История 95-летнего гимнаста (20 фото)

Железный человек, Халк, Капитан Америка и Люди Икс всем ансамблем скромно стоят в сторонке. Наш супердед Михаил Ильич Цейтин круче их всех вместе взятых. За свои уже почти 96 лет легенда белорусского спорта видел плюс-минус все. Он падал из-под купола цирка и только по счастливой случайности не лишился ноги во время Второй мировой войны. Занимался вестибулярными аппаратами космонавтов и помогал минскому «Динамо» становиться чемпионом Союза. Его целовал Леонид Брежнев и развлекал своими разговорами Фидель Кастро. Спустя много-много лет Цейтин удобно располагается на диване и рассказывает Onliner.by, как планирует бросить курить.
* * *
Дела мои ничего. Нога только подводит. Ну, не сама нога, а позвоночник. У меня грыжа, она в ногу отдает. А так все нормально. Преподаю до сих пор в университете физкультуры. Студенты воспринимают меня хорошо. На мои лекции порой приходят даже выпускники. Преподаю я гимнастику — в теории и на практике. Так что стойку на руках выполняю довольно легко и сейчас.
Я начал заниматься в шесть лет. Был такой польский предприниматель Шаланговски. Он владел цирком. Однажды труппа оказалась в моих родных Горках. Я увидел первое выступление на базарной площади, и мне очень понравилось. На второй день прибежал на площадь и стал повторять все, что запомнил. Естественно, кто-то из артистов увидел меня.

Правда, из цирка пришлось уйти. Мне еще не исполнилось одиннадцати, когда я упал из-под купола. Метров 12 высота. Приземлился тогда между бортиком и выходом, сломал два остистых отростка позвоночника — хорошо еще, что мозг спинной не порвал. Полгода потом пролежал в гипсе. В общем, уехал обратно в Горки. А когда выздоровел, занялся спортивной гимнастикой. У меня, кстати, сохранилась фотография 1934 года. Там запечатлена сборная команда юношей гимнастов из Горецкого района. Мы вошли в тройку сильнейших команд по БССР и поехали на союзный гимнастический праздник пионеров и школьников

К началу войны у меня уже был значок ГТО второй ступени. Для его получения надо было выполнить очень серьезные физические нормативы. Требовалось и лошадью управлять, и мотоциклом владеть, и с парашютом прыгать. Самым сложным для меня оказалось плавание. Тяжелейший норматив. Нужно было сброситься любым способом с пятиметровой вышки в военной форме и с оружием, вынести это оружие на бортик, проплыть 80 метров, затем собрать 12 тарелочек, которые лежали на дне, а на закуску помочь утопающему. И все это не ступая на берег.
Когда началась война, у меня уже было три прыжка с парашютом. Потому меня и определили в авиацию. Гимнастическая подготовка оказалась полезной. Помню, пошла эпидемия тифа, причем какого-то очень сильного тифа. Так нам прислали лекарства — уколы. Очень тяжелые, но надо. Все-таки примерно 50% состава теряло летное время из-за болезни.
Когда наш полк приехал на прививку, я попросил начальника штаба, чтобы весь летно-подъемный состав после процедуры отдали мне на упражнения. Командир согласился. Дал я им нагрузки минут на 40. И знаете, после этого в нашем полку не было потери летного времени. Новость об этом дошла до главного маршала авиации Александра Новикова. Так он мне выписал благодарность [улыбается — прим. Onliner.by]. Приказ №4 от 1942 года за подписью главного маршала авиации, как сейчас помню.

Мы летали на штурмовиках Ил-2. Как-то техник нашей эскадрильи неделю не спал. Вот и забыл вытащить предохранительную чеку от ФАБ-250 — фугасной авиабомбы. В итоге мне пришлось вылезать на крыло и подпиливать тросик на высоте 1800 метров. Иначе бомба не сработала бы.
Война. Уберечься не получилось, на реке Сосна получил осколочное ранение: меня задело куском мины. Елец, Орловская область. Сразу же отправили в Тамбов. Даже не в сам Тамбов, а в село Красненькое, которое находится рядом. Госпиталь располагался в бывшей школе. Там приняли быстрое решение об ампутации ноги. Операция была назначена на утро. Госпиталь военный — никто ничего не спрашивал. Отрезать и отрезать. Да, гангрены нет, но на всякий случай надо ампутировать. Правда, ночью госпиталь стали бомбить.
Нас погрузили в товарный поезд. Неходячих, и меня в том числе, определили в подвесные люльки и повезли в Уфу. 19 суток мы ехали. 19 суток без перевязки, голодные…

