Что такое подвиг? (6 фото)

Отрывок из книги В.Леонова «Уроки мужества»

В годы Великой Отечественной войны я служил в разведывательном отряде Северного флота. Был рядовым разведчиком, старшиной группы, затем возглавил отряд. В нашу задачу входило ведение разведки в тылу противника в интересах флота и фронта, с которым он взаимодействовал. Скрытно высаживаясь на побережье, занятом врагом, с кораблей, чаще всего торпедных катеров и морских охотников, мы пробирались к нужному объекту и дерзко нападали на врага, застигая его врасплох. Добыв «языка», то есть пленного, и ценные штабные документы, отряд по всем правилам ведения разведки отходил на свои корабли. Пленные и документы использовались штабами фронта и флота для планирования операций.

Каждый такой поход был трудным и опасным. Чтобы выполнить поставленную задачу, разведчику требовались высокие морально- боевые качества, незаурядное боевое мастерство, воля, выдержка, дисциплина, умение повиноваться, высокое чувство ответственности за порученное дело, дружбы, товарищества, взаимопомощи. Воинское мастерство, отвага и бесстрашие в сочетании с любовью к Родине делали разведчика неуловимым для врага.
Нередко наш отряд шел в огонь первым, чтобы обеспечить высадку на сушу крупных сил морской пехоты. Мы внезапно нападали на штабы, батареи, важные тыловые объекты врага и уничтожали их в дерзкой схватке.
Конечно, на примерах из времен минувшей войны можно ярче показать психологию человека в очень сложной и опасной ситуации. Однако иногда это приводит к неправильному пониманию сути подвига, и молодые люди начинают думать, что для подвига обязательно нужна схватка на поле брани, где герой, презирая смерть, смело бросается вперед на врага.
Я убежден, что любой подвиг, даже подвиг мирных дней, обязательно связан со смелостью, с мужеством, отвагой. Но можно ли считать каждый смелый поступок подвигом, если он совершен даже в бою?

Однажды группа разведчиков оказалась в очень тяжелом положении. Мы выполнили боевую задачу в тылу врага, но были отрезаны от материка на мысе Могильном значительными силами противника. Против горстки разведчиков враг бросил и пехоту, и артиллерию, и минометы. Вся эта мощь была нацелена на маленький клочок земли, который мы занимали. Нам пришлось вести многочасовой оборонительный бой, и если нам удалось тогда продержаться, то только благодаря мужеству и бое- вой спайке разведчиков.
В самом начале боя опасность с оконечности мыса нам не грозила. Я оставил там разведчика Зиновия Рыжечкина с задачей наблюдать за морем и в случае появления наших кораблей наладить с ними связь и просить о помощи.
Но в разгар боя к мысу подошли не наши корабли, а немецкие, и высадившийся десант пытался атаковать нас со стороны моря.
На перешейке шел бой. Разведчики отбивали одну за другой атаки егерей и оказать помощь Зиновию не могли. С автоматом, трофейной винтовкой и большим запасом гранат Рыжечкин мужественно отражал все попытки врага нанести нам удар в спину. Он продержался около часа. Не сумев сломить сопротивление одного человека, враги открыли минометный огонь, выпустив более 50 мин. Разведчик был весь изранен, однако продолжал сражаться. Мужественный воин держался до тех пор, пока его не сменил другой разведчик — Михаил Курносенко. Лишь тогда, истекая кровью, он стал отползать в укрытие. Страшно было смотреть на раны товарища. Превозмогая боль, он сказал нам:
— Здорово, гады, отделали меня, ну да и я в долгу не остался: побил их порядком, так что и умереть не страшно.
Зиновий Рыжечкин умер у нас на руках. Отважный разведчик сдержал клятву, данную Родине. К исходу дня наше положение стало очень тяжелым. Боезапас подходил к концу. Фашисты, понимая, что ночью мы попытаемся вы- рваться из окружения, предприняли еще одну яростную атаку. Про- тив наших позиций они установили два пулемета и стали поливать настильным огнем маленькую площадку, которую мы занимали, лишая возможности поднять голову.

