Василий Лановой: в кино и в жизни (8 фото)
«На первом курсе мы абсолютно всё можем сыграть, на втором — почти всё. На третьем мы начинаем задумываться, что, пожалуй, не всё. На четвёртом понимаем, что мы ещё абсолютные сосунки. И так происходит нормальное становление актёрского мира».
«Когда мне предложили сыграть в „Войне и мире“, я очень хотел сыграть князя Андрея, но я был, наверное, слишком молод для этого. И мне дали роль Анатоля. Роль — моя — и по амплуа, и по специфике моего пребывания на сцене. Когда я посмотрел европейскую экранизацию „Войны и мира“, понял, что наша картина на порядок выше. Есть железное правило: нам не надо ставить великую западную классику, а им нечего в наш огород соваться. Я считаю, что и в „Войне и мире“, и в „Анне Карениной“ были потрясающие партнёры — в то время на классику приглашали прекрасных актёров».
«Поэзия — это величайшая ценность любой нации, сконцентрированные добро и красота, самый короткий путь к сердцу».
«Павел Корчагин — это моя вторая роль в кино и первая по своему определяющему влиянию на меня самого. Повезло не только с ролью — в 21 год создать такой образ, повезло жизненно. Получалось так, что не только я создавал образ Корчагина как актёр, но Корчагин создавал меня как личность, как человека. Работа над ним — трудный и, пожалуй, самый счастливый период в моей жизни».
«Когда актёр и актриса вместе — это непросто, и в первую очередь потому, что в каждом из нас сидит неизбывно: я главный!».
«Я трижды отказывался от роли (в фильме „Офицеры“ — прим. ред.), потому что не понимал своего места в этом материале, не знал, как подойти к роли. А оператор мне как-то предложил играть романтическую сторону русского офицера — поняв направление, я согласился. Картине 36 лет, а у неё по-прежнему много поклонников».
«Было великим счастьем, что я был приглашён „в Толстого“. Я всю жизнь любил и люблю Льва Николаевича. Роль Вронского далась мне достаточно тяжело, выпила много крови, но игра стоила свеч. Она совсем не похожа на другие мои роли, абсолютно, и мне, пролетарскому мальчику, воспитанному в украинском селе, вдруг сыграть представителя золотой элиты… Это меня пугало, но было безумно интересно».
«Думаю, что сегодня немного русский актёр всё-таки изменился. Советский, действительно, был глубже. Не зря же на Западе так ценились наши актёры. Вообще русским артистам свойственно рвать сердце, рвать душу, насмерть рвать, но сегодня предпочитают комедию, предпочитают развлекаловку».
«50 лет я снимаюсь в кино, 60 фильмов. Есть всего лишь несколько мгновений в некоторых ролях, которые окупили весь ад и муку, затраченные на эти 60 ролей. Они считанные, но, когда я смотрю картину, я знаю эти мгновения и я думаю: „Это получилось у тебя, граф. Это получилось“. Например, в „Офицерах“ есть один план, один-единственный крупный план, бессловесный — он именно такого рода».
«Всё, что связано с войной, у меня в памяти осталось буквально по дням… Она для меня оказалась самым главным событием в жизни. Поэтому для меня лучшая поэзия — военная, лучшие песни — военные».
«Моим учителем в самодеятельности был замечательный режиссёр „Ленкома“ Сергей Львович Штейн. Когда вышла моя первая картина „Аттестат зрелости“, Штейн был несказанно рад (действительно, успех она имела бешеный), но потом, надо полагать, заметив у 18-летнего юноши настораживающие симптомы, он пригласил меня к себе домой и сказал: „Вася, я потрясён, потрясён!“. — „Что случилось, Сергей Львович?“. — „Я считал тебя умным, а ты дураком оказался. Ты что, всерьёз считаешь себя таким, как о тебе говорят? Господь с тобой!“. Его профилактика подействовала потрясающе — это было очень вовремя и остудило меня на всю жизнь».
«Творчество даёт радость, и когда ты больше всего страдаешь, рыдаешь и плачешь, это самые счастливые для настоящего актёра мгновения».
«Я максималист, если я считаю что-то правильным, я не иду на компромисс, я не дипломат. Я многих собак бы не удостоился, если бы был более гибким. Но, если у меня пока здоровый позвоночник, зачем мне прогибаться?».