Разгрузили нас в Уфе. Стали сортировать. Меня куда? В операционную — на ампутацию. Я говорю санитару: «Знаешь, ногу мою нельзя ампутировать. Я спортсмен. Плюс пальцы чувствую. Нет у меня гангрены». Он говорит: «Я ничего не могу сделать. Это же военный госпиталь. Но завтра утром нас должен посетить генерал Цыпкин. Это начальник хирургического управления Южно-Уральского военного округа. Вот он может решить твой вопрос». Фантастическая удача. Я ведь учился в институте физкультуры. И травматологию нам преподавал именно Борис Наумович Цыпкин. «Скажите, что здесь его ученик!»
Санитар, надо его поблагодарить, сказал. Утром вижу: идет Цыпкин. А он полный такой. Приходит и говорит с улыбкой: «Ну, где тут мой родственник?» Узнал сразу: «Давай, посмотрю твою ногу». Сделал разрез. Я даже видел свою кость. А вокруг черви — белые такие, крупные. Всей ногой овладели. «Вот они тебя и спасли, — сказал Цыпкин. — Всю грязь поели. Не будет у тебя гангрены, не надо ничего ампутировать».
После войны Цыпкин продолжал у нас преподавать. Классный был мужик. Работал главврачом в третьей клинике. К нему можно было обратиться даже в трамвае. И Борис Наумович чуть ли не на месте начинал осмотр.Разгрузили нас в Уфе. Стали сортировать. Меня куда? В операционную — на ампутацию. Я говорю санитару: «Знаешь, ногу мою нельзя ампутировать. Я спортсмен. Плюс пальцы чувствую. Нет у меня гангрены». Он говорит: «Я ничего не могу сделать. Это же военный госпиталь. Но завтра утром нас должен посетить генерал Цыпкин. Это начальник хирургического управления Южно-Уральского военного округа. Вот он может решить твой вопрос». Фантастическая удача. Я ведь учился в институте физкультуры. И травматологию нам преподавал именно Борис Наумович Цыпкин. «Скажите, что здесь его ученик!»
Санитар, надо его поблагодарить, сказал. Утром вижу: идет Цыпкин. А он полный такой. Приходит и говорит с улыбкой: «Ну, где тут мой родственник?» Узнал сразу: «Давай, посмотрю твою ногу». Сделал разрез. Я даже видел свою кость. А вокруг черви — белые такие, крупные. Всей ногой овладели. «Вот они тебя и спасли, — сказал Цыпкин. — Всю грязь поели. Не будет у тебя гангрены, не надо ничего ампутировать».
После войны Цыпкин продолжал у нас преподавать. Классный был мужик. Работал главврачом в третьей клинике. К нему можно было обратиться даже в трамвае. И Борис Наумович чуть ли не на месте начинал осмотр.

Я продолжил заниматься спортом. В 1948 году меня включили в советскую делегацию на одиннадцатый всемирный Сокольский слет. Руководил ею Семен Михайлович Буденный. Американцев было 3500, французов — 3000, нас — 500. И мы выступили лучше всех. На второй день приехал довольный посол: «Дипломаты за 20 лет не смогли бы сделать то, что вы сделали одним выступлением!»
А у нас действительно был довольно интересный номер. Мы взяли трехколесный мотоцикл, сняли коляску, установили 10-метровый металлический шест. Я забрался на него, сделал стойку на руках и проехал в таком положении весь стадион. А впереди — знаменитая гимнастка Гороховская. Такой же мотоцикл, такой же шест, только она выполняла «ласточку». Да, хорошее выступление. На глазах у двухсот тысяч зрителей.

Я был учеником Александра Губанова. Талантливейший мужик. Он был одним из лучших режиссеров массовых действий в Союзе. При нем мы стали делать знаменитую гимнастическую вазу. Губанов ценил меня и привлекал к своей работе.

В 1969 году в стране широко праздновалось 50-летие БССР. Дело было в конце декабря. Богатая постановка. Тогда по проспекту прошли пятьдесят Дедов Морозов. Четверо из них были с автоматами. На праздник приехал лично Брежнев.
На следующий день во Дворце спорта состоялся праздник молодежи. Я был его главным режиссером. Брежневу очень понравился концерт. Я получил приглашение в комнату отдыха под правительственной ложей. Помню, поцеловал меня Брежнев и сказал Машерову: «Я всем первым секретарям на вашем примере показал, как надо воспитывать молодежь». Хотя, честно говоря, я до сих пор не понимаю, при чем тут воспитание…
Брежнев вернулся в Москву. К нему как раз приехал Цэдэнбал: «У нас в 1971 году 50-летие монгольской революции. Нужен специалист». Брежнев тут же ответил: «А возьмите этого, из Беларуси». Ну, раз Брежнев сказал — значит, надо готовить документы. Я поехал знакомиться с Монголией и затем два года готовил праздник. Он состоялся 11 июля 1971-го.

