Бездонная толерантность (4 фото)

На этот раз постучали из британского Сассекса, где администрация одной из средних школ запретила девочкам носить юбки.

Директор школы назвал две причины такого решения.

Первая — юбки девочек иногда бывают слишком короткими.

Скажу сразу, она не представляется мне заслуживающей внимания, поскольку решается гораздо более простым и не столь экзотическим способом: длину юбки можно оговорить школьным уставом.

Так, к слову уж, поступают во многих школах мира, оговаривая длину юбок, их цвет, цвет, высоту каблуков и форму носов туфель и даже высоту гольфов или носков.

Рискну предположить, что дело заключается именно во второй причине.

В школе учатся дети-трансгендеры, чувства которых, как заявил директор, оскорбляют различия в одежде.

Подсознание порой дарит нам неожиданные аллюзии и ассоциации, которые, впрочем, потом всегда оказываются очень справедливыми и едва ли не пророческими.

У меня чтение этой новости почему-то немедленно и очень ярко возродило в памяти строки пастора Нимёллера: «Когда они пришли за социалистами, я молчал — я не был социалистом. Когда они пришли за профсоюзными активистами, я молчал — я не был членом профсоюза. Когда они пришли за евреями, я молчал — я не был евреем.Когда они пришли за мной — уже некому было заступиться за меня».

Такая, на первый взгляд, странная аналогия. Но только на первый.

Когда они решили отменить обращение Mrs., я промолчала: в моей стране мы обходились без этого.

Когда они решили, что графы «Мужчина» или «Женщина» быть не должно, я промолчала: мне не нужна была анкета, чтобы заявить о своей женственности.

Когда они привели в детские сады трансгендеров, чтобы рассказать детям об их культуре, я промолчала: мои дети давно уже стали взрослыми.

Когда они решили, что я не имею права носить юбку, уже некому было заступиться за меня.

Каким образом решение английского директора школы может коснуться меня?

Так если умножение толерантности будет происходить такими же темпами, не за горами тот день, когда юбки запретят уже на всей территории королевства и во всей просвещённой Европе.

И ситуация, когда по прилёте в Лондон, Рим или Париж меня попросят переодеться в брючный костюм, уже не кажется такой уж абсурдной.

«А вот и не нужно к ним ездить вообще! — воскликнет кто-нибудь сейчас в патриотическом порыве. — Тогда и юбки ваши останутся при вас».

А я отвечу.

Дорогой мой патриот! Я бы, может, последовала вашему совету, но проблема заключается ещё и в том, что они никак не хотят сидеть со своей толерантностью по своим углам и тихо сходить с ума при виде девочек в юбочках и мальчиков в армейском камуфляже.

Им нужно — да что там нужно, жизненно необходимо! — насаждать свои ценности и свои серые брючки всюду.

И в этом истовом насаждении они и изобретательны, и искусны, и терпеливы.

Они снимут и покажут нам тысячи фильмов о страдании трансгендеров в жестоком гендерном мире, их дизайнеры сочинят коллекции одежды, в которых не будет ни одной юбки, их глянец и их шоу-бизнес распиарит эти коллекции как вершины стиля и торжество гармонии, и наступит день, когда и на нашей улице народ начнёт шарахаться от женщины в юбке, а то и свистеть ей вслед и даже бросать камни.

Утопия, скажете вы?

Отнюдь.

Ведь если бы, ну к примеру, каких-нибудь 20 лет назад кто-нибудь сказал вам, что в провинциальной школе доброй старой Англии девочкам запретят носить юбки, потому что они оскорбляют чувства трансгендеров, вы бы поверили?

Нет. Вы бы немедленно объявили это утопией.

Ну и вот.

Нет, не случайно вспомнила я бедного пастора Нимёллера, проведшего долгих пять лет в жутких бараках Дахау.

Он говорил о том, что любая безумная диктатура, если не дать ей отпор, рано или поздно придёт за тобой. И какая, собственно, разница, что лежит в основе этой диктатуры — идея превосходства нации над всем миром или идея превосходства меньшинства над большинством.