Европа против Суворова

Граф Рымникский, князь Италийский, генералиссимус, кавалер почти всех российских и множества иностранных орденов. Заслуги Суворова были неоспоримы. И все их можно описать одной фразой: «Не проиграл ни одного сражения, причем все они были выиграны при численном превосходстве неприятеля». Нет, наверное, россиянина, который отозвался бы об Александре Васильевиче нелестно. Хотя в связи с активизацией антироссийской пропагандистской машины и в наших СМИ появилось несколько вбросов, порочащих славное имя.

Вообще-то нападки начались еще в ту пору, когда Суворов благодаря своему военному таланту получил широкую известность за пределами Отечества. Преуспевали в этом, конечно, французы, имевшие на него зуб. Не отставали нейтральные англичане и даже австрияки с немцами, которые вроде бы считались нашими союзниками.

Русский философ Иван Ильин, вынужденный жить долгое время за границей, изучив феномен русофобии в Европе, писал: «Никто из нас не учитывал, до какой степени общественное мнение Запада настроено против России и против Православной церкви: западные народы боятся нашего числа, нашего пространства, нашего единства, нашего душевно-духовного уклада и для самоуспокоения внушают себе, что русский народ варварский, тупой, привыкший к рабству, к бесправию и жестокости».

В 1800 году в Париже и Амстердаме вышла одна из первых книг о полководце, в которой рассказывалось о том, что «Суворов был всего-навсего смешным шутом, если бы не показал себя самым воинственным варваром. Это чудовище, которое заключает в теле обезьяны душу собаки и живодера. Аттила, его соотечественник и, вероятно, предок, не был ни столь удачлив, ни столь жесток. Ему присуща врожденная свирепость, занимающая место храбрости: он льет кровь по инстинкту, подобно тигру». Ненависть к Суворову уживалась с некомпетентностью и абсолютной исторической безграмотностью. Главными мотивами очернителей, конечно, были элементарные зависть и страх. Как верно пишет изучавший эту тему писатель Арсений Замостьянов, «в Лондоне и Париже начали судачить об эксцентричном пожилом русском генерале, чьи победы были слишком яркими, чтобы европейцы не бросали на них тень».

Австрийцы чаще всего обвиняли Суворова в том, что он воюет не по правилам, вопреки канонам стратегии и тактики, а победы его приписывались случайностям, фортуне, счастливому совпадению, на что Александр Васильевич возражал: «Один раз – счастье, два раза – счастье, помилуй бог! Надо же когда-нибудь и немножко умения!».

Но чаще всего обвиняли Суворова все-таки в крайней жестокости. Особенно поляки. Припоминали ему чрезмерные, по их мнению, жертвы подавления восстания 1794 года. Однако Суворов действовал адекватно боевой обстановке, и если в его солдат при штурме предместья Варшавы стреляли из окон практически всех жилых домов, то он лишь отвечал имеющимися у него силами и средствами. И сразу прекратил бой, когда противник начал сдаваться, выбросив белые флаги. Известен и его суровый приказ-напоминание к своим солдатам: «Победителю прилично великодушие. С пленными поступать человеколюбиво, стыдиться варварства. Сдающимся давай пощаду: грех напрасно убивать. Они такие же люди. Обывателя не обижать: он нас поит и кормит».

Суворов в отличие от тех же немцев, находившихся на русской службе, проявлял уважение к местным обычаям и законным властям, пресекал случаи мародерства. Вот что писал назначенный Суворовым новый комендант Варшавы Йозеф Орловский плененному Костюшко: «Вас могут утешить великодушие и умеренность победителей в отношении побежденных. Если они будут всегда поступать таким образом, наш народ, судя по его характеру, крепко привяжется к победителям».

