Пауль Зиберт - последний день (8 фото)

«Пускай ты умер!.. Но в песне смелых и сильных духом всегда ты будешь живым примером, призывом гордым к свободе, к свету!»

12 февраля в восемнадцати километрах от Львова, возле шлагбаума у села Куровицы, был остановлен серый «фиат» постом полевой жандармерии для проверки документов. Майор, начальник поста, долю изучал удостоверение гауптмана Зиберта, и Николай Иванович интуитивно почувствовал надвигающуюся опасность.
– Странно, очень странно… – пробурчал майор.
– В чем дело, господин майор? – спросил Зиберт.
– На вашем предписании нет отметки о выезде львовской комендатуры.
Майор был прав: такой отметки не было и не могло быть. Кузнецов понял, что нужно действовать немедленно и решительно: видимо, жандарм заподозрил гауптмана в недавнем убийстве Бауэра и Шнайдера; он, как и вся служба безопасности, имел указания о задержании террориста. Все это Николай Иванович сообразил за какую-то секунду. Краем глаза он увидел, как солдаты, не обратившие внимания, что их командир уж слишком долго разговаривает с каким-то гауптманом, подняли кверху полосатое плечо шлагбаума, чтобы пропустить уже проверенную встречную машину.

В следующую долю секунды Кузнецов в упор выстрелил в майора. Каминский автоматной очередью уложил на месте трех жандармов, а Белов до отказа прижал педаль газа… Вслед беглецам тоже загремели выстрелы: оставшиеся в живых жандармы исправляли свою оплошность. Несколько пуль ударили в заднее колесо. «Фиат» осел и, едва не перевернувшись, нырнул в кювет.
– Бросай машину! – скомандовал Кузнецов. – Уходим в лес.

Карьера гауптмана Пауля Вильгельма Зиберта в тот день закончилась. Кузнецов не мог быть уверенным, что майор жандармерии, проверивший его бумаги, – мертв, он мог оказаться лишь раненным, а это означало, что документы Зиберта провалены. Что ж, гауптман Пауль Вильгельм Зиберт свое дело сделал… Но оставался советский разведчик Николай Кузнецов, которому, уже коль так неожиданно смешались все карты, предстояло теперь пробиваться через линию фронта.

Несколько дней Кузнецов, Каминский и Белов бродили по Гановичевскому лесу, надеясь встретить разведчиков отряда, и в конце концов действительно натолкнулись на небольшую группу партизан из группы Крутикова во главе с Василием Дроздовым и Приступой. Встреча были радостной, но Дроздов и Приступа тоже не имели связи с основными силами отряда.
Николай Иванович рассказал товарищам обо всем, что с ним произошло за последнее время. Он, правда, не знал, кто был жандарм, которого он застрелил в Куровицах, но нам позже это стало известно из рапорта, обнаруженного в делах гестапо. Там же находилось и донесение об автомобиле, брошенном на шоссе. «С этой автомашины, – сообщалось в тексте, – 12/2. 44 в Куровицах был убит майор полевой жандармерии Кантер. Стрелявшие скрылись».
С большой радостью Кузнецов сообщил боевым друзьям (им в лесу это еще было неизвестно), что войска Красной Армии уже освободили Ровно, Здолбуново и Луцк.

Дроздов и Приступа уговаривали Николая Ивановича остаться в их группе – Кузнецов отказался. Он не хотел больше ждать и решил самостоятельно пробиваться на соединение с Красной Армией вместе с Каминским и Беловым. Все же они отдохнули несколько дней. Вероятно, именно тогда Кузнецов и написал рапорт одному из руководителей советской разведки, в котором подробно докладывал о всех своих делах, совершенных в тылу врага. Рапорт был подписан коротко: «Пух»; под этим кодированным именем Кузнецов проходил тогда в засекреченных документах. Конверт с рапортом положил в верхний карман мундира.

Настоящий разведчик, Кузнецов предусмотрел все, в том числе и возможную смерть от пули советского солдата, который не мог бы знать, что человек в ненавистном фашистском мундире на самом деле – воин той же самой великой страны. Николай Иванович рассудил, что если даже и придется ему погибнуть такой горькой смертью, то, обнаружив рапорт, похоронят его все ж как своего.
С неделю Кузнецов, Каминский и Белов бродили по лесам, пытаясь приблизиться к линии фронта. В первых числах марта они вышли к селу Боратин. Здесь разведчики и натолкнулись на банду националистов, переодетых в форму советских воинов…
Поняв трагическую ошибку, Николай Иванович сорвал с пояса тяжелую противотанковую гранату. Раздался оглушительный взрыв…

…Через несколько дней видный представитель украинских буржуазных националистов встретился с одним из начальников полиции безопасности по Галицийскому округу и сообщил тому, что его люди арестовали трех советских разведчиков и содержат их под усиленной охраной. В качестве доказательства предатель передал снятый с тела Николая Кузнецова подлинный рапорт. И только тогда фашистская секретная служба узнала, что таинственный офицер, уничтоживший в Ровно имперского советника генерала Геля, верховного судью Украины Функа, захвативший в плен графа Гаана и подполковника Раиса, похитивший из собственного особняка генерала Ильгена, убивший во Львове вице-губернатора Бауэра и доктора Шнайдера, добывший и передавший командованию Красной Армии множество секретных военных сведений, на самом деле советский разведчик. В руках гестапо был только рапорт. А оно жаждало заполучить Зиберта живым. Бандеровец пообещал передать немцам захваченных разведчиков, но не безвозмездно. Немцы удовлетворили просьбы бандеровцев, и тогда те, чтобы скрыть обман, сообщили гестапо через две недели, что советские разведчики якобы расстреляны при попытке к бегству.

5 ноября 1944 года Указом Президиума Верховного Совета СССР за образцовое выполнение специальных заданий в тылу врага и проявленные при этом отвагу и мужество Николаю Ивановичу Кузнецову было присвоено посмертно звание Героя Советского Союза.
Лишь пятнадцать лет спустя, после долгих поисков боевые друзья-партизаны нашли на окраине села Боратина его могилу. Останки героя были перенесены во Львов и захоронены с воинскими почестями на Холме Славы.
При жизни Николай Иванович Кузнецов не успел получить ни одной из заслуженных им высоких наград. Самой высокой наградой стало для него бессмертие в народной памяти.

«Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины»