Бой с немцами на штыках. Июнь 1941-го (4 фото)

Кубари красивые, новенькие, эмалевые. После выпуска положены были отпуска. Но отпуска нам не дали. Сформировали команду - 21 лейтенант - и направили для дальнейшего прохождения воинской службы в Прибалтийский Особый военный округ.
В Каунасе, в комендатуре, мы предъявили свои предписания, и нам сказали, что наша часть расположена на станции Козлова Руда. Нам выдали денежное довольствие. Помню, как сейчас, я получил 1960 рублей красными новенькими тридцатками с портретом Ленина. Когда ехали до станции, слышали, литовцы шушукались: вот, мол, русские молодыми офицерами части пополняют, к войне готовятся...

На станции Козлова Руда вдруг выяснилось, что до части еще километров десять-двенадцать и что туда идет только проселочная дорога, но никакого транспорта пока не предвидится. А уже вечерело. Мы порывались идти пешком.
Но старший нашей команды лейтенант Малашенко позвонил в часть, и оттуда нам сообщили: куда вы, мол, на ночь глядя, завтра воскресенье, пришлем за вами машину, а пока располагайтесь на ночлег там, на станции.
Легли спать на станции. Примостились где как кто смог. Но спали крепко. В 6 часов утра из части приезжает младший лейтенант и поднимает нас: "Подъем, ребята! Война с Германией!" Вот так началась наша служба. Мы - на машину и в часть. А уже самолеты немецкие пролетают, бомбят то тут, то там.
Часть была поднята по тревоге. Нам приказ: занять позиции по границе с Восточной Пруссией. Я принял взвод 190-го стрелкового полка 11-й армии. Взвод уже находился на позициях, в обороне. Почти вся наша рота была сформирована из курсантов полковой школы младших командиров. Сержантская школа. Ребята подтянутые, натренированные. Службу знали хорошо, оружием владели тоже хорошо.
Лежим в окопах. Тихо. Выслали разведку. Разведка вернулась, доложила, что перед нами на глубину до трех километров никого нет. Стали ждать. Ждали недолго. Вскоре по фронту перед нами появились грузовики, крытые брезентом. Остановились, и из них посыпалась пехота. Немцы. Они сразу развернулись и пошли в атаку. Идут - цепь ровная, как на учениях. В руках карабины со штыками. Штыки короткие, плоские, как ножи. Мы таких еще не видели.

Комбат, видя такое дело, кричит:
- Без команды огня не открывать!
Лежим, ждем команду. Немцы уже близко. Слышим, комбат кричит:
- В штыки! В атаку! Вперед!
У меня был пистолет ТТ и автомат ППД. Рядом лежал сержант. Я сразу сержанту:
- На-ка мой автомат, а мне дай винтовку. Когда пойдем, иди немного сзади меня и правее, чтобы мог стрелять.
- Понял. - И подает мне свою винтовку со штыком.
В училище мы основательно изучали штыковой бой. На стрельбы ходили редко, патроны, видать, жалели. А вот штыками изорвали все манекены. Штыком я владел.

Поднялись. Идем. И они идут. Тоже поняли, что сейчас будет. Сходимся. Без единого выстрела. Только топот сапог и дыхание. Уже каждый наметил себе противника, с кем схватиться. Гляжу, на меня идут трое. Рукава рассучены, воротники расстегнуты. Сбоку болтаются коробки противогазов. Сзади над плечами торчат ранцы. От этого немцы кажутся выше ростом. Каски надвинуты глубоко и плотно пристегнуты ремешками под подбородками.
На меня пошел один. Он выскочил как-то так вперед и - на меня. Я обманул его движением в сторону и тут же с ходу ударил. Был у нас такой прием. Штык вошел легко, легче, чем в манекен на полигоне. Немец не ожидал моего выпада, он еще только готовился к удару.
Он думал, что мы остановимся и начнем примериваться друг к другу. А что тут примериваться... Выронил карабин. От моего удара ранец за его спиной подпрыгнул. Я попытался выдернуть штык, но немец не падал и держал ствол моей винтовки обеими руками. Тогда я изо всех сил рванул винтовку на себя.
Сержант тем временем выстрелил во второго. Как я его и учил - короткой очередью, в упор. Но больше стрелять он не смог. Уже сошлись. И третий, пока я возился со штыком, заскочил мне сзади. Сержант: - Лейтенант! Сзади!
Я успел оглянуться и машинально отскочить в сторону. Его штык пролетел мимо меня. Винтовку уже не развернуть, ударил прикладом. Не знаю, попал, не попал.

Тут все перемешалось. Свалка! Лязг саперных лопаток! Ревут, как кабаны. Хруст! Потом я догадался, что это кости хрустят. Того и гляди, как бы своего не пырнуть. Никого к себе стараешься не допустить. Сержант мой где-то потерялся.
Винтовка со штыком только до первого удара, а дальше схватились и кромсали друг друга чем могли - саперными лопатками, касками, ножами. Но я винтовку не бросил, двигал ею активно и к себе никого не подпустил.
Вскоре разошлись. И команды вроде никто никакой не подавал, а что-то такое произошло, что расходиться стали. Они - в свою сторону, мы - в свою. Убитых никто не собирал. Ни они, ни мы. Раненых было мало.
Командир батальона в той штыковой троих заколол. Фамилию его я не запомнил. Помню только его внешность: высокий, повыше меня, плотный, белокурый. Похож на немца с плаката. Они своих такими рисовали. Потом, когда начали отступать, мы разошлись. Пробивались мелкими группами. Больше я своего комбата не встречал."

- из воспоминаний лейтенанта 91-го стрелкового полка 126-й стрелковой дивизии 11-й армии К.И.Драгунова.