафе, за что ему огромное спасибо.
«Молоко» было местом для действительно модного времяпрепровождения, где собирался широкий спектр молодёжи: от утюгов-фарцовщиков до эстрадных исполнителей. Макаревич сидел там время от времени. Сергей Пенкин, Володя Пресняков давали там одни из первых своих концертов. Даже один из новогодних огоньков там снимали. Место было модным, и там мы впервые увидели выступление группы «Вектор» Володи Рацкевича. То выступление произвело неизгладимое впечатление. Мысли «я тоже так хочу» были не только у меня. С этого дня наши студийцы стали ломать свои тела под брейк. рейку невозможно научится без зеркала, потому надо видеть и корректировать свои движения. Кроме того, для акробатики требуется место. Квартиры не годились. Все условия были в Домах Культуры, которые тогда пустовали. И вдруг стали востребованными. Конечно же, если бы к тому времени советская промышленность не осчастливила граждан видеомагнитофонами, вряд ли бы кто-либо чему научился, по крайней мере, в тех масштабах, которые происходили.
Наш руководитель театра Саша Пепеляев доставал бесценные кассеты с Майклом Джексоном и «Рок Стеди Крю». Их давали на ночь или на три часа. И везли другим жаждущим, у которых и начался процесс калькирования движений. При этом все, кто занимался ранее балетом или народным танцем, попадали в проигрышное положение. Потому как «окультуренное» тело переучивать сложнее. Вначале на дискотеках ставили по одной песне, под которую исполняли «трясучку». Потом выползали люди, которым освобождали площадки, так как летали руки-ноги, и исполнялось одно-два заученных движения. Особенно смешно было, когда люди пытались корячиться, изображая атлетические элементы на полу. Уже тогда начались разделения и спецификации: нижний и верхний брейк. Спортсмены, занимавшиеся акробатикой и гимнастикой, выбирали атлетический стиль, самым сложным движением которого был «геликоптер», а все остальные осваивали «волны» и «роботов». Причем тех, кто вертел «геликоптер», было видно издалека по стесанным локтям/коленям и заклеенным пластырем подбородкам. Оргалита, смягчающего скольжение, тогда еще не использовали. Одежда тоже была стертая. Этих людей знали пофамильно, их было всего человек пять на всю Москву. Уважение к ним было колоссальное. Прямо как к Юрию Гагарину.
Один из первых, освоивших «геликоптер», был Андрей Колыхалов из «Вектора». Это был тяжкий труд. В то время, как верхний брейк требовал таланта. «Роботы» и «электрики» танцевали в белых перчатках и темных очках. Надо признать, что танцоров, которые смогли из видеоинформации сделать «русский народный» брейк, было не много. Конечно, все знали об афроамериканских корнях, гетто, Бронксе и всё такое, но здесь танцевальная культура всё-таки имела местные черты. Вслед за отдельными выступлениями, пошли музыкальные блоки, исполнителей уже знали в лицо. И ждали.
По Москве формировались тусовочные центры: «Молоко», «Времена года», собирались
и в Лужниках, и на Арбате. Брейкеры вышли на улицы, и стало понятно, что на одном-двух движениях далеко не уедешь. Стали создаваться танцевальные школы.
Наиболее продвинутой была школа у Вали Гнеушева. Она брала широтой размаха, там были представлены все стили; Гнеушев к тому же был хорошим режиссёром. Те, кто был технически послабее, добивались зрелищности синхронным исполнением. Таких школ сформировалось за короткие сроки множество, и назрел момент проведения конкурса, который состоялся в «Молоке», по-моему в 85-м году.
Тогда уже оформилась стилистика в одежде. Самым важным атрибутом были, конечно же, кроссовки, без которых было невозможно исполнение любого танца. Неплохой заменой были китайские кеды «Два мяча», но, к сожалению, в продаже были либо чёрные, либо коричневые.
