"Первое — книга, второе…"
— Похмелье?
— Похмелье… — Ответил Лёха и осёкся, резко повернув голову, толстозадый мейкун сидел на диванчике и, подперев широкую морду лапой, меланхолично продолжал:
— Алкогольные трипы, они до добра не доводят, Лёха, вы люди — потешные, все норовите свою боль залить огненной водой. Слабо помогает, верно?
Лёха ошалело всмотрелся в шерстяной говорящий комок и протёр глаза.
— Вот вроде и жидкость для мытья ванн не пью, Моэты употребляю, а как так то? Откуда такие немилосердные галлюцинации? Надо завязывать пить, ей богу.
— Люди такие люди… Вечно у вашего примитивного брата- одна и та же реакция. — Кот спрыгнул с дивана, продефилировал до подоконника, взял сигареты и тоже закурил. — А ведь мы, Лёха, до сорока пяти лет тебя нежно и ласково предупреждали? Давали тебе, как ты там зовёшь всё это, вежливые знаки, пытались достучаться, на ушко шептали: «Лёха, возьмись за голову, друг, поверни на свою дорогу, родное сердце!»
— Да кто ты, бл@ть? — Лёха начал заметно нервничать и повышать тон, истерично теребя кальсоны.
— Тоска одна, честно если, смотреть на всех вас после сорока, по юности вы все совершенно чудесные — дерзкие, зажигательные ребята, переполненные энтузиазмом, мечтаете лихо, стремитесь к своим целям, стремглав влюбляетесь, совершаете подвиги, шатаете матрицу, чхать вы хотели в юности на условности и ограничения, а
после заветных 40, придавленные детьми, неудачами, чужими бесполезными советами, бытом, гундосите про бытовые неурядицы, кризис среднего возраста, выглядите так себе, скажем прямо, толку-то вас держать в этом измерении? — Кот стряхнул пепел, покрутил ус, поморщился и плюнул на пол.
— Тварь, кто ты? — Лёха кинул бутылкой боржоми в кота, перешёл на ультразвук, как москвич, узнавший о восьмидесяти новых платных парковках собянина.
— Что ты скажешь полиции, что тебя терроризирует кот? — Мейкун заржал, сипло закашлялся, побил себя в грудь, хитро подмигнул и продолжил назидательно. — А я ведь по твоим представлениям должен был явиться такой старухой с косой и сказать, поправляя капюшон чёрный: «Пойдём, пора…» Так-то оно привычнее, но уж как вышло, сильно ты нас, Алёшка, утомил, му@ак-му@аком, столько лет мечтаешь поменять опостылевшую жизнь, врёшь, себе врёшь, друзьям врёшь. Мы тебе мозги дали? — Тут кот завис и на секунду запаузил. — Ну, дали. Талантов дали жменю, харизмы отсыпали, удачи- мешок, ты, сука, обмотался страхами, стереотипами, комплексами подпёр дверь и ждёшь в гости новый счастливый год? Чёрта с два , собирайся. Тебе в новом делать совершенно нечего. Чего тебе землю коптить тут и статистом работать, не для того мы всем кворумом давали тебе карт-бланш и ждали от тебя благих свершений, крутых проектов и деяний светлых, утомил, сил нет. Сын твой продолжит твои начинания.
— Не надо… миленькие, я исправлюсь, себе врать перестану, я ещё вчера бомбезный проект придумал, я правда, я, ну, пожалуйста, вот Стив Джобсом клянусь, буду делать то, что душа велит, напишу книгу, перестану бояться отношений открытых и честных, не буду бегать от себя, ей богу, ребят. — Лёха схватил со стола салфетку и начал писать размашисто пунктами: «Первое — книга, второе…», потом кинулся с мятой бумажулей мейкуну в ноги, поскользнулся, упал, резко ударился головой и потерял сознание.
Очнулся Лёха утром, от омерзительного звука будильника, открыл глаза, ощутил дикую боль в затылке:
— Приснится же такая ересь, — про себя хихикнул Лёха, потрепал кота и повернулся на другой бок. — Дурдом, ей богу, аж пот прошиб, нельзя так пить, — пробормотал он и вдруг на полу увидел мятую салфетку, на которой размашисто было написано кривым почерком…"Первое — книга, второе…"