Наступил критический момент боя. И тут один из разведчиков, Николай Жданов, не выдержал и взорвал себя гранатой. Это были уже признаки паники.
Значит, нужно было немедленно действовать, чтобы вселить в остальных надежду в возможность вырваться.
Словом, нужна была контратака. Но как поднять людей в штыки, когда почти нет боезапаса, а пулеметы врага поливают беспрерывным огнем? Мы нашли единственно верное решение. Пока один пулеметчик бил, а другой заряжал новую ленту, я подозвал к себе разведчика Семена Агафонова и сказал:
— Оба пулемета надо захватить. Не уничтожить, а захватить! Понял?
— Есть захватить! — как-то торжественно выпалил Агафонов, пытаясь тут же рвануться на фашистов. Но я остановил его:
— Подождите. Я постараюсь заставить их замолчать хотя бы на несколько секунд, вот тогда и не зевайте!
В моем автомате осталось примерно полдиска патронов, и, выждав, когда вражеская очередь, пройдя над нами, чуть отклонилась в сторону, я вскочил и выпустил все пули по пулеметчикам. Семен ринулся вперед, я, хромая на раненую ногу, едва поспевал за ним. Когда Агафонов был уже у камня, один пулеметчик полоснул по нему, Агафонов взревел и прыгнул на камень, а потом свалился на пулеметчиков... «Погиб Семен», — с горечью подумал я, но, когда подбежал к камню с пулеметами, увидел, что мой друг катается по земле в объятиях трех здоровенных фашистов, четвертый был убит. Вдвоем мы быстренько «успокоили» их и захватили пулеметы. Используя их как таран, стали пробиваться через перешеек.
За нами потянулись и остальные разведчики. Но почти одновременно с началом наших действий два разведчика, Шерстобитов и Кардэ, вдруг неожиданно для всех открыли огонь по группе врагов, которая особой опасности для нас не представляла, а израсходовав остатки своего боезапаса, поднялись и с пением «Врагу не сдается наш гордый «Варяг» пошли в атаку. В неравной схватке они погибли, а мы пробились.
Стемнело, и мы считали себя уже в безопасности, как в небольшой долине, которую еще предстояло преодолеть, гитлеровцы вновь окружили нас. Освещая местность ракетами, они открыли 10 прицельный пулеметный огонь с высот, окружавших долину. И мы вновь были прижаты к земле.

И тогда разведчик Юрий Михеев попросил приготовить ему связку гранат — необходимо было уничтожить блиндаж, расположенный на склоне высоты. Мы отдали товарищу всю «карманную артиллерию» — последние три гранаты, связали их, и он пополз к блиндажу. Враги заметили разведчика и сосредоточили на нем сильный пулеметный огонь. Юрий был ранен, но продолжал ползти. До блиндажа оставалось не больше 20 метров, когда он уже не мог двигаться вперед. Тогда, собрав последние силы, Юрий поднялся под пулеметным огнем и бросил связку гранат. Блиндаж был взорван. Когда мы подбежали туда, отважный разведчик лежал, сраженный пулеметной очередью, которая настигла его в момент броска.
Так, благодаря его героическому поступку, остальные сумели вырваться из окружения и скрыться в скалах, а через сутки были сняты с побережья катером-охотником, которым командовал Борис Лях, впоследствии Герой Советского Союза.

Как видите, много смелых поступков в одном бою, но не все их можно признать подвигами. Поступки Михеева и Рыжечкина все разведчики признали как настоящие боевые подвиги, их образы потом всегда являлись для нас примером мужества и отваги, а вот по-своему смелый поступок Шерстобитова и Кардэ никто подвигом не назвал, потому что их действия не способствовали решению основной задачи. Если бы ценой своей жизни они решили исход боя в нашу пользу, пожалуй, к их смелости можно было отнестись по- иному. Но у нас стояла вполне определенная задача — любой ценой доставить в свой штаб захваченные у противника документы, чтобы потом наше командование сумело использовать их в дальнейших боевых операциях.
Вот ради этой задачи и шел неравный бой группы разведчиков на мысе Могильном в течение всего дня, а Шерстобитов и Кардэ не только не способствовали решению главной задачи, но два здоровых, не раненных человека, попусту отдав свои жизни, усложнили нам задачу прорыва из окружения. Этот пример наглядно показывает подлинную суть подвига, но все это происходило в жестокой схватке с врагами, где было и самопожертвование.

Это всего лишь один из множества эпизодов описанных Виктором Леоновым. Его книги никого не оставят равнодушным.