Четырежды разжалованный

Жена офицера

Любители клубнички могут успокоиться, не заставал меня офицер в постели со своей женой. Просто в нашей части была «традиция делового оборота» — жена офицера могла позвонить в любое подразделение и попросить прислать к ней домой пару солдат. Не для любовных утех, а просто помочь выбить ковры или передвинуть мебель. Пока в наряд по роте ходили трое солдат, кратковременное выделение пары из них было вполне допустимым, но настали тяжёлые времена – 1986 год, год демографической ямы, и из–за дефицита солдат, в наряд по роте стали заступать только два человека, а это уже совсем иная ситуация.
Закончился послеобеденный развод, личный состав разошёлся по части, в казарме посапывали девятнадцать сослуживцев, готовящихся заступить в наряд. Один дневальный стоял на тумбочке, второй убирал снег на крыльце. Я заполнял журнал для сдачи наряда. Раздался телефонный звонок, дневальный позвал меня к телефону:

— Дежурный по роте, сержант Петров.

— Вас беспокоит жена капитана Морозова. Пришлите пожалуйста пару солдат, минут на сорок. Затеяла генеральную уборку, а муж на службе. Второй корпус, квартира десять.

— Виноват, но у меня всего двое дневальных, и я не могу вам помочь.

— Почему?

— А кто будет стоять на тумбочке?

— А вы не сможете, ведь всего на часок?

— Это исключено.

— Молодой человек, я настаиваю!

— Извините, но меня ждёт служба.

— Очко тебя ждёт, вечером, когда мой муж придёт к тебе в казарму. И моли Бога, чтобы он тебе морду не набил! – прошипела собеседница.

— Пусть твой муж лучше тебя удовлетворяет, чтобы ты на людей не бросалась!

Я положил трубку и пошёл дописывать журнал. Сдав без проблем наряд, я позабыл о звонке. Через двое суток я снова заступил в наряд. После ужина рота ушла в кино, дневальные приводили в порядок умывальник, а я стоял на тумбочке. Дверь открылась, и в казарму вошёл мужчина, в офицерских сапогах, трико, бушлате и фуражке. Отметив отсутствие погон, я спросил:

— Доложите о цели своего визита!

— А кто ты такой, чтобы я тебе докладывал?

— Дежурный по роте, сержант Петров.

— Ты мне и нужен. Запомни сержант, мою жену, посылать на хер, могу только я!

— Полностью с вами согласен! Доложите о цели своего визита!

— Батюшки, уставник попался! Ты почему офицеру честь не отдаёшь?

— Честь отдают погонам, а не заднице. А вы хоть и в офицерском бушлате, но без погон.

— Ты кого задницей назвал, чмо! Ты у меня сейчас сосать будешь!

Я во всю мощь закричал: «Наряд, ко мне! Нападение на дежурного по роте!» Визитёр усмехнулся и направился ко мне. Когда он подошёл вплотную, я почувствовал запах алкоголя.

— Обосрался? А я ведь ещё не напал. Что же с тобой будет, когда я на тебя нападу? Будешь маму звать? Или убежишь?

— Гражданин, я при исполнении. У меня ключи от оружейки. Немедленно покиньте казарму!

— Граждане за КПП, а я офицер! Я тебе эти ключи сейчас в очко затолкаю!

Услышав топот дневальных, я сбил с ног визитёра, и начал выкручивать ему руку. Мужик попался крепкий, но против троих молодых парней он был бессилен. Выкрутив ему руки, и связав их поясным ремнём, я позвонил дежурному по части и доложил:

— Товарищ майор, докладывает дежурный по роте сержант Петров, на меня напал пьяный мужик, и пытался отобрать ключи от оружейки! Что мне делать?

— Сержант, ты просрал ключи от оружейки?

— Нет, ключи у меня.

— А где пьяный мужик?

— Я его вырубил и связал.

— Чем ты его вырубил?

— Подсечкой.

— Мужик живой?

— Да, только орал сильно, и мы ему ветошь в пасть забили.

