Эмиль Альперин. Воспоминания узника Бухенвальда (8 фото)

Мы продолжаем публиковать выдержки из воспоминаний бывших узников концлагерей.
Военнопленный

До войны я жил в Одессе, в октябре был призван в армию и служил в Белостоке, это западная Белоруссия. Война коснулась меня буквально с первых минут. Началось страшное коллективное отступление. Цель была — соединиться с нашими войсками. Мы абсолютно не знали, что находимся в полном окружении, и двигались к Минску.

Вообще, я стараюсь эти моменты не всегда полностью рассказывать, потому что мы отступали, мы видели жуткую картину отступления. Особенно было жалко майский набор, кто был признан в мае месяце, они были абсолютно неподготовлены. Они прятались под машины, стоящие на трассе, а тут же налетала авиация, бомбила машины, и они тут же погибали.

Недалеко от Минска, по-моему, в городе Койданово, я был тяжело контужен и попал в плен. Меня привели на бывшую мельницу, там была масса военнопленных. Сутки, двое, третьи сутки — ни воды, ни пищи. Наконец-то пошел небольшой дождик, образовались лужи, и мы нашу армейскую сорочку клали на лужи и имели возможность глотнуть один, два глотка воды.

И вот, воспользовавшись дождиком, мы — нас было человек двенадцать — подрылись немного под проволоку и вышли с этого лагеря. По нам стреляли. Не знаю, все ли остались в живых, но потом я с двумя еще встретился.

Тогда, очевидно, нас кто-то предал: опять лагерь военнопленных уже в Слуцке. Смертность была колоссальнейшая. Умирали сотнями, тысячами. И я понял, что тут долго не проживешь. Да еще и стали объявлять по радио — кто выдаст жидов, кто выдаст коммунистов, политработников, получит буханку хлеба. И находились такие предатели, такие сволочи, я не боюсь этого слова, такие нелюди, что выдавали их, и они тут же уничтожались.

Ведь я еврей по национальности, и к моей беде я еще картавлю букву «р». И я все эти годы жил в очень страшном напряжении, и я лежа подбирал набор слов, которые давали бы мне возможность беседовать с окружающими и вместе с тем произносить слова, где не было буквы «р». Вот примерно, я не спросил у вас «который сейчас час?», спрашиваю — «как поздно сейчас?». Или расставаясь — многие уезжали, увозили, других привозили — я никогда не спрашивал «напиши мне твой адрес» — «напиши мне, где ты живешь». И что интересно, я поменял и фамилию.

Попав в плен, я взял имя Басманенко Дмитрий Александрович. С этой фамилией я прошел все дальнейшее пребывание в фашистских застенках. И вот знаете, я жалею, что опять стал Альпериным, я думаю, что я имел право это сделать. Но это уже… сейчас поздно об этом говорить.

Бухенвальд

Ехали мы более пяти суток. Получили так называемый сухой паек всего лишь только на двое суток. Все это было съедено. И приехали темной, дождливой ночью 1 марта 1944 года на конечную станцию. Какая станция была, еще не было известно. Мы прошли по дороге, подвели нас к каким-то металлическим железным воротам, над ними высилось деревянное строение, вычли по списку семьдесят четыре человека и провели через ворота. Сейчас я уж знаю, что это были ворота с циничной издевательской надписью «Jedem das seine» «Каждому свое».

Мы прошли бухенвальдскую площадь, нас завели в помещение бани. Где-то в часов пять зажегся свет, и появились люди в полосатой одежде. И подошел наш русский товарищ, спрашивает — «вы знаете, куда вы попали? Вы попали в лагерь смерти Бухенвальд». Но это еще нам тоже ни о чем не говорило, мы не знали, что из себя представлял Бухенвальд. И тут же спросили — «А сколько вас всех было человек, кого-нибудь оставили за воротами?» — да, оставили. «А вы сумеете опознать их одежду?» — да, сумеем. И многие опознали одежду тех, кого оставили за воротами.

Все они были уничтожены в «хитром домике» — в конюшне смерти. Это было бывшее помещение конюшни, где когда-то стояли лошади жены коменданта Эльзы Кох. В начале в этом помещении убивали просто выстрелом у стенки. А затем помещения конюшни были переоборудованы в медицинские кабинеты. И в этом «хитром домике» зверски были уничтожены восемь тысяч четыреста шестьдесят три только лишь наших, наших советских военнопленных. Вот, что обозначала эта надпись на воротах Бухенвальда.

По указанию Эльзы Кох в Бухенвальде строилась колоссальная ляйтгаля — манеж, где производились верховые испытания лошадей. Но манеж Эльза Кох использовала по-своему. По ее указанию туда водили когда тридцать, пятьдесят, шестьдесят заключенных. Она их сама расстанавливала вдоль стен манежа и, будучи одетая в костюме амазонки, сидя на лошади на полном скаку целилась по живым мишеням. И каждое такое занятие Эльзы обрывало десятки, десятки человеческих жизней. Эльза Кох стреляла очень метко.

