Горняк Евгений Полушин после взрыва газа в шахте "Северная" вынес на руках раненого коллегу

Об аварии

Схема шахты напоминает переплетение водопроводных труб: выработка начинается на глубине 750 метров от вертикального «ствола» для спуска под землю, и переходит в многокилометровую систему откаточных путей, от которых расходятся штреки, километра три длиной, между ними пробиты переходы, так называемые «вентсбойки». В таких узких пространствах взрывная волна начинает распространяться по тоннелям, пока не потеряет мощность.

25-го февраля, на момент взрыва я находился в начале штрека «323-Ю» 4-го пласта, проверял привод транспортировочной ленты. Я электрослесарь, и мое дело – следить за аппаратурой. Основная группа горняков нашего участка работала в конце штрека на «проходке», то есть зарубались дальше по пласту. Сейчас это делается специальными механизированными комплексами. Бахнуло метрах в пятьсот от меня со стороны 12-го участка: взорвался содержащийся в угольной породе метан – это ни с чем не перепутаешь. Газодетекторы, которыми оснащена шахта, срабатывают не мгновенно: пока они зафиксируют высокую концентрацию газа, пока передадут данные на пульт, и пока система вырубит электричество, проходит секунд 30. За это время при мощном выбросе – любая искра… и взрыв!

Подышав немного через самоспасатель, я на ощупь добрался до стационарного телефона и позвонил диспетчеру, сообщил, что случилось, с какой стороны пришла волна. Потом стал звонить по забоям, спрашивал рабочих, все ли в порядке. Говорил всем: «Собирайтесь и выходите нагора». То есть к стволу, ведущему на поверхность.

О раненом

Я пошел на свежую струю – в ту сторону, откуда с поверхности в шахту подается воздух. По пути встречались другие «выработки», то есть штреки. Видимость плохая, повсюду пыль, дым, гарь… Метров через двести я увидел в одной такой выработке луч света. Он не двигался, просто бил снизу вверх под углом. Кроме луча почти ничего не было видно. Я подобрался поближе: это был фонарь, который крепится на поясе, он просто валялся в камнях, и от него шел провод. Потянув за провод, я увидел Заура, знакомого коллегу с другого участка. Мы не то чтобы дружили – так… здоровались, болтали иногда.

Я его потормошил – он признаков жизни не подаёт. Тогда я закинул его на плечи и пополз с ним, можно сказать, на карачках, потому что если подняться, задохнуться можно было, а возле пола – еще терпимо. В самоспасатель не включался, экономил его ресурс на случай еще большего задымления.

Об эвакуации

Когда я вынес Заура на свежую струю, стал его осматривать: глаза, нос, рот – все у него было запечатано угольной пылью и грязью. Я освободил от грязи рот, глаза почистил… Просветил фонарем зрачки – они не реагировали. Видимых повреждений не было, но он трясся весь. Знаете… когда контузия, человек трясется. Я положил его на бок (мало ли… чтобы была возможность кровь отхаркивать, если легкие вдруг пробиты), а сам пошел к стационарному телефону, который рядом был.

Позвонил в нарядную, сказал, что нашел человека без сознания, что надо подать скорую на ствол. Еще попросил начальство, чтобы они звонили на телефоны, расположенные по пути следования покидающих шахту людей; говорю: «Если возьмут трубку, скажите, что б пришли на помощь». Я знал, что по стандартному плану ликвидации аварии мои парни пойдут по другой выработке, и, если людям не сообщить, ко мне никто не придет. До ствола было еще полтора километра – донести-то я его донес бы, но сколько времени это заняло бы…

Я протащил Заура еще метров триста и увидел доски. Стал из этих досок собирать носилки. Минут через двадцать ко мне подоспели двое парней с моего участка – им начальник по пути дозвонился. Мы погрузили Заура на самодельные носилки и понесли его нагора. Метров пятьсот еще прошли, видим: навстречу едет дизелевоз – водитель Виталий Полищук выдвинулся за людьми, несмотря на опасность. Погрузили Заура на транспорт, к тому моменту еще люди подошли, человек пятнадцать, и мы поехали к стволу. Там сели все в клеть и поднялись на поверхность, где нас уже ждали спасатели.