А это было неприемлемо; нужны были исключительно белые кроссовки и белые же перчатки, чтобы рисунок движения читался в темноте. Поэтому кеды хлорировали, многие костюмы собирались из подручных средств. В «Военторге» раскупали кальсоны, чем-то отдалённо напоминавшие джинсу. Все это перешивали и красили в правильные цвета.
Серьёзный брейкер без «наворотов» – дело немыслимое. Конечно же, нельзя было обойтись без фарцовщиков, собиравшихся там же, а некоторые активно участвовали в движении. Уже тогда были звёзды тусовки – такие, как Федя Дятлов из группы «Вектор», к сожалению, погибший в молодом возрасте. Он просто летал в танце. При этом Дядя Фёдор, как его звали, был способен сшить брейкерские штаны без выкроек, на глаз, буквально за два часа. Куртку с карманами за четыре. Дополнительной атрибутикой были всяческие карманы, молнии, брелочные цепи, кепки, перчатки, напульсники и незаменимые ручные браслеты. Те, кто крутился на голове, предпочитали кепки, береты и капюшоны. Те, кто танцевал верхний брейк, носили шляпы, таксистские фуражки. Нельзя было обойтись без толстовок, пестревших иностранными надписями.
Как брейк-данс появился в Советском Союзе: Интервью с первыми советскими брейкерами. Изображение №8.
Образчики заграничности приравнивались к крутизне и продвинутости. Ремешки и всяческие цепи добавляли эффект «болтания»; а одежда на пару размеров больше положенного, продолжая движение при танце, добавляла шарма. Цвета были определённые: белый (основной), коричневые, землистые, чёрные с эффектом «варенки»; потом пошли «американистские» цвета: яркие, синтетические, выкрашенные нездешними красителями. Так что сам по себе брейкер представлял из себя нечто разноцветное, бряцающее, болтающееся; на общем советском фоне всё это выглядело подчеркнуто неестественно. Позже появились « американисты», а тогда еще было самое начало и проводился первый конкурс. Было какое-то смешанное жюри, состоявшее из функционеров от культуры, комсомольцев и Гнеушева. Конечно же, победили ДК «Правда»...
После этого события конкурсы стали проходить с немыслимой частотой, но на главные площадки брейкеров не выпускали. Есть подозрение, что делалось это намеренно с комсомольской подачи, так как народ на конкурсы ломился, билеты стоили денег, а участникам, конечно же, можно было не платить: руку пожали, в глаза улыбнулись и пригласили еще…
Илья Пинчер
Не могу сказать, что моё детство протекало в суперкомфортных условиях. Район Богородское, часть ныне несуществующего уже Куйбышевского района, представлял из себя абсолютно рабочий район, с минимальным вкраплением домов улучшенной, по советским меркам, планировки и населённый каким-то разнородным населением.
Площадки возле магазинов были оккупированны сивоносыми мужичками в спецовках, а дворики – парнями в телогрейках с надписями «хмр» или «исидиси» и ветеранами-афганцами, воспевающими свои воинские подвиги под водку и селёдку; мимоходом они также воспитывали местных гопников речами и пинками. На заводах в округе работало более молодое население со всех концов СССР, в три смены по лимиту, за иллюзорную возможность получить жилплощадь в подобном же столичном райончике. Конечно, в таких трущобах было скучно и даже небезопасно, поэтому все, кто тянулся к чему-то отличному от местных реалий, старались вырваться из этой урбанистической клоаки.
Как брейк-данс появился в Советском Союзе: Интервью с первыми советскими брейкерами. Изображение №9.
Ближайшее место сборищ праздно болтающейся молодежи я посетил в районе 86-го года, и было это в парковой зоне Сокольники, где на веранде, именуемой лимиткой, собирался народ с близлежащих местностей и проводились дискотеки. Уровень проводимых мероприятий был понятным, и обычно все это заканчивалось мордобоем из-за баб. Иногда там наездами была «мордва». Что это такое, никто не знал, но так обозначали определённую не совсем местную группу лиц, и эти наезды тоже заканчивались мордобоем.