— Ждите, я к вам выезжаю!

Через несколько минут в казарму вошёл дежурный по части, в сопровождении патруля. Увидев лицо пьяного мужика, майор приказал его развязать.

— Николай, ты какого в чужую казарму припёрся, да ещё пьяный?

— Виктор, этот чухонец, мою Веру на хрен послал.

— А зачем ты у него ключи от оружейки забрать пытался?

— Да на хрена они мне сдались? У меня в хранилище автоматов на батальон!

Дежурный с сомнением посмотрел на меня, взял под руку пьяного мужика, и они вышли из казармы. Начальник патруля, молодой лейтенант, с интересом посмотрел на меня, и протянул мне вытащенную из кармана конфету. Вскоре вернулся майор.

— Вызывай ротного. Синяки или ушибы есть?

— Нет.

— Вкратце изложи свою версию случившегося.

Я как смог рассказал о звонке жены капитана Морозова, и о событиях этого вечера. Майор покачал головой, и устало уселся на ближайшую кровать. Вскоре в казарму вошёл запыхавшийся от бега ротный.

— Товарищ капитан, за время моего дежурства никаких происшествий не произошло. Дежурный по роте сержант Петров!

Ротный посмотрел на меня как на последнего идиота, и произнёс:

— А дежурный по части зашёл в подразделение чаю попить, и командира роты позвал, чтобы не скучно было?

Я виновато засопел, а ротный с майором ушли в канцелярию. Вскоре они вышли, и дежурный по части ушел, захватив с собой патруль и бузотёра. Ротный мрачно посмотрел на меня, и сжав мой локоть, потащил в канцелярию.

— Ты мудак?

— Нет.

— А мне кажется, что да.

— Тогда зачем спрашиваете?

— Поостри мне! Ты напал на офицера! Это подсудное дело!

— Это он на меня напал. Откуда мне знать, что это офицер? Погон нет.

— Да он через день ко мне приходит. Пора уж запомнить! Ты чего?

— Он пытался отнять у меня ключи от оружейки. Я его задержал. Всё по закону.

— По какому закону? Да завтра оба твоих дневальных скажут, что капитан был при погонах, а ты на него набросился! И ты в дисбате!

— Капитан был без погон!

— Это ты в камере будешь рассказывать! Вот ведь! А зачем его жену на хрен послал?

— Я не посылал. Просто отказался отправить к ней домой своих дневальных.

— А позвонить мне не судьба? Я бы для неё нашел двадцать солдат! Пол казармы в это время хари плющили!

— Но они готовились к наряду.

Ротный устало на меня посмотрел, и тяжело вздохнув, ушёл домой.

На следующий день, я сдал наряд, а на вечерней поверке, ротный зачитал приказ о разжаловании меня в рядовые. Я подошёл к нему, и спросил:

— Товарищ капитан, за что?

— За попытку внесения элемента логики в армейскую жизнь!

Но эта история получила огласку, и на собрании офицерских жён, глава комитета офицерских жён, а по совместительству — жена замполита, призвала подруг по несчастью не звонить в подразделения, а обращаться непосредственно к командирам рот. И до конца службы, я не слышал, чтобы офицерские жёны звонили в подразделения.

Товарищ кафтан!

Прошло полтора месяца. Я спокойно служил в звании рядового. Отношение ко мне было сочувственным, тем более что я «завалил» офицера. Так трактовались события в среде солдат. Каждое утро я уходил в парк, где занимался ремонтом и обслуживанием техники. В наряды меня больше не посылали. Было очень много техники, а число ремонтников только сокращалось. Приходилось и выходные проводить в парке. Я не роптал, за работой время пролетало незаметно, что не могло не радовать.

Но идиллия закончилась внезапно. Началось прибытие молодого пополнения, и в карантине произошёл случай неуставных взаимоотношений. Сержант сломал ключицу новобранцу. В причинах случившегося трудно разобраться. Новобранцы, оторванные от маминых юбок – явление печальное, и процесс их адаптации к армейским реалиям редко обходился без кулаков.

