Последняя из могикан (20 фото)

В эту деревню, которая затерялась между холмистых полей Берестовицкого района, мы приехали случайно. Искали вымершие деревни, а нашли обитаемую. Почти обитаемую. Населенный пункт, внешне безжизненный, тем не менее населен. Здесь живет бабушка Нина, собака Жучка и четыре кота.

Правда, у пожилой женщины есть еще соседка, но она уже долгое время лежит в больнице. Иногда сюда приезжают дачники, унаследовавшие дома в этой деревне. Но это случается не часто.
Сейчас маленькая деревушка практически заросла деревьями, кустарниками и виноградом. Когда-то тут было большое поселение — дворов 20, — и вовсю кипела жизнь.
— На ферме працавалі, у горад па выходных ездзілі да танцы арганізоўвалі, — говорит баба Нина.

Ее мы встречаем на пустынной мощеной камнем улице. Вокруг такая тишина, что через какое-то время нам, городским жителям, становится не по себе. Бабушка только улыбается и говорит, что ей совершенно не страшно, она привыкла.
Сначала пожилая женщина разговаривает с нами очень настороженно. Еще бы! Тут нечасто увидишь незнакомцев. А если они сюда и забредают, то неизвестно, чего от них можно ожидать.
— Пакралі ўсё у тых хатах, — бабушка показывает рукой в ту сторону деревни, где деревья и кусты потихоньку отвоевывают жизненное пространство. — Там былі старыя ложкі, дык на металалом пазабіралі, вокны пабілі ды вынеслі ўсё.
Бабушка вздыхает. Мародерство — бич белорусских опустевших деревень. Воры выносят все, что плохо лежит: иконы, старую мебель, вскрывают полы в поисках спрятанных нехитрых деревенских скарбов. Существует легенда, что под углы дома при строительстве клали монетки.
— Сапраўды, каменьчыкі-кругляшкі клалі туды, бо манетак часцяком не было, — говорит бабушка.

Баба Нина идет по центру улицы, чуть прихрамывая, опираясь на свою палочку. Я иду рядом. Природа потихоньку наступает, и уже вместо когда-то аккуратных садов здесь — поросли молодых слив, алычи и яблонь. Деревья буквально ломятся от плодов, но собирать урожай некому.
Бабушка протягивает мне белый налив, еще кисловатый, неспелый. Я стараюсь не кривиться, чтобы не обидеть хозяйку. Она молча улыбается и, кажется, все понимает. Мы идем мимо покосившихся домов. Женщина рассказывает, что вот в этой хате, которая сейчас стоит с разбитыми окнами, еще лет 10 назад жила ее подруга, а вот тут «мужык памёр, ды Гэля з’ехала ў горад да дзяцей». Сама бабушка уезжать отсюда не собирается. В Минске живет ее племянница. Зовет тетю в гости. Но пожилая женщина не представляет, что будет делать в большом городе. Она родилась здесь, в этой деревне. Всю жизнь проработала в местной дорожной организации — строила дороги.
— Што мы толькі не рабілі — і траву касілі, і асфальт клалі ды новыя дарогі майстравалі.
А вот побывать где-нибудь далеко от родных мест бабушке так не удалось.
— Ды і з дзецьмі неяк не атрымалася. Можа, калі б не слухала мужа, дык не была самотнай, — бабушка на миг задумывается и смотрит куда-то вдаль. На глазах у нее наворачиваются слезы.