Кроме гопников и афганцев, из неформалов были только металлисты, которые отрывались на других дискотеках в местах типа ДК им. Русакова или ДК «Алмаз», но этот меломанский стиль меня отвращал тем, что предпочитали его те же самые гопники и птушники. Хотелось чего-то иного.
Как-то раз по телевизору я увидел песню Михаила Боярского, что-то там про «Бом-Бом, бьют часы двенадцать раз»: какой-то советский сюрреалистический бредняк, которым был забит телеэфир. Но на подтанцовке в этом почти клипе двигались люди, поразившие мое подростковое воображение: оказывается, что было и в этом совке кое-что интересное. Я видел и ранее, как в пионерском лагере на дискотеке какой-то парень непонятно сокращался; на вопрос о том, что сие значит, он ответил, что это, мол, модное танцевальное направление «Брэк»...
Надо сказать, что практически вся зарубежная модно-молодёжная информация доходила искажённой и переиначенной на местный лад. Но людей, танцевавших в 86-м году на советском экране, можно считать ключевым моментом в моей жизни. Потом, конечно же,
я услышал знаменитейшую «помойку» (Харби Хенкок), как мы её называли, которая вошла саундтреком в фильм «Курьер», где танцевали какие то ребята из «Молока».
Для меня это было то, что я искал. Вполне новационное и яркое: новая и не гопническая форма самовыражения. То, чему можно было учиться и не стыдно показывать сверстникам. Но я не знал тогда никого и почти ничего, поэтому судорожно стал искать всё, что с этим направлением связано. В центр я выезжать как-то стремался, потому что город наполнился слухами о прессующих всех подряд «люберах»; правда, один раз я все-таки сподобился и насмотрелся на все чудачества, которые в этот период творились на улицах. При этом слухи в неформальном мире передавались через всяческие дискотечные тусовки, и я уже тогда знал, что на Арбате в районе кафе «Арба» собираются люди, танцующие брейк. Причем центровые брейкеры, о которых доходили слухи и легенды, были причисляемы и к мажорам и утюгам: в силу того, что эти две группы находились в плотном общении на предмет обмена модной одежды и записей. Я же находился в омуте местных событий, пока в том же году, буквально на фонарном столбе, не обнаружил объявление о наборе в студию «Зеркало», которая занималась обучением спортивному рок-н-роллу, шейку и брейк дансу. Конечно же, меня вставило туда записаться, и, конечно же, научиться там многому не было никакой возможности. Но дядечка, который там преподавал, познакомил меня с уже состоявшимися брейкерами. Так я начал постепенно втягиваться в мир, ранее не знакомый. Сейчас, с высоты прожитых лет, иронично можно отметить факт, что те, кто умудрились отточить какое либо движение, тут же включали забавный подростковый пафос: к некоторым брейкерам даже подойти-то было не просто, не то чтобы у них поучиться. В студии было два брата абсолютно разного роста, которые очень забавно смотрелись в синхроне, и от них я услышал, что всем было бы неплохо танцевать на уровне людей из «Меркурия»; они назвали имена Кости Михайлова и Игоря Захарова. Тогда эти люди уже были признаны через всесоюзные фестивали и канонизированы по всему Союзу.
Внешний вид у брейкеров в 86-87-м году сильно разнился. Лично для меня, в силу возраста и возможностей, белые перчатки и узкие очки, как у некоторых персонажей, были абсолютной экзотикой; поэтому мне, пареньку из рабочего района, приходилось как-то выкручиваться и импровизировать.
