Что русскому здорово, то немцу Schmerz. Байки!
Русско-немецкий разговорник (важные слова и фразы, которые любому могут пригодиться):
Schmerz, der — боль
Gift, das — яд
Trink, ein Liter, drei Mark! — Пить, литр, три марки!
Kamerad, Wasser! — Товарищ, воды!
Halt, ich werde schießen! — Стой, стрелять буду!
Trink, ein Liter, drei Mark!
— Как же вы это пили? — допрашивал старлей Турчин. — Как?!?!?
Тут надо по порядку.
Турчин накануне 23 февраля вызвал сержантов батареи на тайное совещание: «Завтра прапорщик Шибеко пойдёт затариваться в гаштет. Один из вас может пойти с ним. Много не брать. Много не пить. И чтоб никто ничего. Ясно?»
Тариться отправили Серёгу, имевшего большой алкогольный опыт. В доле были только деды, всего семь человек.
В «нижней каптёрке», то есть, в подвале была устроена фальшивая фанерная стена. В уголке была маленькая дверца. А за стеной — банкетный зал со столом и стульями. Все меры конспирации были соблюдены. Во-первых, пьянка происходила в свободное время от ужина до поверки. Во-вторых, это было 23 февраля, и офицеры сами собирались квасить. В-третьих, тайная комната. Ну, а в-четвёртых, нижняя каптёрка была заперта на замок снаружи! Нас запер доверенный «черпак», с обязательством открыть перед вечерней поверкой.
Накрытая Серёгой «поляна» удивила высокое общество обилием закусок и минимумом выпивки. Собственно, на столе стояла всего одна бутылка. Высокая литровая бутыль с широким горлом из тёмного, технического стекла. На её стенках были отлиты деления от 100 миллилитров до литра, а с другой стороны — череп, кости, надпись «Gift» и что-то ещё.
Пятьдесят граммов «Гифта» дали убойный, ошеломляющий эффект. Действие второго полтинника было добивающим. Несколько солдатских лиц легло на уставленный яствами стол. Затем самые стойкие взяли на грудь по третьему полтиннику. Действие этого полтинника хорошо описывает произошедшее дальше.
Ближе к вечерней поверке командир части майор Мурасов решил устроить шухер. Офицеры употребляли культурно и потому предстали ровным строем пред командирскими глазками. Следующим номером была проверка личного состава. Не доставало семерых старослужащих.
Турчин был офицером умным. Он отозвал в сторонку черпаков и напрямую выложил, что знает — деды бухают в каптёрке. Вопрос: у кого ключи? Хранитель ключа запартизанил.
Группа офицеров, вооружась ломами, двинулась в подвальные помещения казарм. Лязг монтировок мы услышали.
— Блин, это офицеры.
— Ключа-то нет у них.
Наше обсуждение услышали офицеры. Хранитель ключа понял, что дальнейшее запирательство во всех смыслах бессмысленно, и вручил ключ старлею.
Звук открываемого замка мы тоже услышали.
— Про секретку-то они не знают!
Офицеры принялись искать вход. Это нам тоже было хорошо слышно.
— Мужики, надо свет вырубить.
Свет был вырублен. И всё же тайную дверку нашли.
— Здесь темно, они нас не увидят.
— Фонари у них.
— Надо под стол залезть.
Когда офицеры открыли потайную дверцу, все семеро сидели под столом.
— Под стол не полезут.
По какой-то загадочной причине офицеры полезли под стол. Их взору предстал весь дедовский состав батарей, громко рассуждавший о том, что при соблюдении таких мощнейших мер маскировки, обнаружен он быть не может.
Вот так я и попал на допрос к Турчину. Слегка протрезвев, я ужаснулся странному и мощному действию «Гифта» на мозг.
А спустя какое-то время прапор Шибеко рассказал, каким образом Серёга затаривался для праздника.
Пришли в гаштет. Шибеко купил необходимое и дал сигнал Серёге.
— Драй марка, — сказал Серёга, — айн литр.
— Нихт ферштейн, — ответил ганс.