Сержанта разжаловали и отправили дослуживать в Тоцкие лагеря, а замполит приказал выделить для карантина не драчливого сержанта. Поскольку такой сержант – большая редкость, процесс застопорился. Каким – то образом, наш ротный попал под горячую руку замполита, и между ними состоялся диалог. Свидетелем не был, привожу его со слов ротного, перед моим дембелем мы с ним сидели и вспоминали зигзаги моей армейской карьеры:

— Капитан, кто занимается карантином?

— Прапорщик Ковалёв.

— Кто сержант?

— Никто.

— Почему не назначил?

— Некого.

— Все драчуны?

— Практически.

— А этот, что Морозова спеленал?

— Петров. Он только офицеров бьёт, молодняк не трогает.

— Вот и ставь его.

— Зампотех будет против, Петров у него в парке практически ночует.

— С зампотехом я договорюсь, за месяц ничего не случится.

Так я снова стал сержантом. Попав в карантин, я ужаснулся. Из тридцати человек, девятнадцать были узбеками. И не просто узбеками, а узбаками – горными узбеками. Русского они не понимали в принципе, а узбекский – как мы польский. Строевые занятия превратились в кошмар, и я начал понимать сержанта, сломавшего ключицу новобранцу. Узбаки упорно не понимали простейших строевых команд. И даже испытанные армейские методы выработки условного рефлекса не помогали. Бойцы отжимались, бегали, но запомнить где лево, а где право — так и не смогли. Поскольку карантин плавно перетекал в курс молодого бойца, по окончании которого пополнение должно было принять присягу, вопрос освоения русского языка встал ребром. Я обратился к ротному:

— Товарищ капитан, эти чурбаны присягу не примут. Русский для них, что для нас китайский.

— Петров, подбирай выражения! Не чурбаны, а братья по оружию! Что ты сделал, чтобы они освоили великий и могучий?

— Всё, только не бил, разве.

— Это правильно, бить не надо. Но раз они русский не освоили, значит испробованы не все методы!

— У меня методы закончились, отправьте меня обратно в парк, к железкам. А то я тоже сломаю брату по оружию челюсть.

— Ты охренел? Я тебе потом яйца оторву, будешь пищать как Джельсамино! Давай покумекаем, что делать. Без паники. Если чурбаны примут присягу без приключений, обещаю отпуск. Слово офицера!

Военный совет затянулся до полуночи, и был разработан план. Ротный лично будет принимать присягу, а задача узбаков – подойти и произнести короткую фразу. Пусть даже на ломанном русском.

Настал день принятия присяги. Это праздник для новобранцев, и все происходило торжественно. Несколько столов с красными папками, в которых лежали листки с текстом присяги. Новобранцы заметно волновались. После принятия присяги праздничный обед и распределение по подразделениям. С этого момента, им придётся столкнуться с реалиями армейской службы: нарядами, тревогами и неуставными отношениями.

Прозвучала команда, и всё началось. Бойцы подходили к столу и читали тест присяги. Потом расписывались и возвращались в строй. Узбаков решили пустить последними. Едва последний новобранец, не узбекской национальности возвратился в строй, к нашему столу подошёл командир полка и занял место нашего ротного. Ротный посмотрел на меня как утопающий на уплывающий от него спасательный круг. А я состряпал мину, которая означала: «ПОПАЛИ!»

Услышав свою фамилию, из строя вышел боец и сыроватым строевым шагом направился к столу. Приложив к голове растопыренную левую пятерню, он доложил: «Таварыш кафтан, рядавай Рахимов прибыла!» Командир полка скосил взгляд на свои погоны, видимо, чтобы проверить какие погоны на шинели — вдруг в суматохе надел чужую шинель. Убедившись в том, что погоны полковничьи, он спросил сквозь зубы ротного:

— Как это понимать?

— Виноват, товарищ полковник. Не досмотрел.

— Кто сержант?

— Петров.

