Сестра из Парижа (2 фото)

— Это мой дом, — с гордостью сообщила Фаина Георгиевна сестре.

Изабелла не удивилась: именно в таком доме должна жить ее знаменитая сестра. Только поинтересовалась:

— У тебя здесь апартаменты или целый этаж?

Когда Раневская завела ее в свою малогабаритную двухкомнатную квартирку, сестра удивленно спросила:

— Фаиночка, почему ты живешь в мастерской, а не на вилле?

Находчивая Фаина Георгиевна объяснила:

— Моя вилла ремонтируется.

Но парижскую гостью это не успокоило.

— Почему мастерская такая маленькая? Сколько в ней «жилых» метров?

— Целых двадцать семь, — гордо сообщила Раневская.

— Но это же тесно! — запричитала Изабелла. — Это же нищета!

— Это не нищета! — разозлилась Раневская, — У нас это считается хорошо. Этот дом — элитный. В нем живут самые известные люди: артисты, режиссеры, писатели. Здесь живет сама Уланова!

Фамилия знаменитой Улановой подействовала: вздохнув, Изабелла стала распаковывать свои чемоданы в предоставленной ей комнатушке.

Но она так и не смогла понять, почему этот дом называется элитным: внизу кинотеатр и хлебный магазин, ранним утром грузчики выгружали товар, перекрикивались, шумели, устраивали всем жильцам "побудку".

А вечерами, в десять, в одиннадцать, в двенадцать оканчивались сеансы и толпы зрителей вываливались из кинозала, громко обсуждая просмотренный фильм.

— Я живу над "хлебом и зрелищами", — пыталась отшучиваться Фаина Георгиевна, но на сестру это не действовало.

— За что тебя приговорили жить в такой камере? Ты, наверное, в чем–то провинилась.

В первый же день приезда, несмотря на летнюю жару, Изабелла натянула фильдеперсовые чулки, надела шелковое пальто, перчатки, шляпку, побрызгала себя «Шанелью», и сообщила сестре:

— Фаиночка, — я иду в мясную лавку, куплю бон–филе и приготовлю ужин.

— Не надо! — в ужасе воскликнула Раневская. В стране царили процветающий дефицит и вечные очереди. Она понимала, как это подействует на неподготовленную жительницу Парижа.

— Не надо! — я сама куплю.

— Фаиночка, бон–филе надо уметь выбирать, а я это умею, — с гордостью заявила Изабелла и направилась к входной двери. Раневская, как панфиловец на танк, бросилась ей наперерез.

— Я пойду с тобой!

— Один фунт мяса выбирать вдвоем — это нонсенс! — заявила сестра и вышла из квартиры. Раневская сделала последнюю попытку спасти сестру от шока советской действительности:

— Но ты же не знаешь, где наши магазины!

Та обернулась и со снисходительной улыбкой упрекнула:

— Ты думаешь я не смогу найти мясную лавку?

И скрылась в лифте.

Раневская рухнула в кресло, представляя себе последствия первой встречи иностранки–сестры с развитым советским социализмом.

Но говорят же, что Бог помогает юродивым и блаженным: буквально через квартал Изабелла Георгиевна наткнулась на маленький магазинчик, вывеска над которым обещала "Мясные изделия".

Она заглянула вовнутрь: у прилавка толпилась и гудела очередь, потный мясник бросал на весы отрубленные им хрящи и жилы, именуя их мясом, а в кассовом окошке толстая кассирша с башней крашеных волос на голове, как собака из будки, периодически облаивала покупателей.

Бочком, бочком Изабелла пробралась к прилавку и обратилась к продавцу:

— Добрый день, месье! Как вы себя чувствуете?

Покупатели поняли, что это цирк, причем, бесплатный, и, как в стоп–кадре, все замерли и затихли. Даже потный мясник не донес до весов очередную порцию "мясных изделий". А бывшая парижанка продолжала:

— Как вы спите, месье? Если вас мучает бессонница, попробуйте перед сном принять две столовых ложки коньячка, желательно "Хеннесси"... А как ваши дети, месье? Вы их не наказываете?

Нельзя наказывать детей — можно потерять духовную связь с ними. Вы со мной согласны, месье?

— Да, — наконец выдавил из себя оторопевший мясник и в подтверждение кивнул.

— Я и не сомневалась. Вы похожи на моего учителя словесности: у вас на лице проступает интеллект.

Не очень понимая, что именно проступает у него на лице, мясник на всякий случай смахнул с лица пот.

— Месье, — перешла к делу Изабелла Георгиевна, — мне нужно полтора фунта бон–филе. Надеюсь, у вас есть?

— Да, — кивнул мясник и нырнул в кладовку. Его долго не было, очевидно, он ловил теленка, поймал его, зарезал и приготовил бон–филе. Вернулся уже со взвешенной и завернутой в бумагу порцией мяса.

— Спасибо, — поблагодарила Изабелла. И добавила: — Я буду приходить к вам по вторникам и пятницам, в четыре часа дня. Вас это устраивает?

— Да, — в третий раз кивнул мясник.

Расплачиваясь в кассе, Изабелла Геогиевна порадовала толстую кассиршу, указав на ее обесцвеченные перекисью волосы, закрученные на голове в тяжелую башню:

— У вас очень модный цвет волос, мадам, в Париже все женщины тоже красятся в блондинок. Но вам лучше распустить волосы, чтобы кудри лежали на плечах: распущенные волосы, мадам, украсят ваше приветливое лицо.

Польщенная кассирша всунула два указательных пальца себе за обе щеки и стала с силой растягивать их, пытаясь улыбнуться.

Когда, вернувшись домой, Изабелла развернула пакет, Фаина Георгиевна ахнула: такого свежего мяса она давно не видела, очевидно, мясник отрезал его из своих личных запасов.

— Бон–филе надо уметь выбирать! — гордо заявила Изабелла.

С тех пор каждый вторник и каждую пятницу она посещала "Мясные изделия". В эти дни, ровно в четыре часа, мясник отпускал кассиршу, закрывал магазин, вешал на дверь табличку "Переучет", ставил рядом с прилавком большое старинное кресло, купленное в антикварном магазине, усаживал в него свою дорогую гостью, и она часами рассказывала ему о парижской жизни, о Лувре, об Эйфелевой башне, о Елисейских полях...

А он, подперев голову ладонью, всё слушал ее, слушал, слушал... И на лице его вдруг появлялась неожиданная, наивная, детская улыбка..