Материнская любовь, или как выглядит мужество
Я знаю, как выглядит настоящее мужество. Мне довелось узреть его шесть лет назад, и лишь с недавних пор я могу рассказывать о том происшествии без слез.
Когда наш самолет L10011 вылетал из аэропорта в Орландо, мы все были бодры и веселы. Этим ранним рейсом летели в основном очень серьезные люди, отправлявшиеся в Атланту на денек-другой по работе. Оглядывая салон, я видел костюмы от кутюр, дорогие стрижки, кожаные кейсы и прочие атрибуты большого бизнеса. Усевшись на свое место, я настроился на непродолжительный перелет и легкое чтиво.
Но едва мы оторвались от земли, стало ясно: что-то не так. Самолет бросало вверх-вниз и из стороны в сторону. Опытные путешественники, включая меня, поглядывали вокруг с усмешками знатоков. Мы своим видом давали друг другу понять, что уже не раз переживали подобные неудобства. Если тебе приходится много летать, ты периодически сталкиваешься с такими вещами и умеешь реагировать на них спокойно.
Однако скоро от нашего спокойствия не осталось и следа. Через несколько минут после взлета самолет стал резко терять высоту и заваливаться на одно крыло. Затем он снова набрал высоту, но лучше от этого не стало. Вскоре пилот сделал тревожное объявление:
— Возникли некоторые осложнения. Рулевое управление работает со сбоями. Согласно показаниям приборов, у нас проблемы с гидравлической системой. Мы возвращаемся в аэропорт в Орландо. Из-за неполадок в гидравлической системе мы не уверены, что шасси раскроются, поэтому сейчас стюардессы подготовят вас к жесткому приземлению. И если вы посмотрите в иллюминаторы, то увидите: чтобы облегчить самолет на случай проблем при посадке, мы сливаем топливо.
Иными словами, мы готовились к авиакатастрофе. Мне никогда не доводилось видеть более отрезвляющее зрелище, чем сотни галлонов топлива, струящиеся по иллюминаторам. Стюардессы объясняли людям, какое положение им следует занять в креслах, чтобы увеличить свои шансы на выживание, и успокаивали тех, у кого началась истерика.
Я был потрясен тем, как изменились лица пассажиров. Многие выглядели откровенно напуганными. Даже наиболее выдержанные осунулись и побледнели. Да-да, лица людей стали по-настоящему серыми, — никогда прежде я такого не видел. «Все боятся смерти», — подумалось мне. Я стал разглядывать пассажиров, ища хотя бы одного человека, сохранившего полное спокойствие, которое в подобных случаях является признаком подлинной отваги и глубокой веры.
И тут я услышал мелодичный ровный голос. За несколько рядов кресел от меня, слева, что-то говорила женщина – абсолютно нормальным тоном – никакой дрожи, никакого напряжения.
Лишь немногие вокруг сохраняли самообладание, вцепившись в подлокотники и стиснув зубы. Другие плакали, подвывали, кричали. Что касается меня, я не впал в истерику благодаря своей вере в Бога, но мне не удалось бы разговаривать так спокойно, как эта женщина. Наконец я ее увидел.
Посреди наступившего хаоса мать беседовала с ребенком – просто беседовала! Женщина лет за тридцать, ничем не примечательная на вид, говорила с дочерью лет четырех, глядя ей прямо в глаза. Девочка слушала очень внимательно, чувствуя важность маминых слов. Взгляд женщины настолько прочно удерживал внимание малышки, что та, казалось, совсем не замечала царящих вокруг страха и отчаяния.
В моем сознании мелькнул образ другой девочки, которая незадолго до этого уцелела в авиакатастрофе (об этом писали все газеты). Ей удалось выжить благодаря тому, что мать, прижав ее к себе, приняла удар. Мать погибла. Писали, что с девочкой пришлось много недель работать психологам, чтобы избавить ее от чувств вины и собственной ничтожности, которые часто преследуют выживших в автокатастрофах детей. Врачи были вынуждены снова и снова внушать девочке, что она ни капельки не виновата в смерти мамы. Я очень надеялся, что сейчас ничего подобного не произойдет.
Почему-то мне было необходимо услышать, что эта женщина говорит своей дочери. Наклонившись вперед, я каким-то чудом расслышал ее ласковую уверенную речь. Женщина снова и снова повторяла:
— Я тебя очень-очень люблю. Ты видь знаешь, что мама любит тебя больше всего на свете?
— Да, мамочка, — отвечала малышка.
— И помни, что бы ни случилось, я буду тебя любить. Ты – хорошая девочка. Иногда происходят плохие вещи, в которых ты ни капли не виновата. Но что бы ни происходило, я буду любить тебя всегда.
Затем мать прижала девочку к себе, пристегнулась к сиденью и приготовилась к катастрофе.
Вопреки ожиданиям экипажа гидравлика самолета сработала, и, казалось бы, неминуемой трагедии не произошло. Мы приземлились благополучно.
Женский голос, который я слышал тогда, в самолете, не дрогнул ни на миг. Слова матери звучали со спокойной уверенностью, казавшейся невозможной. Никто из нас, рациональных, трезво мыслящих бизнесменов, не смог бы в той ситуации сдержать дрожь в голосе. На это была способна лишь величайшая любовь к своему ребенку.
Вот так я увидел, что такое настоящий героизм – в готовящемся к крушению самолете. И мне довелось услышать голос подлинного мужества.
— Кэйси Хоули.
Фрагмент из книги «Бальзам для души. Встреча вторая»