— После обеда, вместе с ним ко мне!

— Есть!

Командир полка молча ушёл, а ротный отрешённо наблюдал, как оставшиеся узбаки смешили старослужащих. И ведь каждый привносил свою изюминку!

После обеда мы с ротным пришли в штаб. Комбат пришёл с нами. Пока ждали приглашения, комбат прошептал мне:

— Спасай ротного. Твои лычки уже в полёте!

— А как?

— Думай, ты ведь в институте учился. Только без дешёвых понтов, типа «это я во всём виноват, прошу больше никого не наказывать!» Смикитил?

— Так точно!

Зайдя в кабинет командира полка, я немного растерялся. Впервые мне довелось оказаться в настоящем кабинете военоначальника, с картой на стене, и множество телефонов на огромном столе. Особенно мне понравилась настольная лампа, как на столе Сталина в фильмах. Наверно с тех времён осталась.

— Рассказывай, сержант, что это было?

— Полный бардак, товарищ полковник! Я искренне разделяю ваше негодование, и также как и вы считаю, что в армию надо призывать только тех, кто свободно владеет русским языком!

Полковник с удивлением посмотрел на меня, а потом ехидно улыбнулся и произнес:

— Я, как и все мои сослуживцы, осуждаю агрессивную политику блока НАТО! Миру – мир! Я правильно тебя понял?

— Так точно!

— Что «так точно»?! За идиота меня держишь? Умный студент, и тупой военный? Полковнику засрал мозги, и он уже забыл, для чего вызвал сержанта, и сейчас будет угощать его чаем?

— Спасибо товарищ полковник, я только что пообедал.

Ротный ткнул меня в бок, чтобы я не борзел. А комбат посмотрел на меня как на умолишёного.

— Товарищ полковник, разрешите всё объяснить?

— Если можно, товарищ студент!

— Среди молодого пополнения оказалось девятнадцать узбаков. Они по–русски ни бум – бум. Я пытался научить их русскому, но за месяц у меня не получилось. Вот я и решил проблему. Ведь присягу всегда принимал ротный, я и решил, что достаточно вызубрить пару фраз. Кто знал, что Вы будете принимать присягу?

— А честь при оружии, да ещё растопыренной левой пятернёй?

— Волнуются… И вообще, товарищ полковник, разжалуйте меня в рядовые, да и пойду я технику ремонтировать. С техникой всё просто, а с людьми – гемор!

— Не пойму я тебя, сержант. Все мечтают о лычках, а ты пытаешься от них избавиться. Маршал Жуков говорил: «Армия держится на мне и сержантах!». Звание сержанта это честь, это доверие!

— Будем считать, что не оправдал!

— Ишь, какой смелый! Капитан, ты зачем этому раздолбаю звание присвоил? Наказать решил?

— Никак нет, Петров толковый, и кулаками не машет.

— А остальные все машут? Утром жду рапорт, с фамилиями драчунов. У нас в части кулаки летают, а я не в курсе!

— Товарищ полковник, — перебил я, — наша дискуссия зашла в непродуктивную плоскость, разрешите по – существу?

Полковник озадаченно посмотрел на меня, и спросил:

— Тебе сколько лет, сержант?

— Через три месяца будет двадцать пять.

— Институт закончил?

— Нет, с четвёртого курса призвали.

— Плохо учился?

— Нет, служить некому.

— А если я тебе в институт письмо напишу, гневное? Наверняка институт не закончишь?

— Да после этого дурдома, я и ПТУ не смогу закончить. Это вынос мозгов, а не срочная служба!

— Молчать! Семь суток ареста! И в рядовые!

— Есть семь суток ареста. Ротному докладывать?

— Ещё семь суток ареста, остряк хренов! Бегом в расположение, а то ты у меня сегодня до дисбата договоришься!

В казарму ротный вернулся только перед ужином. Построив роту, он зачитал приказ о моём разжаловании и объявил о четырнадцати сутках ареста на гаупвахте. Потом завёл меня в канцелярию и сказал: «В Афгане, за спасение командира, награждают. Я могу только пожать тебе руку. Спасибо!» Было очень приятно слышать это от офицера, воевавшего в Афганистане.

