Чаепитие без палева
Служба в армии – сплошное ожидание. Сначала на ГСП ждёшь купцов и приезда в часть. Потом ждёшь присяги. Потом полугода службы и перехода из салабонов в молодые. В моём случае – из курсантов в молодые (сержантская учебка). Потом полгода – из молодых в черпаки. Далее ждёшь получения вожделенного звания «дед». Уже дедом с нетерпением дожидаешься ста дней до приказа. И, наконец, ты становишься «Дембелем»! Именно так, с большой буквы! Ибо Дембель в армии, как было метко отмечено в фильме «ДМБ», есть существо высшего порядка. Он уже вроде как и не солдат, хоть ещё и не гражданский. Это понимают все, от дедов до высшего командного состава. И, если первые дембелей (ладно, для удобства буду писать со строчной буквы) всячески уважают, оберегают, подкармливают и подпаивают, то вторые стараются их поменьше трогать и замечать. Дембеля это понимают и, в силу своего воспитания и знания жизни, ведут себя спокойно и с достоинством, лишний раз не отсвечивая, тихонечко наглаживают парадку и клеят фотки в дембельский альбом.
Опять же, дембель дембелю рознь. Кто-то всю службу прогибался и наушничал, эти уходят первыми домой, под дудки и большой бубен. Кто-то служил честно, не стучал, не филонил и отбарабанил своё почти без залётов. Эти уходят второй и третьей волной, без помпы, но с уважением. Последними уходят залётчики, раззвездяи и самоходы. И если у дембеля срок со дня призыва уже перевалил за два календарных года, он может гордо именовать себя «матросом» и прилепить себе на петлицы вместо эмблемы своего рода войск пару якорей, в честь доблестных служащих ВМФ, которым немилостивая карма отмерила три года службы.
Таким «матросом» я проболтался в части ровно два месяца. Ряды дембелей жидели, всё больше прощалось с полком, всё меньше оставалось с нами. Последними мы уходили вчетвером – я, Лёха Зуб, Валера Гудок и Дима Буданов. И если я и Зуб задержались реально за дело, то Гудка, по моему, мурыжили по недоразумению. Он и попался-то один раз, со мной в самоходе, ещё зимой, за что и так лишился любимого звания «ефрейтор». А Диму, наверное, держали просто за компанию со мной, так как мы всегда были вместе, всю службу, только он в самоволки со мной не ходил. А ведь внук генерала был, но прослужил честно, без блата. Бывают такие.
Но в тот момент, который я хочу описать, нас было ещё человек десять. Мы скучали. Нет, мы – СКУЧАЛИ! Все дембельские аккорды были уже отыграны, альбомы и парадки доведены до идеала, нас держали просто в назидание дедам. Мы ходили загорать на полигон, просто валялись в казармах, почти в наглую выходили в город. Однако, общепринятые нормы приходилось соблюдать. Поэтому пили мы редко и втихаря. И то, когда деды угощали. Однажды они презентовали нам несколько бутылок портвейна. Дело было днём, думали оставить их на после отбоя. Но тут Гарик Лысый (старший сержант Гололобов) предложил выпить их «поцивильному», с хорошей закуской, за столом. В обед. При всех.
Идея понравилась. Мы притаранили сумку со спиртным в столовую через задний ход, перелили сколько влезло в чайник и отдали его доверенному лицу из дежурных по кухне, завещая доливать в процессе опустошения. После чего чинно вошли через парадный вход и уселись за стол. Оказывая уважение дембелям, дежурные накрыли нам поляну. И посередине стола водрузили этот чайник. Мы с достоинством перекусили, потом разлили по кружкам «Агдам» и стали его потихоньку пить, прихлёбывая и не морщась. Конечно, на нас никто не обращал внимания. Слегка раздухарившись, мы усложнили эксперимент. Стали чокаться и говорить тосты за скорый дембель. Довольно громко. Офицеры, присутствующие в столовой поглядывали на нас с ухмылками, считая, что мы прикалываемся и таким образом тихо бунтуем против чрезмерного затягивания с увольнением. Постепенно мы стали пьянеть, языки начали заплетаться. А мы и не пытались этого скрывать, даже немного наигрывали. Офицеры хихикали и крутили пальцем у виска.
Тут к нам подошёл наш приятель прапорщик Колесников. Мы реально с ним дружили, так как он не имел личного состава в подчинении, заведовал какой-то мастерской и сам был залётчиком, а посему реноме потерять не боялся. Он снабжал меня гражданской одеждой для выхода в город, иногда мы с ним вместе выпивали. К тому же он был бабник, а у меня были связи в ближайшем женском общежитии.
- Вы чего, совсем с глузду съехали? – поинтересовался Колесо.
- А ты присядь, выпей с нами, – гостеприимно пригласил Лысый, - у нас знаешь какой чаёк крепкий.
- Спасибо, я уже пообедал и чаю попил, больше не хочу, – отнекнулся Колесо, но Лысый не унимался:
- Да ты попробуй, классный чаёк!
- Ну плесни полкружечки, – сломался прапор.
Ему налили, и он выпил. Долго молчал. Потом протянул кружку и хрипло выдавил:
- Ещё!
Ему накатили полную. Он выпил залпом, крякнул и полез за закуской. Выпил не как чай, а как портвейн, морщась и смачно выдыхая. Проходивший мимо офицер с отеческой укоризной взглянул на прапора и проворчал:
- И ты туда же, клоунаду устраиваешь…
Через час мы выползли из столовой и строем, спотыкаясь и горланя строевую песню «Кружилась в поле злая осень», направились на полигон спать под июньское солнышко. Командовал отрядом прапорщик Колесников.