О жертвах

Это был первый день трагических событий на шахте «Северная». В тот день 111 человек находились под землей, о 4-х погибших стало известно практически сразу, количество эвакуированных – 81, мы выходили последними. Только мы поднялись на поверхность, как в шахте произошел второй взрыв, более мощный! На тот момент судьба 26 человек была неизвестна. Если после первого взрыва еще была надежда, что они выжили, то после второго мне стало ясно: шансов у них нет. Да и мы, если бы задержались на несколько минут, все там остались бы.

О причинах трагедии

Уверен на 99 процентов, что эту аварию можно было предотвратить. Я считаю, большинство трагедий на шахтах происходят из-за того, что руководство экономит на технике безопасности. На рабочих давят угрозами увольнения, чтобы они продолжали работать в условиях неоправданного риска.

Вот пример. Уголь рубит механизированный комплекс, состоящий из множества секций, который мы называем «лава» (он может достигать трехсот метров в ширину). Пройденные участки должны сразу же обрушаться. Для этого необходимо делать так называемую «разгрузку пласта»: еще перед проходом комплекса в угле бурятся каналы, чтобы порода начала слегка проседать заранее. Если этого не делать, то после прохода «лавы» может образоваться недопустимо большая полость, обрушение которой с большой долей вероятности приведет к мощному выбросу взрывоопасного метана. Что, скорее всего, я считаю, и произошло на 12-м участке 4-го пласта, потому что там работы по разгрузке пласта не проводились. Для этого надо останавливать работы, нанимать специально обученных людей, тратить деньги и время. Зачем? Когда можно положиться на «авось».

Еще одна недопустимая халатность: на том участке была «задавлена» исходящая струя. Я объясню, что это значит… При добыче угля метан всегда в каком-то количестве выделяется, и для того, чтобы он не скапливался, предусмотрена система вентиляции шахт. Выработка, через которую загрязненный воздух выводится на поверхность, должна быть 3,2 метра в высоту и порядка 4,5 метра в ширину – такие параметры обеспечивают необходимую вентиляцию. А там диаметр был такой, что человек еле проходил. В процессе работ по добыче угля из-за перепадов давления в горной породе иногда проходы «задавливаются». В таких случаях нужно останавливать комбайн, загонять в вентиляционный штрек «проходчиков», чтобы они его расширили. А для этого нужно вынимать прежние крепления кровли и ставить новые, то есть опять – время и деньги.

Не раз слышал, как работники с 12-го участка жаловались, что нормального проветривания нет, что порода ведет себя пугающе: постоянно слышны «горные удары», которые не всегда приводят к обрушениям, но эти глухие звуки в горе – Бух! Бух! – верный признак опасности. Жаловались руководству, но ничего не было предпринято.

О проблеме в отрасли

У нас сейчас такая система управления: на главный руководящий пост в шахте, как правило, приходит человек, который горного образования не имеет. Он экономист! Он должен экономить и думать только о прибыли! Он в горнодобывающей промышленности совершенно не разбирается и поэтому делает все абы как: «А-а… пронесет!» Не пронесло, как видите…

О себе

Родился я в Воркуте, отец мой 30 лет проработал шахтером. У нас тут нормальный заработок только на шахте, поэтому выбирать работу не пришлось. Отучился на электрослесаря и – сразу под землю. Когда я на поверхности, в выходные, увлекаюсь страйкболом – это более жесткая и реалистичная игра, нежели пейнтбол, в котором стреляют шариками с краской. В страйкболе стреляют пластиковыми шариками, это больно. И наше оружие часто не отличить от настоящих боевых моделей. К нам на соревнования приезжают из других городов, потому что в Воркуте много заброшенных зданий, где можно устраивать весьма реалистичные сражения.

Сейчас я не женат, но у меня есть восьмилетний сын. Еще есть сестра, и вот теперь брат появился. Заур до сих пор в больнице – травма головы, несколько переломов… Мы общались после трагедии: говорит, брат я его теперь. Выйду, говорит, из больнички – посидим как следует…»