Помню, пошла серия первых конкурсов и фестивалей в Москве; на ВДНХ выступал «Меркурий» и огромная толпа уже уличных брейкеров, которые на фоне серо-красных советских улиц смотрелись весьма ярко и экзотично. Я же ходил в РО (рабочая одежда), сшитой по джинсовым лекалам: клетчатая рубашка, чуть ли не мамин платок на шее, белые кеды. Такое жалкое подобие американского стиля, активно внедрявшееся через утюгов и гамщиков… Причем причёски какой-то у меня вовсе не было: я всё ещё о ней мечтал, но в московской среде утвердился стиляжий стайлинг на голове, под Олега Кошевого. Совсем короткие причёски были редкостью. И вот на ВДНХ я остолбенел от обилия соратников и обнаружил, что западная стилистика, по крупицам доходившая непонятными путями и адаптировавшаяся в оригинальных вариантах, вместе с новыми рекрутами привнесла копирование уже не западной, а оригинальной советской вариации. Новоприбывшие начинали копировать стиль своих местных авторитетов; так что я уже что-то умел сам и постарался приобщиться к новой коммуникации на равных.
Тогда же знакомые затащили меня в «Молоко», где я увидел группу «Хип-Хоп» в оранжевых ветровках. Колючий (ныне лидер «Би Пипл» ), Банан, там же встретил Дельфина. Все были прикинуты офигенно. И я в своем нелепом прикиде чувствовал себя каким-то гадким утенком.
Когда я пришел в 88-м году на Арбат, то встретил всех тех же людей, неподалеку от «Арбы», где на «аттракции» тусовались брейкера. Ваня Синий, Попс, у которого я много чему научился. При этом очень удивился тому, что мы с ним живем неподалёку, но как-то не пересекались. Это отчасти объяснялось тем, что субкультурный люд отчаяно шифровался и всячески сторонился обычных граждан.
Андрей Литва
Рисование как-то с детства началось, а потом переросло в необходимость, которую надо было подкреплять знаниями. За ними я и обратился в детскую художественную школу. Но этого не хватило для самореализации. Нужна была информация, а где её взять в Матвеевке? Конечно, это была периферия, и все стремились в центр столицы.
В Парке Культуры я обнаружил клуб, в который потом перетащил всех своих знакомых. А клубная площадка (это была «Времена года») уже тогда была с платным входом. Надо было платить 1 р. 50 коп., на которые можно было получить, помимо прохода, кофе и мороженое. Сам понимаешь, никто не собирался платить, и мы прятали одежду в баках из-под мороженого, делая вид, что только что вышли изнутри... Дельфин с Виноградом появились позже. Когда брейк-данс попёр. Вот вроде бы всего-ничего промежуток по времени, а частота событий была просто убийственной…
Репертуар же на этих дискотеках был «понятным». «Модерн Толкинг» и модный среди гопников и не продвинутых студентов диск-жокей Минаев, который отрабатывал свои плагиатные песни по всей Москве. Прям в нагляк брал популярные мелодии и какой-то свой бред и в минус-один озвучивал скороговоркой.
Как брейк-данс появился в Советском Союзе: Интервью с первыми советскими брейкерами. Изображение №11.
Музыкальные пристрастия у нас были иные, альтернативные: слушали «Кисс» да «Эксепт», а комнатки у нас были увешаны переснятыми с журналов фотоплакатами.
