Хосинсэн. Часть 2: Холмский перевал и Чёртов мост (58 фото)

В прошлой части: Хошинсэн. Часть 1: Южно-Сахалинский грязевой вулкан мы ездили из Южно-Сахалинска через платформу Новодеревенская на грязевой вулкан, а сейчас отправимся на Чёртов мост из Холмска. В сам Холмск, впрочем, ещё надо доехать - пошлой автодорогой через красивейший Холмский перевал.

Хосинсэн был первой перемычкой между двумя основными железными дорогами Сахалина, с первых лет японского господства разраставшихся по берегам Охотского моря и Татарского пролива. Но - не последней: ещё одно соединение по более ровной местности у перешейка Поясок проложили в 1960-е годы уже советские строители. Прямой путь - не всегда самый быстрый: накануне закрытия Хосинсэна поезда ходили по горной дороге с черепашьей скоростью, а поддержание сложнейшей инфраструктуры обходилось дороже, чем перевозка грузов более долгим путём. Закрытие Хосинсэна после катастрофического бурана не было прихотью эффективных менеджеров (какие уж менеджеры в 1994-м!) - линия умирала долго и мучительно. Теперь редкие товарняки и курсирующий раз в день пассажирский поезд делают изрядный крюк через Томари, а от Хосинсэна осталось две малодеятельных тупиковых пригородных ветки: Южно-Сахалинск - Новодеревенская (18 километров) и Холмск - Николайчук (9 километров). Что, впрочем, в сумме почти треть протяжённости, а с прилегающими пешеходными маршрутами - так и вовсе почти половина по самым красивым местам.

Для пассажиров же основной транспорт - маршрутки, отправляющиеся в среднем раз в полчаса с автовокзала, который в Южно-Сахалинске соседствует с вокзалом железнодорожным, а в Холмске - с морским. Маршрутки в принципе как маршрутки, и даже билет на них можно купить хоть за минуту до выезда. Ну а то, что зимой автодорога порой встаёт из-за пурги - на Сахалине уж слишком данность, особенно если вспомнить, что железную дорогу добил как раз-таки буран. Самое неприятное свойство сахалинских маршруток - цена: за 80 километров и полтора часа езды придётся отдать 350 рублей.

Автодорога Южно-Сахалинск - Холмск тоже весьма живописна. Вся она от начала до конца хоть и узкая, но покрытая хорошим асфальтом. На пути чередуются зелёные хребты Западно-Сахалинских гор и просторные долины, в которых попадается даже такая невидаль, как поля. У выезда из Южно-Сахалинска, в селе Троицкое - красивейшая на острове деревянная церковь (см. здесь). Дальше вдали прекрасно виден сам Южный под Сусунайскими горами и Анива у глади одноимённого залива. Где-то на полдороги - неожиданно красивый деревянный постоялый двор в японском стиле... А с мостов через Лютогу и Тиобут виднеются остатки Хосинсэна - где-то на этом его участке свои мосты с полуобрушенными пролётами, привычные тоннели и даже японская водонапорная башня в селе Ожидаевском.

А вот на зарослях бамбучниках словно следы от когтей гигантского медведя, по меньшей мере Хозяина Гор из мифологии косматых айнов. В любой непонятной ситуации сахалинцы склонны подозревать военных - в рассказе Сергея Первухина про Хосинсэн и вовсе фигурирует короткая, но широченная грунтовка по траверсу (!) Мицульского хребат, в начале лета 2015 года возникшая таинственным образом без ведома дорожников или властей.

Историю же автодороги Южно-Сахалинск - Холмск я так толком и не смог нагуглить. Известно, что первое "шоссе" проложили ещё царские каторжане, но оно с нынешней дорогой не совпадало, а к Татарскому проливу спускалось у села Яблочного севернее Холмска. Нынешний Холмский перевал, подъём на который начинается за селом Пятиречье (Осака) есть на фотографиях 1950-х годов, а в августе 1945-го за него шли бои. Так что можно предположить, что эту дорогу здесь проложили японцы. Нынешний вид и асфальт трасса приняла лишь в 1990-е годы, став гораздо прямее и удобнее.