Маленький «политзаключенный»

Если вначале в Бухенвальде было несколько тысяч детей, то к моменту восстания — апрель 1945 года — в живых осталось немногим более девятисот человек. Все остальные дети в Бухенвальде погибли. А вот самому маленькому узнику Бухенвальда не было даже и трех лет.

И на судьбе этого мальчика я хочу вскользь остановиться. Предвидя приближение нашей армии к Освенциму, фашисты начали эвакуацию заключенных, и один из таких этапов был привезен в Бухенвальд. Но буквально за час до его прибытия на Бухенвальд был совершен налет англо-американской авиации и одна из бомб попала в виллу помощника коменданта Шобента, убив двух его детей — мальчика и девочку. Жалко, что его там не было. Ему об этом позвонили по телефону, он сел в свою машину, попрощался с детьми и направился к месту приемки нового пополнения.

А дежурный ему доложил — господин начальник, с новым пополнением все в порядке, оно принято, если не считать, что с общей массой заключенных в вещевом мешке был пронесен маленький мальчик. Фашист сломя голову побежал в двадцать третий блок и в действительности увидел в углу сидящего истощенного, изнеможенного мужчину, а в ногах у него сидел маленький худенький мальчик. Глазки его пугливо бегали, они просили о помощи, просили о защите. И увидев его, фашист буквально как шакал набросился на старшего по блоку со следующими словами: «Кто дал тебе право сюда принести этого большевистского щенка?» А старший по блоку был заключенный и он, очевидно, забыл, что он является узником Бухенвальда, и он, подойдя вплотную к фашисту, ему ответил: «Господин начальник, вы всегда хвастаетесь тем, что уничтожаете большевиков лишь только за их политические взгляды, лишь только за их идею. Ну какая идея у этого маленького мальчика, какая идея была у вашего мальчика и девочки час тому назад, убитых бомбой?» Вопрос оказался настолько неожиданным, настолько ошеломляющим, что на какое-то мгновение сдали фашистские нервы. Он повернулся, вышел из блока, а на следующий день маленькому узнику Бухенвальда повесили очередной порядковый номер и треугольник красного цвета, а это обозначало, что он стал трехлетним политическим преступником Бухенвальда.
Восстание

И вот подпольный комитет узнает от немецкой охраны, что на 11 апреля в 17:00 назначено поголовное истребление всех тех, кто еще остался в Бухенвальде. Осталось более двадцати одной тысячи заключенных. Узнав об этом, срочно созывается заседание интернационального комитета — тогда оно уже не было подпольным, — где принимается решение опередить немцев, и 11 апреля в 15:15 поднять вооруженное восстание. Раздается находящееся в тайниках оружие, пишется воззвание всем узникам Бухенвальда, призывающее всех до одного встать на борьбу за свое освобождение. И будь проклят тот, кто забыл свой долг, спасует в этой последней и беспощадной схватке с фашизмом, так заканчивалось воззвание. И ровно в назначенное время — в 15:15 над Бухенвальдом разнеслось могучее русское «УРА!», и тысячи заключенных, вооруженных пистолетом, винтовкой, камнем, палками, металлическими прутьями, тряпьем для набрасывания на колючую проволоку, бросились на штурм бухенвальдских вышек.

Слева действовали немцы — им удалось отключить ток высокого напряжения, справа действовали французы. А стоявшие на вышке часовые — они вначале открыли ураганный пулеметный огонь, а затем они как-то опешили, они ведь не ожидали такого натиска. Основным оружием было не оружие в прямом смысле, его было немного, основное оружие был гнев людской, гнев, копившийся годами и наконец-то вылившийся наружу. И казалось, нет силы, способной остановить этот поток людского гнева. Они в панике отстреливаясь, бросили все военный городок. Туда хлынула вся масса восставших, и после часовой перестрелки городок был взят заключенными.

На следующий день в город Ваймер вошел батальон бывших узников Бухенвальда. А девятнадцатого апреля на колоссальной бухенвальдской площади — на площади, впитавшей столько человеческой крови, на площади видавшей столько человеческих мучений, — наконец-то состоялась первая свободная перекличка бывших узников Бухенвальда. Сюда вышли оставшиеся в живых двадцать одна тысяча уже не заключенных — двадцать одна тысяча человек, и шли они сюда под звуки национальных гимнов. Русские шли под звуки «Интернационала», французы — «Марсельезы», поляки — «Варшавянки», и вышли сюда для того, чтобы почтить память, память пятидесяти шести тысяч погибших в Бухенвальде.