Африканский трип — часть 7 (47 фото)

Димека | Эфиопия

Там я предполагал найти другой транспорт и уже на нём поехать в деревню, но, разговорившись с одним пассажиром в микроавтобусе, узнал, что сегодня в Димеке базарный день и все хаммеры тусуются как раз там.
Запланированный маршрут.

Мой молодой собеседник утверждал, что несмотря на его цивилизованный внешний вид, он сам является выходцем из этого племени, а в Джинке учится в колледже. Болтая с этим парнем, я заметил, что два ногтя на его руке украдены у какой-то барышни.

— Что это ты сделал со своими руками? — поинтересовался я.
— Отрастил и покрасил два ногтя для красоты. У нас многие так делают. — ответил тот.
— А почему не покрасил все? — не унимался я с бестактными вопросами. — Было бы ещё красивее. У нас в России девчонки себе все ногти красят и получается красиво.
— Не знаю. — улыбнулся чернокожий студент. — У нас все не красят. Обычно только один или два.
— Ясно.
Тем временем водитель маршрутки увидел за очередным поворотом продавцов чата и сразу остановился, чтобы пополнить им свои запасы. Чат — лёгкий наркотик, популярный в Сомали, Йемене, Эфиопии и многих других странах этой части планеты. К моменту прибытия в Африку я уже был хорошо знаком с этим явлением, ранее нередко встречая о нём информацию в отчётах других путешественников. Однако в качестве его названия я во всех прочитанных мною текстах встречал вариацию «кат», тогда как в Эфиопии негры произносят это слово как «чат».

Листья чата кладут за щёку и подолгу жуют, высасывая из них наркотический сок. Пишут, что употребление чата придаёт неграм энергию, лишает сонливости и просто привносит в их незатейливые будни яркое воодушевление. Конечно, эффект его действа нельзя сравнить с марихуаной или, тем более, другими более сильнодействующими наркотиками, но он легален и легкодоступен. В деревнях им торгуют на каждом углу и жуют его очень многие.
Я тоже решил попробовать этого дерьма и, немало удивив своим желанием остальных пассажиров маршрутки, приобрёл у торговца пучок. Вечером захавал эти листья, но не почувствовал ровным счётом ничего. Негры сказали, что жевал слишком мало и непродолжительно — кажется, для достижения нужного эффекта следует держать листья у себя за щекой не меньше четырёх часов. Меня не хватило — я управился с приобретённым пучком за двадцать минут и лишь хотел поскорее избавиться от паршивого привкуса во рту, запивая эту дрянь спрайтом.
Кстати, здесь же следует вспомнить о том, что вообще в Эфиопии берёт своё начало растаманская культура. Император именно этой страны — Хайле Селассие, известный также как Рас Тэфэри — в середине прошлого века внёс существенный вклад в освобождение негров от рабства, и сегодня является культом любителей покурить травку, а в песнях Боба Марли воспевается как «Джа Растафари». Собственно, потому колористическим символом приверженцев культуры курения ганжи и являются три полоски красного, жёлтого и зелёного цветов — именно из них сложен Эфиопский государственный флаг.
Вот типичный любитель травки (о чём явно свидетельствует его шапка) несёт своего заболевшего товарища на носилках в госпиталь Джинки.

Оказалось, что побывать в Димеке в базарный день для фотографа большая удача. Здесь хаммеры увлечены торговлей и общением друг с другом, не требуют денег за съёмку и вообще не слишком обращают внимание на белого парня с нацеленным на них объективом. Этот рынок подарил мне целую серию карточек, большинство которых захотелось непременно поместить в репортаж.
Рынок в Димеке.

Женщины этого племени промазывают свои волосы красной глиной, которую разводят из порошка, смешивая его с водой.
Порошок в изобилии продаётся на рынке.

Хаммеры понравились мне своей непосредственностью и излучаемой внутренней независимостью. В глазах женщин нередко можно было наблюдать уверенный волевой взгляд. Они не хватали меня за руки с уговорами что-нибудь приобрести, не отворачивались от камеры, но и не играли на неё, не просили денег за снимки, будто будучи выше всего этого, и вели себя гораздо культурнее, чем многие городские негры, которых я немало повидал в Эфиопии.
С этими самодостаточными и очень интересными для фотосъёмки красивыми людьми я здорово отдохнул и получил добротный заряд позитива, наслаждаясь потом просмотром полученных кадров.

Этот фрагмент я увеличил из предыдущего снимка, отчего он вышел совсем не резким, но уж очень понравился взгляд. С ней я бы отправился грабить банк.

Мужчины племени гораздо менее колоритны (как и во всех других племенах почему-то), волосы глиной не смазывают, одеваются скромнее и на рынке держатся где-то в стороне со своими неприглядными козами.

Нагулявшись по рынку, я, желая поспеть в деревню этого племени до того, как необходимый мне для съёмки солнечный свет станет менее ярким и интенсивным, сел в маршрутку и поехал в Турми.
Там сразу нарисовались гиды, безапелляционно навязавшие мне свои услуги: попасть в деревню хаммеров без их участия запрещал некий местный регламент. Уж не знаю, насколько правомерны все эти локальные их законы, но проще заплатить за этот хвост, чем препираться и терять драгоценное светлое время суток, рискуя на самом деле не попасть в интересующее тебя селение.
Но когда мы в импровизированном покосившемся офисе ударили с настойчивыми неграми по рукам и какой-то пацан привёз меня на своём мотоцикле в деревню, там почти никого не оказалось. Похоже, все её жители отправились в этот день на рынок в Димеку и уже обитали внутри моей фотопушки.