— Врёшь, сволочь, фашистская, — возразил Серёга. — Ребята брали. Слушай внимательно. Тринк. Айн литр. Драй марка.
Ганс предлагал самые дешёвые алкогольные напитки, но Серёга был неумолим.
— Тринк, — повторял он, — айн литр, драй марка.
Тут Шибеко сообразил:
— Тебе в хозмаг.
В хозмаге Серёга повторил свою формулу. Хозмаговский ганс впал в не меньший ступор, чем гаштетный.
Шибеко сжалился и указал на жидкость для розжига каминов.
— Найн тринк! — предупредил ганс.
Когда Серёга забрал «Gift», недоумённый продавец хозмага переспросил Шибеко:
— Натюрлихь тринк?
— Что русскому тринк, гансу капут, — объяснил многоопытный прапор.
===================================================
Kamerad, Wasser!
Каждую субботу на вечернем построении нам зачитывали сводки по армии. Столько-то «трабантов» расплющено тяжёлой техникой, столько-то солдат приняло смертушку от употребления тормозной жидкости и жидкости для розжига каминов. Столько-то случаев краж у мирного немецкого населения… Дабы нам неповадно было.
Но были у немцев и другие причины нас не любить. Уж больно мы были загадочными колдунами.
Время от времени мне поручали сопроводить груз в дивизию и обратно. Большинство моих рейсов приходили на незабвенном ГАЗ-66. Полный привод, пониженная передача, регулируемое давление в баллонах. Но всё это фигня в сравнении с тем, что у ГАЗ-66 два бензобака. Один справа, а другой слева под кузовом, чуть позади кабины. У водилы имеется рычажок-переключатель с одного бака на другой.
Наши водилы левый бак заправляли бензином, а правый технической водой — помыть сапоги, саму машину, да мало ли что.
И вот, в очередной раз я поехал сопровождать груз.
— Слушай, командир, — сказал водила. — Мы тут чуть в объезд грязи помесили, если в таком виде приедем, меня вздуют. Давай воду наберём, я машину помою, а?
— Да какие вопросы?
И вот мы на чихучем движке «Газнона» врываемся в деревню. Слыша наш чих и хрип издалека, на площадь выкатывает народ поглазеть. Водила тормозит, выскакивает на подножку и дружелюбно обращается к собравшемуся Bund.
— Kamerad, Wasser!
— Вон, — показывают ему.
Водила газует, мотор чихает и глохнет. Водила снова его заводит, и проделывает несколько метров до колонки. Тут он выскакивает из кабины с ведром, и принимается заливать воду в бензобак. Гансы внимательно наблюдают за его манипуляциями.
Водила заливает полный бак.
Водила забрасывает ведро в кузов.
Водила что-то переключает у себя на панели.
Водила заводит движок, движок работает ровно, без чихов.
Водила высовывается из кабины, машет рукой, и кричит: «Данке, камрад!»
ГАЗ-66 без стуков и чихов, резко набирая скорость, удаляется в сторону Шверина. Гансы смотрят внимательно, напряжённо, недоверчиво и с нескрываемым ужасом.
— Слушай, — спрашиваю я, — а почему у тебя движок барахлил, а теперь работает ровно?
— Черт его знает, товарищ сержант, — отвечает беспечный неопытный, только что призванный водила, и радостно газует…
==================================================
Halt, ich werde schießen!
Кто служил, тот знает, что такое «залёт». Для современной аудитории поясню, что это совсем не то, что может произойти при незащищённом сексе. Каждый уважающий себя солдат и сержант залетал. Но могу поспорить на многое, что такого залёта как я, не схлопатывал никто.
Дело было осенью 1986 года. Мы знали, что после дня учений офицеры не смогут осуществлять должный контроль за поведением военнослужащих срочной службы. Поэтому в обеденный перерыв мы на руках выкатили ГАЗ-66 из капонира, откатили подальше от позиций, только там завели и отправили делегацию в Кирх-Езар за немецким пивом.
Вечером начальство по разным причинам разъехалось, оставил старшим меня.
Было достано пиво. Наши юные, ещё не выработавшие резистенции к алкоголю организмы, стали пьяны и возжелали приключений.
