Поездка по шаламовской Колыме (16 фото)

Наша небольшая экспедиция проехала по тем местам, где побывал заключенный Шаламов: от Магадана до Кадыкчана — шахтерского поселка, где не осталось ни одного человека, только пустые дома. Шахты, которые закладывал Шаламов в начале сороковых, взорваны, а в поселковые котельные уголь теперь большей частью завозится из-за границ области.

Лагерей на Колыме давно нет (кроме одного, небольшого, для «внутреннего пользования»), но, несмотря на все усилия местных властей, от недоброй памяти край до сих пор не избавился. В послесталинские времена на Колыме о лагерях рассказывали только бывшие заключенные и их дети — на кухнях и у костров — а самиздат и тамиздат оставались привилегией интеллигенции. Перестройка открыла архивы, начались публикации, экспедиции, была издана проза самого известного узника Севвостлага — Варлама Шаламова, и «лагерный» статус Колымы был прочно зафиксирован.

Колыма ХХ века началась с открытия золота и строительства лагерей. В 1932 году для добычи «металла № 1» был создан особый трест «Дальстрой» под руководством Эдуарда Берзина, который одним из первых опробовал массовое использование принудительного труда. Из Владивостока на пароходах пошли этапы с заключенными. И если при Берзине тяжелые условия жизни осужденных хотя бы не усугублялись, то после его ареста и расстрела как «японского агента», после того, как до Дальнего Востока дошла «ежовщина», Колыма, по словам физика и писателя Георгия Демидова, превратилась в «Освенцим без печей».

«За весь 1937 год на прииске “Партизан” со списочным составом две-три тысячи человек умерло два человека — один вольнонаемый, другой заключенный. Они были похоронены рядом под сопкой. На обеих могилах было нечто вроде обелисков — у вольного повыше, у заключенного пониже. В 1938 году на рытье могил стояла целая бригада».

(«Как это началось»)

По имеющимся архивным данным, с 1932 по 1953 год во входившие в систему «Дальстроя» Севвостлаг и Берлаг было отправлено 859 911 заключенных, из которых 7 800 заключенных бежали, 121 256 человек умерли и около 13 тысяч были расстреляны. Погиб почти каждый шестой — это один из самых высоких показателей смертности в ГУЛАГе. Энкавэдэшные писари иногда машинально писали «шт.», когда в Магадан приходил очередной пароход «с человеческим грузом на борту». Рабочий день «з/к» на золоте мог длиться до 15 часов, а работы прекращались, только когда температура воздуха опускалась ниже 50 градусов по Цельсию.

Можно представить ощущения людей, оставшихся колымской зимой (когда 50-градусные морозы не редкость) без отопления и полгода согревавшихся буржуйками, трубы которых торчали из всех окон. А через это в 90-е годы прошли многие поселки, десятки тысяч колымчан. В разговорах они повторяют одно и то же: «Нас бросили».

Главный экономический ресурс края остался прежним — золото. Во времена «Дальстроя» государство «снимало сливки» — золото добывалось там, где его было проще и быстрее всего взять. Технологии изменились, как и цены на мировом рынке, поэтому сейчас старательские артели стоят на тех же местах, где когда-то добывал золото заключенный Шаламов, перемывая долины ручьев и рек в третий, а то и в четвертый раз.

В 1955 году один бывший заключенный писал родным: «Я ни секунды не задержусь здесь, даже ради заработков». Встреченный нами три месяца назад участковый, которого мы подбрасывали по трассе, сказал: «На Колыме остаются только те, кому некуда ехать или те, кто может здесь заработать». На самом деле есть и третья категория — те, кто не хочет отсюда уезжать, кто — как бы пафосно ни звучало — любит этот край, привык к девятимесячной зиме, спокойствию, удивительной таежной красоте, охоте, рыбалке и не готов приспосабливаться к суетной жизни на материке. Но таких людей немного, большинство скорее смирилось с заброшенностью и живет либо воспоминаниями о счастливом прошлом, либо сегодняшним днем, наблюдая бездумное разрушение всего того, что они строили своими руками многие годы.

Поселок Эльген в сталинские времена был женским лагерем, где заключенные работали в сельскохозяйственном совхозе. Там отбывала срок Евгения Гинзбург, автор «Крутого маршрута», там умерла сестра жены Шаламова, которая за несколько дней до смерти нашла его в 40 километрах от Эльгена. После ликвидации лагеря совхоз сохранился, там выращивали огурцы, помидоры, картошку и даже пшеницу, которая, казалось, в условиях вечной мерзлоты не может существовать. О Севвостлаге долгое время напоминали несколько сохранившихся бараков, использовавшиеся как мастерские или склады. Но в 90-е годы, когда отопление в поселке отключили, оставшиеся жители разобрали бараки на дрова, и теперь от них остались только развалины. Так современная колымская катастрофа уничтожает следы предшествующей, навсегда зафиксированной в человеческой памяти.

Автор: Сергей Соловьев