Зато по территории Турми неспешно прогуливался негр, нежно щекоча указательным пальцем мушку висящего за спиной автомата. В Эфиопии это нередкое явление.

Забрав в офисе назад свои деньги, распрощался с гидами и отправился искать дорогу в Оморати — последнюю точку в долине реки Омо, которую я запланировал посетить, желая познакомиться с ещё одним племенем — Дасанеч. Уже сейчас полагаю, что отсутствие хаммеров в деревне, возможно, пришлось даже к лучшему: было бы неприятно смазать яркое позитивное впечатление, полученное от них на рынке в Димеке, если бы вблизи своих хижин они вдруг начали вести себя со мной как-то недружелюбно или даже просто неестественно.
Познакомившись с хорошим дядькой у дороги в Турми, спрятался от палящего солнца под навесом его торговой лавки и стал выяснять возможные варианты проезда в Оморати. Тот сказал, что сегодня никакого транспорта в сторону этой удалённой деревни уже не будет и придётся мне либо заночевать прямо здесь, либо возвращаться в Димеку и искать ночлег там.
К тому времени я уже здорово проголодался и спросил мужика, не найдётся ли у него чего поесть. Любезно пригласив к себе в дом, он поочерёдно поснимал крышки с нескольких кастрюль и сковородок на своей плите и спросил, что из увиденного я желаю положить себе на тарелку, после чего взялся разогревать еду, а меня отправил обратно на улицу под навес, где уже остывал мой чай.
Там мы непринуждённо болтали с какими-то его корешами, когда вдруг один из них размеренно промямлил:
— Кстати, вон автобус подъехал. В Оморати едет.
— Как?! — я подпрыгнул на табуретке и обернулся. — Вы же сказали, что сегодня автобусов уже не будет.
— Вот приехал, — констатировали негры.

— А он точно едет в Оморати? — неуверенно уточнил я у парней.
— Вне всякого сомнения.
— А долго он будет здесь стоять? — продолжал я спрашивать, поглядывая в сторону кухни, откуда скоро должна была появиться моя еда.
— Да, нее, — лениво ответил негр, — Сейчас уже поедет.
Соображать нужно было быстро, и в следующую секунду я бежал к автобусу, на ходу извиняясь перед ребятами:
— Ну, тогда сорри, парни, мне пора сваливать!
— Давай, удачи тебе, — растянуто пожелали мне вслед развалившиеся на пластиковых стульях чернокожие деревенские лежебоки, и жизнь в Турми потекла дальше своим неспешным чередом.
В Оморати местные легавые велели мне зачем-то отметиться в миграционной полиции. Я так и не понял, для чего это делать, как ни пытались мне объяснить. То ли зона там какая-то отдельная от остальной части страны, то ли близость границы с Кенией обязывает всех иностранцев заявлять свои паспорта, дабы у местных властей не возникало подозрений о том, что те проникли в Эфиопию нелегально.
Как только выбрал себе один из трёх ужасных отелей, что мне показали в этой деревушке, отправился к реке Омо посмотреть, какая она.
На такой самодельной лодке, вырезанной из цельного ствола дерева, меня обещали доставить на другой берег в деревню племени Дасанеч.

Солнце уже вот-вот должно было соскользнуть с небосвода за горизонт, и визит в деревню пришлось отложить на следующий день.
Оморати — редкостная дыра. Здесь нет ни одной асфальтовой дороги и оттого на улицах от проезжающих грузовиков и мотоциклов постоянно поднимается такая густая пыль, что дышать становится невозможно. Кроме того, здесь серьёзные перебои с электричеством. С наступлением темноты кое-где включаются батареи и аккумуляторы, но в большей части селения жизнь прекращается.
Обнаружив на улице какую-то забегаловку, я попросил принести мне поесть. Самое распространённое блюдо в Эфиопии — ынджера. Это большой круглый толстый блин из какой-то нетрадиционной муки, на который сверху несколькими отдельными кучками вываливается различная начинка. Так на ынджере могут оказаться тушёные овощи в соусе, кусочки мяса, рис, жареная картошка и другие съедобные составляющие. Едят ынджеру исключительно руками, отрывая кусок блина и захватывая с его помощью порцию разложенной сверху пищи.
Кроме этой ынджеры и фруктов, ничего другого я в Эфиопии, наверное, и не ел. Потому что всюду, куда не приходишь поужинать, тебе обязательно предлагают ынджеру. Можно было экспериментировать с кухней и просить что-нибудь другое, но так как тема эта для меня малоинтересная, я тупо ел, что дадут. А давали всегда ынджеру.
Вот и в этом кафе принесли мне ынджеру, а потом принялись кипятить в кастрюле воду, потому что я изъявил желание выпить чаю
На кухне в кафе также не было электричества, но приготовить для меня чай это не помешало.