Александр Суворов был велик не только своими победами, но и чистотой сердца, благородством, критерием которого была его честь. Только один пример из множества подобных: во время Итальянского похода в плен к русским попал раненый французский генерал Сальма. Его выхаживали в армейском госпитале. Случилось так, что француза ограбили лежавшие с ним в палате русские офицеры. Узнав об этом, Суворов пришел в негодование – воры, несмотря на боевые заслуги и награды, были разжалованы в рядовые и образцово наказаны. «Строгость требует величайшего соблюдения воинских правил», – писал Суворов. Его солдаты и офицеры знали принципиальность своего командира в вопросах чести и смело вверяли ему свои жизни.

Высокое благородство духа русского полководца не могло быть оценено по достоинству иностранцами, продолжавшими клеветать на Суворова. В их понимании русские по своей азиатской природе не могли обладать высокими морально-нравственными качествами, оставаясь варварами. Не удержался от соблазна пнуть русского медведя и популярный английский поэт, современник Суворова – Джордж Байрон. В своей поэме «Дон Жуан» он вывел образ полководца как человека кровожадного и беспощадного. Там, например, есть такие строки:

Суворов, сняв мундир, в одной рубашке,

Тренировал калмыков батальон,

Ругался, если кто-нибудь – бедняжка,

Неповоротлив был иль утомлен.

Искусство убивать штыкоми шашкой

Преподавал он ловко; верил он,

Что человеческое тело, без сомненья,

Лишь материал, пригодный для сраженья!

Суворов выставляется бессердечным даже по отношению к подчиненным. Однако хорошо известно, что практически все свои победы он одержал не только меньшими, чем у противника, силами, но и с меньшими в разы потерями, потому что по-настоящему берег своих солдат. Известна его отеческая забота о тех, с кем генералиссимус любил общаться и в походе, и на привале, находя в этом для себя большую пользу. Суворову были близки их тяготы и нужды, ведь службу он начинал рядовым мушкетером в Семеновском лейб-гвардейском полку, где прослужил шесть с половиной лет.

Недалеко от Байрона в живописании варварского поведения великого полководца ушли и некоторые современные рифмоплеты. Один из них, ныне покойный, опубликовал несколько лет назад стихотворение «Суворов». Чтоб понять, в каком виде прописан полководец, приведу лишь несколько строк:

Два столетья разговоров –

Книги, памятник, кино…

Все – Суворов! А что Суворов?

Полководец был с Махно…

Оттого, что везло побольше,

Задирал свой длиннючий нос –

Резал в Турции, вешал в Польше,

Пугачева на казнь повез.

Как видно, по прошествии двухсот лет все по-прежнему вращается вокруг необычайной везучести полководца и его кровожадности. Страшен врагам России и мертвый Суворов, не дает своими громкими победами покоя «гробокопателям». Словно предчувствуя это, Александр Васильевич писал: «Геройство побеждает храбрость, терпение – скорость, рассудок – ум, труд – лень, история – газеты».

Отдельного рассказа стоит попытка записать искреннего христианина, патриота и монархиста Александра Суворова в ряды врагов трона и Церкви – масонской организации. Слухи о его причастности к ней тянутся с Семилетней войны (1756–1763), в которой молодой Суворов принимал деятельное участие. В 1761 году губернатором только что завоеванной русскими Восточной Пруссии был назначен его отец – генерал-поручик Василий Иванович Суворов, которому хотелось собрать как можно больше информации о населявших эту землю людях, их настроениях и тайных обществах. Находясь в отпуске по ранению в резиденции отца Кенигсберге, молодой подполковник Суворов по просьбе дражайшего родителя наведался с разведывательными целями в местную масонскую ложу «К трем коронам», представившись там их единомышленником и братом из петербургской ложи «Три звезды», которой на самом деле никогда не существовало. Обрадованные визитом сына губернатора местные братья тут же записали оберст-лейтенанта Александра фон Суворофф в свою организацию.

В течение двух месяцев кенигсбергские братья числили Александра Суворова в списках и даже уведомили о нем берлинскую ложу. Но русский подполковник больше не появлялся. Выполнив поручение отца, Суворов-младший, который, кстати, не увидел в германском масонстве большой опасности для России, отбыл в действующую армию и с отличием сражался против пруссаков всю кампанию.

Роман Илющенко,
подполковник запаса