В Улан-Баторе собрались все генеральные секретари соцстран. На второй день Цэдэнбал устроил загородный отдых. Позвали и нас с женой. Там познакомились со всеми знаменитыми политиками. Кастро очень запомнился. Ну очень говорливый мужик, просто страшно говорливый. Но приятный. О чем мы говорили? Да так, ни о чем. О политике не общались.
За политику мне досталось чуть позже. У нас тогда были очень плохие отношения с Китаем. И вдруг после окончания монгольского праздника нас с женой позвали на прием в китайское посольство. Ну, я позвонил послу: «Как быть?» — «Идти, — говорит, — надо обязательно идти! Они же почти никого не приглашают». Пошел. Думал, мило пообщаемся. А они так на меня навалились: «Вы предатель!» — «Я же физкультурник!» — «Вы ревизионисты. Вы нас бросили!» Сходил, называется, на прием.
Хотя приятного всегда было больше. В то время мы активно осваивали космос. И Титов после одного полета получил функциональное расстройство вестибулярного организатора. А это как раз моя тема. Я накануне выступал с докладом про вестибулярный аппарат. В общем, все совпало. Меня пригласили в Звездный городок.
Я разработал программу по укреплению вестибулярного аппарата. Проект до недавнего времени был засекречен. Когда уехал из Минска, никто вообще не знал, куда я направился. Ну, спортсмен же, на сборы, наверное, поехал. Я дал 20 расписок. Полгода проверяли, не шпион ли я. Минск бомбили телеграммами и требовали, чтобы меня быстрее отправили к космонавтам. В итоге все сложилось.

Приехал я в Звездный городок. Великолепное место, просто царские условия. Да и космонавты — люди интересные. У нас были прекрасные отношения. Хотя между собой ребята сохраняли какое-то напряжение: жесткая конкуренция, очень жесткая. Не дай бог кто-то пробудет в барокамере на пять-шесть секунд дольше… Ой… Со стороны этот нерв был заметен.
Помню, как-то меня провожали домой Волков и Титов. Поехали мы в Шереметьево… и опоздали на самолет. Но ребята меня одного не бросили, остались ждать следующего рейса. А он в 6 утра. Надо было время скоротать. Ну, мы нашли какую-то банку под стакан, очистили ее и просидели всю ночь под лестницей — водку пили.
Кстати, вот фото с Титовым. Сделано в 1974 году. Это уже после нашей работы в Звездном городке.

Интересно было. Я доволен. Знаете, я до сих пор не сформулировал для себя секретов долголетия. Убежден лишь в том, что человеку для сохранения здоровья нужны постоянные положительные стрессы. Я пользуюсь ими всю жизнь. Когда был спортсменом, наслаждался предстартовой лихорадкой накануне соревнований. Потом испытывал положительное волнение за учеников. Теперь радуюсь, когда, готовясь к лекции, нахожу какую-нибудь разумную мысль, которую могу использовать. Очень важный момент.
При этом я никогда не делал зарядку. Зачем? У меня и так хватало движения в течение дня. Диеты я тоже не понимаю. Сало в два часа ночи? Нормально. Есть надо то, что хочешь.

Ну и курить я все никак не брошу. Хотя хочу. Сигареты курю, иногда трубку. Но мало, пять-шесть сигарет в день. Правда, полностью отказаться от них пока не получается. А курю уже больше 80 лет. Это еще с цирка. Меня старшие научили — ну, я и подхватил.
Помню, были такие сигареты без фильтра… «Прима» назывались. Крепкие-крепкие. Я возил на чемпионат мира во Францию команду по акробатике. И вот сидел как-то и решил закурить. Затянулся я своей «Примой», выдохнул — и началось.
Подходит ко мне официант, говорит: «Марихуана?» — «Нет». Он принюхивается: «Марихуана!» Разворачивается и уходит. Направляется к другому официанту. Вижу, они разговаривают и на меня смотрят. В итоге идут ко мне оба: «Марихуана!» — «Нет». И показываю им пачку. Они ее как увидели, так только и сказать смогли что «Ой-ой-ой» «Приму» ребята запомнили надолго.

Нынешнего ЗОЖа я тоже не понимаю. Если грамотно ко всему относиться, то какая разница, зал или квартира? Мы с вами сидим в обычной комнате обычной минской квартиры, и здесь примерно четыре-пять тренажеров: стол, стул, диван, ковер. На ковре можно делать упражнения для пресса, для рук. Стол очень подходит для спины. Поэтому теперешний ЗОЖ — это одни только разговоры. Не стоит сравнивать довоенный культ физического развития и сегодняшний ЗОЖ. Посмотрите на групповые фотографии двадцатых или тридцатых годов и взгляните на более свежие снимки. Можно даже выложить их в ряд и отследить угасание.
Хотя я все равно верю в лучшее. В общем, следите за здоровьем. И ни в коем случае не позволяйте себе никаких зависти и злости! Это главное.