Мы сидим на завалинке около маленького домика. Хатка стоит около самой дороги. Здесь когда-то жила подруга бабушки, но умерла. Баба Нина обитала на другом конце деревни, но та хата была уже совсем старая. Социальные службы предложили женщине переселиться в более подходящий пустующий дом. Согласилась, перевезла свой нехитрый скарб, собаку и котов. Правда, бабушка сокрушается, что тут курей негде держать — нет сарая.
Мне все время кажется, что я будто приехала к своей бабушке в гости. Баба Нина все говорит и говорит — слушателей здесь, конечно, мало — проведать приезжают социальные работники, автолавка заворачивает раз в неделю, да участковый время от времени заглядывает сюда. От полного одиночества спасает телевизор.
Бабушка рассказывает, что в доме напротив когда-то устраивали танцы — собиралась местная молодежь, приглашали гармониста — он в окрестных деревнях был нарасхват, — и танцевали до рассвета. Там бабушка познакомилась со своим будущем мужем. Но прожили вместе недолго.
— Піў, біў, — коротко описывает бабушка тот период своей жизни. — Развяліся, і я стала жыць у мамчынай хаце. Вось неяк так жыццё і прайшло. А я ўвесь час не магу паверыць, што ўжо 80 гадоў маю. Здаецца, вось па гэтай вуліцы ішла ў кароткай, да калена, спадніцы, а зараз у хустцы сяджу.
На вопрос, что бы бабушка изменила, если была бы такая возможность, отвечает, что родила бы ребенка и куда-нибудь съездила, а еще больше бы улыбалась и не беспокоилась по мелочам.

Дома протянулись вдоль единственной улицы, почти около каждого — колодцы, сейчас — заброшенные и грязные, покосившиеся заборчики и разросшиеся кусты. А раньше, наверняка, маленькие «гародзікі» перед домами, двор украшали разные цветы, в небольших окнах виднелись выбеленные занавески. Жизнь, особенно летом, тут кипела — детские голоса, скрип колес, собачий лай, звон колокольчиков коров, шедших на обед. А сейчас она просто ушла отсюда, как уходит сквозь песок вода. Да ведь именно так заканчивается целая эпоха, которую уже буквально завтра будут изучать по учебникам. Бабушка Нина в опустевшем населенном пункте — одна из немногих свидетелей времени, которое становится историей.

В нескольких десятках километрах отсюда стоит, по сути, деревня-близнец. Еще несколько месяцев назад здесь тоже жила единственная бабушка. Но ей было страшно одной находиться в обезлюдевшем местечке, и она попросилась в дом престарелых. Деревенька как будто спит. Кажется, что некоторые дома хозяева и не покидали — добротный забор, хлев, беседка из виноградной лозы… Вот-вот выйдет хозяин и пригласит в дом. Но нет, вокруг — какая-то звенящая тишина. Тут можно снимать фильмы в стиле хоррор, а также исторические ленты.
Что будет с этими опустевшими 20 дворами? Сюда вряд ли кто-то когда-нибудь вернется.
Бабушка о таких деревнях рассуждает просто:
— Калі была б тут праца, то і моладзь была б. У нас вунь ферма побач працавала. Зараз развалілася зусім. Даўно там не была — не бачыла, у якім яна стане. А зараз што? Нічога? Дык чаго тут сядзець? Шкада вёску, але нічога не паробіш…
А вот про свой быт она рассказывает с удовольствием. Зимой сама топит печку, еду готовит на маленькой плите. Из еды любит колбасу «смачную», но такой в автолавке нет. Кормит своих животных — «вось яшчэ адну котку нехта падкінуў - вам не трэба? Прыгожая!» — и старается, несмотря на больные ноги, гулять каждый день по деревне. Смотрит телевизор.

Правда, пропал любимый канал, один из двух, принимавшихся здесь. Мы пытаемся настроить антенну и — о, чудо! Сериал возвращается на экран, а телевизор в итоге начинает показывать восемь каналов, чему бабушка удивляется и радостно причитает:
— Навошта мне столькі!
Вспоминает она и про войну. И кажется, что тогда ей, 10-летней девочке, было не так страшно, как теперь вспоминать об этом. Однажды немцы согнали всех жителей деревни в хлев и пообещали сжечь, если найдут в домах какое-нибудь оружие. Не нашли. Жителей выпустили. Так все и спаслись. Говорит, что в окрестностях партизан не было.
Через несколько часов появляется странное ощущение, что в мире есть лишь эта деревенька и окрестные леса и поля вокруг нее. Нет ни больших городов, ни шумных автострад. Ничего, кроме этого умиротворяющего покоя. Уезжать отсюда не хочется, но пора.
На прощание бабушка говорит нам:
— Прыязжайце яшчэ. Я заўсёды тут.
Всё.