Но поскольку кругозор хотелось расширять всесторонне, то вскоре методом посещения разных заведений была обнаружена большая молодежная туса в парке Горького. Которую стали посещать регулярно. Как раз в этот момент дискотечную Москву захлестнула волна иностранного нью-вейва, «Депеш Мода» и разной околоэлектронной музыки. На дискотеках стали появляться молодые люди в белых перчатках и модных узких очках, с чёлками и в штанах «бананах». Мы тоже влились в эту волну, меломански переключившись на «Крафтверк» и «Дюран-Дюран». Появились там и брейкеры. Вся площадь «Времён года» в фестивальный период 85-го года была забита до отказа; поделённая по секторам площадка выглядела как пицца, где на колбасных пятаках, окружённых молодежным «тестом», крутились, ломались и ползали разные нарядные человечки. Девушки, конечно же, от происходящего были в экстазе. Тогда еще случилась эпоха начёсов и чёлок, курток с люрексом и засученными рукавами; чуть позже появились телки в ажурных, обязательно чёрных, чулках. Совсем продвинутая молодёжь, быстро впитав новации, вернулась к строгому стилю и первым котротким причёскам у девушек. А остальная мода еще долгое время была вычурной, вызывающей и смешнейшей… Люберов в массе тогда ещё не было, они появились чуть позже и именно в таких местах скопления все ещё модной молодежи. Помимо ЦПКиО была еще «конюшня» в Битце и, конечно же, «Молоко» в олимпийской деревне. Я говорю о периоде, когда только-только на советские экраны вышел фильм «Курьер», посвящённый молодёжной проблематике. Конечно, мест было гораздо больше, но из Матвеевки их было не видать. К тому же следует отметить, что вся информация постуупала не через прессу, а от проверенных выездных товарищей; все новации, которые доходили в в форме слухов, встречались достаточно критически. После «Времён года» мы в «Молоке» столкнулись с таким феноменом, как «утюги». Утюги были и раньше, но их можно обозначить как тусовку людей, специализировавшихся на доставке – через контакты с иностранцами – модной одежды нуждающимся модникам из среды «золотой молодёжи» и субкультурному люду. И именно «Молоко» можно было назвать «утюжим» клубом, где подобный образ жизни культивировался.
При этом среда, к тому времени вытеснившая во многом обычных фарцовщиков, была поделена на стилевые классы. Те, кто повзрослей и посерьёзней, держались итальянского «кажуального» стиля. Не броского, но добротного и не советского. И «американисты» помоложе, которые держались спортивного стиля, во многом нашедшего отражение в брейкерской среде московских дискотек. Причем даже «Берёзки», где торговали не советскими товарами, уже не признавались. Всё доставалось личными усилиями и носило характер приключения и вызывающего поведения. Кроссовки, джинсы, валюта – и понеслось.
Там я встретился с Муравьем и Доктором. Такие мальчишки смышлёные, брейкеры-утюги. Там же первый раз появился чернявый толстоватый паренёк: в перчатках, значках и непонятках, который позже стал «отцом русского транса». Тимур Мамедов, он же «Мамед»,
у которого даже брейк тогда танцевать не очень получалось.
А на местности своей мы как то особо не заморачивались ничем, да и откуда там всему взяться? Маленький периферийный райончик, где все друг друга знали, но мы с товарищами держались особняком – я уже учился в художественном вузе и сторонился гопоты. Занимался живописью. Рисовал в жанре традиционного классического реализма. Товарищи тоже оказались увлечёнными. Было мне лет 15-16, и очень хотелось самостоятельности. По этой причине мы все и влились в неформальную среду города с того конца, с которого попали…
Динамика жизни моментально изменилась. Я еженедельно принимался в различные отделения милиции за несанкционированные валютные операции, при этом особую раздражительность у контролирующих органов вызывал обмен советских флагов на вражеские денежные единицы. Но откупиться было несложно, вся страна жила на взятках и нетрудовых доходах. При этом делая вид, что ничего этого не происходит. Утюги стали тем самым раздражителем, потому как нагло светились своим внешним видом и мнимым благополучием на фоне советской серости. Поэтому, видимо, и стали объектом различных нападок и ответного, ещё более усиленного выпендрёжа, который был пограничен с опусканием продажных контролирующих органов. А мнимое потому, что, при всех своих доходах, тратить деньги, кроме как на вещи и кутеж, подросткам и более взрослым советским деятелям «финансового фронта» было некуда. Ну и меломания ещё, конечно, была отдушиной. Я, влившись в среду, тогда рассекал в традиционной рабочей униформе: плаще «инспекторе», их у меня было несколько, «инспектора» на ногах и слаксы. Причем если «американизм» был востребован в уличной среде и у «гамщиков», менявших значки на иностранную жвачку, то «взрослая одежда» каким-то краем касалась отечественного «нью-вейва». Мало было достать чего-то, важнее было показать сверстникам, что это есть. Маршруты мои стали традиционными для многих утюгов-одиночек: Александровский сад и «Белка» (гостиница Белград); «Краску» и «Яшку» я как-то обходил стороной, потому как там были свои тусовки американисткого типа и как-то не тянуло в них вписываться. Конечно же, по пятам ходили «спецы», а к каждому отделению было приписано по несколько воинов-интернационалистов, которые формировали ДНД. Вот они на нас и отрывались.