Диверсант

Часть готовилась к встрече 23 февраля. Четверо сержантов нашей роты решили продегустировать заготовленную по этому случаю брагу. В полночь зелье закончилось, а силы ещё остались, и дежуривший по роте сержант решил достать из заначки пятёрку и отправить бойца за добавкой. Нычка была идеальной – в оружейной комнате. А поскольку оружейка открывалась каждый вечер, то и доступ к ячейке был беспроблемным. Но ждать следующего вечера было долго, и хитромудрый сержант решил втихаря вскрыть оружейку, и достать ассигнацию.

При вскрытии оружейки начинал работать колокол громкого боя, издавая истошные звуки. Но если на молоточек колокола надеть шапку, то и звук превращается в жужжание шмеля. От такого звука даже в казарме никто не проснётся. Сержанты вошли в оружейку, а поскольку у каждого там хранился заветная нычка, то каждый решил её проверить. В этот момент одного из сержантов вырвало, прямо на пирамиду с автоматами. Перепуганные сержанты начали обтирать автоматы ветошью. В этот момент позвонил дежурный по части и спросил, как дела. Дневальный отрапортовал о полном порядке, а дежурного по роте позвать нельзя, поскольку он отдыхает. Не ведали сержанты, что оружейная комната стояла на сигнализации ещё и у дежурного по части. Именно поэтому, перед вскрытием оружейки, всегда звонили ему.

Итог был плачевным, была операция захвата, с участием особиста, замполита и дежурного по части, которые ворвались с пистолетами в руках в оружейку, и уложили на пол всех сержантов. Был большой скандал. Ротный был в отпуске, и на орехи досталось замещавшему его старлею. Сержантов разжаловали и отправили на губу. Встал вопрос о новых назначениях.

К этому времени из участников разговора в кабинете командира части после дня принятия присяги остались только я и ротный. Командира части и комбата отправили на пенсию. И старлей, замещавший нашего ротного, повесил на мои погоны лычки. Очень ему понравилось, что я не пьющий. И я снова стал командовать взводом. Когда ротный вышел из отпуска, я был дежурным по роте. Увидев лычки на моих погонах, он обречённо усмехнулся и театрально развёл руки.

Вскоре начались учения. Нашему взводу была поставлена задача уничтожить склад ГСМ синих. Пока взвод героически вёл бой с превосходящими силами противника, отвлекая внимание, пара героев должна была заложить на склад муляж мины.

Добравшись до опушки леса, мы стали наблюдать за дорогой. По ней шныряли автомобили синих. И тут меня осенило. Взяв с собой водителя, мы устроили засаду на дороге. Когда появился одинокий бензовоз, мы его остановили, допросили экипаж, отобрали у них синие повязки и поехали на бензовозе на склад ГСМ. На учениях, склад ГСМ представлял из себя несколько стоящих рядом бензовозов и скучающего около них часового. Мы поставили бензовоз на свободное место, закрыли кабину на ключ, и спросили часового где полевая кухня. Часовой подробно объяснил нам как туда пройти. Мы поели и на попутной машине добрались обратно до опушки леса.

В расположение вернулись героями. Я всю дорогу думал, что лучше бы меня наградили отпуском, чем лычками старшего сержанта. Подойдя к ротному я доложил:

— Товарищ капитан, приказ выполнен, склад ГСМ заминирован. Потерь личного состава нет. Замкомвзвода сержант Петров!

— Петров, а ты уверен, что склад заминирован?

— Так точно! Мина в бардачке бензовоза Маз, номер 50–30 оч. Вот ключи от кабины. Рядовой Елагин подтвердит. Он рулил.

— А почему нет потерь?

— Мастерство и военная хитрость!

— Давай подробно!

