Николай Бурденко хотел быть священником, но стал врачом (6 фото)

140 лет назад, 3 июня 1876 года, в селе Каменка (теперь это небольшой городок в 75 км от Пензы) родился будущий великий хирург и организатор здравоохранения. Он оперировал на передовой, лично вынес сотни раненых с поля боя, лечил, будучи сам почти инвалидом, испытывая сильные боли после нескольких контузий и трёх кровоизлияний в мозг…
Правда, до 21 года юноша о врачебной профессии даже и не помышлял — отец, сын крепостного крестьянина, всю жизнь боровшийся с нищетой, прочил отпрыска по линии духовенства. Вот где сытая жизнь! А что касается учёбы, то до неё Коля с младенчества был жадный. Его история — словно воплощённый в жизнь рассказ Толстого «Филиппок». В 5 лет Коля сам пришёл в сельскую школу. Однако учитель всерьёз малолетнего ученика не воспринял и прогнал домой: «Мал ещё учиться!» Но упрямый малец стал ходить каждый день и сидеть под дверью класса, дожидаясь, пока ему разрешат учиться. Директор школы, видя упорство мальчугана, наконец сдался и разрешил приходить на уроки. После школы Николай с отличием закончил духовное училище, а потом духовную семинарию в Пензе, и его как лучшего ученика направили в духовную академию в Петербурге. Ещё чуть-чуть — и сан протоиерея (настоятель храма), а то и должность помощника епископа у него в кармане. Но он вдруг решает круто свернуть с намеченного твёрдого пути и поступать в Томский императорский университет на недавно открывшийся медицинский факультет.

В университете новоиспечённый студент-медик страстно увлёкся анатомией. Его талант был замечен, и вскоре Николаю предложили стать помощником прозектора — должность нелёгкая и копеечная, зато позволила отточить хирургические навыки. Унылым «ботаником», которого интересуют только учёные книжки и препарирование пособий, молодой Бурденко вовсе не был. Он активно участвовал в общественной жизни, в том числе студенческих протестах. А за участие в студенческой забастовке был отчислен из университета. Почти полгода проработал в обычной больнице фельдшером. Восстановился в университете. И снова был отчислен как неблагонадёжный. Поступил в Юрьевский университет (в городе Юрьеве, ныне — эстонский Тарту). Отчислен в третий раз. Казалось бы, обычный человек после таких явных «намёков судьбы» уже давно бы бросил попытки стать врачом. Но не таким был Бурденко. Неугомонный юноша отправился в Херсонскую губернию, где бушевала эпидемия сыпного тифа и острых детских инфекций. Проработал около года в колонии для больных туберкулёзом детей, коллеги-доктора подали ходатайство о восстановлении Бурденко в Юрьевском университете. Во время учёбы успел побывать добровольцем на русско-японской войне 1904 г., был впервые ранен. В 1906 г. экзамены на получение диплома лекаря он сдал с отличием. А ещё через три года стал доктором медицины.

Мало кому выпадает на долю такое обилие горячих точек, но Бурденко прошёл пять войн. И во всех — на передовой, спасая раненых, оперируя под свистом снарядов, организуя эвакуацию солдат в тыл. И при этом успевал собирать материал для научных исследований и статей, разработал новые методы оперирования и обработки огнестрельных ран, сделал немало открытий в лечении ранений и опухолей мозга. Именно он первым в стране начал оперировать на мозге. К слову, такие операции и в мире тогда были единичными — за таких больных хирурги боялись браться. А он оперирует, и с успехом. Безнадёжные больные выздоравливают, ослепшие из-за опухолей мозга начинают видеть. К началу 30-х годов XX века он становится известен на весь мир. Его умоляют взять к себе на операцию иностранцы — из Германии, Англии, Франции. На мастер-классы по оперированию мозга приезжают именитые иностранные хирурги. После одной из таких врач-американец не выдержал и воскликнул: «Русские нас превзошли!»

В 1941 он — главный хирург Красной армии. Но несмотря на высокую должность — опять на передовой. Однако вторая контузия — во время бомбардировки на переправе через Неву — не прошла бесследно. Вскоре Бурденко сразил инсульт, и он почти полностью потерял слух. Едва встав на ноги, этот героический доктор вновь лечит раненых. А в 1943 г. — возвращается на передовую. Современники вспоминали, что даже во время авианалёта он отказывался прятаться в бомбоубежище. Брал в руки инструменты и спокойно шёл в операционную со словами: «Раненые не могут спрятаться. Место врача — у постели больного». И оперировал почти без отдыха до позднего вечера.

Ещё до окончания войны, в декабре 1944 г., Николай Нилович создаёт Академию медицинских наук (сбылась его давняя мечта), пишет многочисленные труды по военно-полевой хирургии. Спешит работать, передавать опыт коллегам, словно чувствует, что дни его сочтены. В 1945-м — 2-й инсульт и потеря речи. А летом 1946-го — третий инсульт. Нет слуха, речи, почти не двигаются ноги, плохо слушаются руки… Но голова-то работает! И этот несгибаемый и мужественный человек пишет большую статью о лечении огнестрельных ранений во время войны к Всесоюзному съезду хирургов. Выступать он уже не мог, и доклад прочитал собравшимся его ученик. А через месяц великий хирург скончался.

Филипп Палеев, директор МОНИКИ, профессор РАН:

Для любого врача имя Николая Бурденко — это пример самоотверженности, преданности профессии и Родине. Сегодня стал историей каждый его шаг: от сданных на отлично экзаменов в Петербургской духовной академии и чтения наизусть «Евгения Онегина» до научных работ по народной медицине Восточной Сибири и службы врачом на русско-японской, Первой мировой, Гражданской, Финской и Великой Отечественной войнах. Если за 70 лет медицинские технологии ушли далеко, то организационные принципы, которые Бурденко заложил в здравоохранение, до сих пор являются во многом основополагающими.
Его имени мы обязаны национальной нейрохирургией, военно-полевой врачебной помощью, основанием Академии медицинских наук и Медицинского общества имени Н. И. Пирогова, первым в мире Центральным нейрохирургическим институтом и Первым Московским медицинским институтом им. И. М. Сеченова. Девизом Николая Бурденко были строчки из «Дома с мезонином» Антона Чехова: «Человек должен сознавать себя выше львов, тигров, звёзд, выше всего в природе, даже выше того, что непонятно и кажется чудесным, иначе он не человек, а мышь, которая всего боится».