А мы на них. Так и формировался скользкий путь протестного выпендрёжа, тем более что у нас в Матвеевке потом появилась панковская группа «АЫ», пользовавшаяся значительной популярностью. Они тоже участвовали в рок-лабораторских схемах, и там играл Миха, с которым нас по жизни впоследствии свела татуировка.
Но тогда ни о каких татуировках речи не было. Этот пласт начался в Питере 89-го года. Поехали мы в Питер и «бил» мне ныне покойный Лёня Пися – Череп. Я был горд своим «бутером», как и все, кто получал кусочек подобного «счастья» в тот стартовый период. Тогда же татуировка активно начала проникать в утюговскую среду и стала встречаться на знакомых. Был такой человечек, Попс. У него было забито запястье. Татуировка ещё не была прям уж такой модной, но становилась атрибутом неформальной среды.
Было странное время. Первая фестивальная волна неформалов и утюгов схлынула, но появились новые люди, которые вставали на брейкерские позиции; те же, кто был поматерее, отошли в плане стиля к классическому рокабилли. Тогда как раз новая волна неорокабилли пошла по Европе, и мы опять оказались в передовой меломанской теме.
Происходило это повторное становление на Арбате, где стилистически смешанные тусовки проводили массу времени. Прогрессивная тема. Можно было провести весь день на свежем воздухе, пообщаться с кучей разных людей, решить материальные проблемы и поехать оттягиваться.
Тогда уже прошла тема люберов, но ситуация при этом оставалась достаточно жёсткой. Утюгов того периода ловило по пять бригад оперов; с другой стороны были уже определившиеся быки и любера какой-то новой волны, совсем неприкаянные и из других городов. Причем помню точно, первые два быка, которые там появились, были Кирпич и Щека, специализировавшиеся на гоп-стопе «гамщиков», но их практически сразу же прессанули парнокопытные покруче. Работали они так: с ходу подходили, поднимали кого-нибудь за ногу, мерили размер обуви и буквально вытрясали подростков из «кишек». Когда подобные персоны появлялись в поле зрения, все «гамщики», толпившиеся на Арбате, с криками разбегались в разные стороны... Молодые были, да к тому же не могли физически постоять за себя. Так что приходилось окончательно взрослеть в достаточно жёстких условиях.
Тогда же открылась новая тема с отелем «Можайский», где стартанула какая-то начинающая банда. Специалистом товарно-денежных отношений в этих новых рамках почему-то оказался я, и мне доверяли магазинный пакет, доверху набитый деньгами. Вот такая была ежедневная общая выручка. Потом все это стало скучным и откровенно бесмысленно-опасным.
Я вернулся на Арбат, поставив два стола, с которых можно было отоваривать туристов атрибутикой уже почти легально. Рядом «стояли» рокеры Валера Пенс и Фриля, и в этот же период подтянулся контингент из иных рокерских сфер. К тому же это был период расцвета кооперации; все смешалось в одну кучу, но я как-то придерживался рок-н-ролльной темы, и она меня выруливала на правильные тропинки. А другая часть утюгов и гамщиков смешалась с ребятами, танцевавшими брейк на Арбате. Как бы финансово денежные круги влились в субкультурные, и все заработало на новом витке.