Выслушав мой рассказ, ротный тяжело вздохнул и пошёл докладывать комбату. Вернулся он на уазике комбата. Первым из машины вышел комбат и заорал:

— Где этот Отто Скорцени грёбаный? Сержант Петров, ко мне! Бегом!

— Товарищ майор, сержант Петров!

— Ты что, диверсант хренов, русского языка не понимаешь? Повтори приказ!

— Заминировать склад ГСМ.

— И?

— И всё.

— Капитан, кто этому дебилу лычки дал? А навязать бой противнику дядя должен?

— Если можно обойтись без напрасных жертв, зачем людей гробить? А лычки мне дал старший лейтенант Русак.

— А знаешь ли ты, что два других взвода, из–за тебя не смогли выполнить поставленную задачу, и склады боеприпасов и продовольствия остались невредимыми?

— А я тут причём? Надо творчески подходить к выполнению приказов, а не тупо их выполнять.

— Молчать! Да в военное время я бы тебя прямо на этом месте расстрелял!

— За то, что я уничтожил склад ГСМ противника?

— Молчать! Капитан! Этого диверсанта в рядовые и на губу. И чтобы он из нарядов не вылезал. На дембель – 31 декабря, в ноль часов!

После губы, я задал ротному коронный вопрос:

— За что в этот раз?

— Петров, открытый бой имел цель отвлечь и рассредоточить силы противника. Причём у твоего взвода была самая выгодная позиция. Эту высотку с ходу не взять. Тут курскую дугу можно было устроить. А так они весь батальон на два взвода обрушили. Наши тоже лопухнулись, Обнаружили себя до ухода групп минирования. Их всех и почикали. Впрочем, вас ведь этому толком не обучали. Были бы командиры взводов, иначе бы всё вышло. А ты поступил как партизан. Подкинул мину и в лес.

— А почему мне сразу всё это не объяснили?

— В армии, Петров, приказы не обсуждают, а выполняют. Думаешь, что офицеры не сообразили бы отправить диверсионную группу? А ты получил приказ, навязать бой. И ты этот приказ не выполнил. А рассказывать обо всех замыслах тебе никто не обязан. Вдруг ты в плен попадёшь?

— А Вас сильно ругали?

— Комбату досталось. Поэтому он и хотел тебя расстрелять. Но все понимают, что взводом должен командовать профессиональный военный, а не срочник. Всё, иди, не мешай Родину защищать!

Ходоки

Перестройка добралась и до вооружённых сил. С целью устранения неуставных отношений, в нашей части решили создать экспериментальную роту, состоящую из солдат одного призыва. Чтобы соблюсти чистоту эксперимента, решили собрать роту из новобранцев, которые не успели послужить в подразделениях, и не набравших негативный опыт. Встал вопрос с сержантами. Снова понадобились «уставники», не машущие кулаками. К тому времени, численность подразделений сократилась. В нашей роте, вместо штатных 97 человек, остались 62 человека. С сержантами было ещё хуже. Отделениями командовали рядовые. В нашей роте осталось всего два сержанта, остальных либо разжаловали, либо откомандировали в другие части.

Я продолжал ремонтировать технику, и настолько втянулся в этот процесс, что постепенно перестал жить распорядком роты, и всё время проводил в парке. Ротный махнул на меня рукой, поскольку я совсем перестал приносить ему неприятности.

Однажды вечером, незадолго до отбоя, я вернулся в казарму. Дневальный направил меня в канцелярию. Там сидел слегка выпивший ротный. На столе стояла початая бутылка спирта и хлеб с салом.

— Ждать заставляете, ваше превосходительство!

— Виноват! Задержался в парке.

— Минимизируешь своё присутствие в подразделении?

— Да.

— Пить будешь?

— Я не пью.

— Прекрасно, последняя проверка пройдена! А то кто тебя знает? Может ты запил в своём парке?

— Нет. Я не пью.

— Петров, жизнь посылает нам с тобой очередное испытание. Страшное. Тебя снова ждут сержантские лычки, а меня – вторая рота и неизвестность.

— Товарищ капитан! А может не надо?