Я помню, как Витёк гнал двадцатитонную пусковую по песчаным дюнам полигона, как машина временами отрывалась от земли на песчаных трамплинах, как я, стоя в люке и размахивая опустошённой бутылкой, распевал что-то вроде «Мы приходим на рассвете, вслед за нами свищет ветер».
С наступлением темноты мы достали автоматы. Да, патронов нам не выдавали, но у каждого были припрятанные патроны. И куда всем ребятам было до меня, у которого в тайниках пусковой было заначено больше трёхсот патронов!
Откуда? Да просто. Незадолго от описываемых событий мне вручили «карантин», который я по мере своих сил готовил к присяге. Начальник склада вооружений выдал мне мешок патронов, слегка ржавых. Он их списал на стрельбы карантина. Но хмурый лейтёха взвода ТЗМ позволил троим салагам дать только по три обязательных выстрела.
«Карантин» в данном случае — молодое пополнение, только что прибывшее в часть и проходящее курс молодого бойца. Когда-то это был действительно карантин в медицинском смысле слова, но название сохранилось.
— Куда мне патроны девать?
— Артёмий, делай, что хошь. Вон, высыпь в пожарный водоём.
Несколько пригоршней я-таки высыпал, а остальные спрятал в пусковой.
И вот, все патроны извлечены, рожки заряжены, все бутылки и кирпичи разнесены в мелкие осколки. Стреляем трассерами по ночному небу, добавляя звёзд.
Вдруг — писклявый, но командирский голос:
— Кто позволил стрельбу?
Какой-то хрен на УАЗике. Да кто ты такой? У нас секретная техника.
— По машинам!
Секунда, и все расчёты в машинах, движки заведены. Сквозь их рёв пробивается писк офицерика с УАЗика:
— Я вас всех арестовываю!
Из УАЗика нерешительно выходят два солдатика.
— Стой, стрелять буду! Не приближаться! Секретная техника!
Солдаты отступают. Мы даём газу.
Сидя в головной машине, я веду колонну по полигону, выбирая песок, болотца, уклоны. УАЗик сел, а мы прошли. Ну, у нас 300 кобыл и 6 ведущих, куда там УАЗику… Полным ходом в парк, в боксы, разбежались по кубрикам. А что нам будет?
Да совсем ничего не будет, кроме ночного подъёма и построения. Писклявый офицер на УАЗике оказался начальником штаба пехотного полка из нашего военного городка. Дело пошло на серьёзняк — разборка чуть не на уровне дивизии.
— Кто организовал стрельбы и гонки?
— Я.
— Чьи были патроны?
— Мои.
— Кто вёл колонну?
— Я.
Всем отбой.
Назавтра стало известно, что за уход от погони мне ничего не будет. «Halt, ich werde schießen!» — это именно то, что я должен был заявить хоть Маршалу Советского Союза, если бы он без санкции моего начальства попытался приблизиться к пусковым и ТЗМкам. А вот незаконное хранение боеприпасов тянуло на дисбат.
Спасла родная Партия. Незадолго до залёта замполит-таки уговорил, и я подал заявление в КПСС. К моменту ЧП я был кандидатом. Кандидат в члены КПСС может не выполнять нормативы по боевой, строевой или физической подготовке. Но он не может быть виновником ЧП, тянущего на дисбат. Тут, товарищ командир части, откупайся хоть сотней канистр спирта, но коммуниста прикрой, а то самому придётся отвечать перед Партией — как такого раздолбая в КПСС принимали.
Дело замяли. Обещанный отпуск, естественно, пропал, но дембельнулся я достойно — старшиной и мастером. Комбат ценил мастерство и умел прощать залёты.
- Фаллические символы повсюду: 22 бассейна сомнительной формы
- Этот неловкий момент, когда у детей отношения серьёзнее, чем у тебя
- Они не смеются в цирке, им хватило "клоунов" в армии
- «Сижу, башкой своей ломаю эти знания». Шедевральная исповедь школьника
- Сообразительный хаски нашёл способ сбежать из своего вольера