— Надо Федя, надо! Заметь, я бы мог просто приказать. Но учитывая долгую и сложную историю наших взаимоотношений, прошу мне помочь. Всего три сержанта на сотню духов! Это немыслимо!

Когда ротный рассказал о предстоящем мероприятии, я приуныл. Расставание с парком и общение с молодым пополнением – перспектива мрачная. Ротный попросил проводить его до городка. Мы шли по пустынной дороге, ротный рассказывал о приколах курсантской жизни, а я его рассеянно слушал, понимая, что впереди перемены, не сулящие ничего хорошего.

Описание всех злоключений, произошедших за два месяца фактического командования ротой, заняло бы целую книгу. Самым необычным эпизодом было прибытие молодого пополнения из Грузии. Ночью позвонил дежурный по части и приказал забрать с КПП новобранца. На КПП стоял худощавый грузин, с большим чемоданом в руке. Покупатель, с которым он должен был приехать, остался в Грузии, у родственников новобранца. Не смог обидеть эту гостеприимную семью. А новобранец купил билет на самолёт, потом на поезд, прибыл в часть своим ходом, и за свой счёт. Я отвёл новобранца к дежурному по части. Новобранец сразу протянул майору пачку денег, и сказал: «Здесь 600 рублей. Пусть они пока полежат у вас, а перед дембелем я их, может быть, заберу». Майор засунул пачку в карман и приказал мне отнестись к новобранцу с особой деликатностью. Потом он часто навещал наше подразделение, и долго беседовал с грузином наедине. А грузина назначили каптёром.

Все два месяца я оберегал духов от попыток отобрать у них вещи. Стычки стали ежедневными. Спасал авторитет ротного. Его в части уважали. И никто не хотел с ним конфликтовать. Ночами я практически не спал. Новобранцы, несмотря на одинаковый срок службы, начали конфликтовать между собой. Все разборки в армии происходили в ночное время. В умывальнике — там проще кровь отмыть. Вот и караулил я очередную партию «разборщиков». Потом им приходилось нарезать круги вокруг казармы. Я это называл боевым сплачиванием. Я заставлял всю роту писать письма родителям. Каждое воскресенье. Зачастую диктовал текст. Двухмесячная сержантская жизнь заметно сказалась на моём состоянии. Я стал недосыпать как дух. В клубе я спал крепким сном, несмотря на громкие звуки. И когда я прошёл мимо замполита, не отдав честь, ротный понял, что меня надо спасать. Крепко пожав мою руку, он приказал мне перебраться в роту, и с утра выходить в парк. Я так обрадовался, что не стал строить роту и прощаться с бывшими подчинёнными.

Придя в роту, я сразу завалился спать. Ночью меня разбудил дневальный и передал приказ бежать в штаб. В штабе стояли человек десять новобранцев, замполит, ротный и дежурный по части. Ротный, посмотрев на меня, грустно улыбнулся. Замполит завёл меня в свой кабинет и заорал:

— Ты охренел?

— Не понял, товарищ полковник.

— Ты зачем ходоков в штаб отрядил?

— Каких ходоков?

— Тех, что в коридоре стоят!

— Я никого не отряжал. Зачем мне это надо?

— Вот и я не пойму. Может не хочешь с должности уходить? Понравилось командовать?

— Никак нет. Я с удовольствием вернусь в парк к железкам.

Замполит позвал в кабинет одного из новобранцев.

— Повтори свои требования!

— Мы требуем вернуть обратно в роту сержанта Петрова! Он нам очень нравится! Если надо, то мы готовы всей ротой подписать заявление.

— Рапорт, а не заявление!

— Можно и рапорт.

Я обалденно посмотрел на ходока. До меня дошёл смысл ситуации. Замполит отвёл всех в подразделение, и перед всей ротой я объяснил, что добровольно отказался от должности. Послышались голоса с просьбами передумать. Ротный прервал митинг и скомандовал отбой. А на следующий день меня разжаловали в рядовые. В последний раз…