А мемориал на братской могиле остался от неё в стороне, и с трассы теперь даже не виден. К нему ведёт просевшая лестница, по которой официально ходить запрещено, и основной съезд чуть недоезжая вершины - это и есть остаток старой дороги. Центральный элемент мемориала (1975) - Пушка, если точнее ЗИС-3 на постаменте в виде высокой волны: ведь Красная Армия сюда пожаловала с моря.

Надо заметить, что в 1905, что в 1945-м годах бои за Сахалин происходили по очень похожей схеме: защитники острова были деморализованы жесточайшими поражениями в Маньчжурии и сопротивлялись еле-еле, а нападающие имели под конец войны тотальное превосходство в численности, вооружении и боевом духе. Одни понимали неизбежность своего поражения, другие - просто брали то, что считали своим по праву. Японцы в 1905 году наносили основной удар через Корсаков (позже Отомари), а наши 40 лет спустя - через Маоку (позже Холмск). 20 августа 1945 года советские катера подошли к Маоке под покровом тумана, и японские портовые рабочие, то ли в силу законопослушнсти, то ли понимая, что сопротивление бесполезно, спокойно пришвартовали вражеские суда к причалам. На Сахалин высадился десант из 3,5 тысяч бойцов, и буквально за пару часов овладел оцепеневшим городом. Дальше красноармейцы разделились на три отряда, ушедших берегом к Хонто (Невельску), автодорогой к Осаке (Пятиречье) и железной дорогой к Футомато (Чапланово). Самое серьёзное сопротивление японцы оказали именно на железной дороге, но в общем в масштабах Второй Мировой войны это всё и боем-то было не назвать. Красная Армия потеряла здесь 77 бойцов, японцы - около 300, а кроме того, видимо в начавшемся пожаре, погибло несколько сотен мирных жителей. Пушка стоит над братской могилой 24 красноармейцев, погибших не только здесь, но и на железной дороге. Неподалёку - груда камней с табличкой "Место ожесточённых боёв советских войск при освобождении города Холмск от войск империалистической Японии". Запомните те сопки на заднем плане - мы их видим не в последний раз...

Неподалёку, среди расчищенных зарослей бамбучника - маленький японский ДОТ:

А от него как на ладони спуск к Холмску. Этакие Врата Сахалина меж сопок:

При другом раскладе японцы могли бы положить под этим перевалом многотысячную вражескую армию и потопить любые десанты ещё в море. Но слабость сопротивления имела свои причины: Хирохито выступил с речью о капитуляции Японии 15 августа, и если неделей ранее "самураи" ещё отчаянно сражались на сухопутной границе, то теперь в большинстве своём просто опустили руки.

Ниже воинского мемориала, на обочине шоссе - другой памятник. Кто такой А. В. Гамов и как расшифровываются его инициалы, не знает даже гугл. Но маленькая табличка под валуном сообщает, что это не красноармеец и не ссыльный революционер, а первый прораб Холмского перевала в 1958-90 годах.

Исторически это место называлось Камышовый перевал. Затем он стал как-то незаметно Холмским перевалом, а иногда упоминается и вовсе как Сахалинский перевал: тут, конечно, не памирский Хабурабад и даже не алтайский Чике-Таман (он же Чёрт-Атаман), но более перевалистых перевалов на Соколином острове нет.

Вот только ракурс надо осторожнее выбирать - из-за сопок слева торчит край чёрной зловонной свалки, вопрос ликвидации которой висит над Холмском уже много лет. Неизменная примета перевала - чумазое галдяюще вороньё. Но свалки пусть показывает в блоге кто-нибудь другой...
У верхней петли - крест и языческого вида деревце с ленточками:

А в нижней петле - грязная лужа с гордым названием Озеро Надежды:

До Холмска рукой подать:

Краски осени и полное отсутствие гигантских лопухов на кадрах с Холмского перевала напоминают, что здесь мы были не в августе, а в середине сентября, по возвращении с Курил, коротая время в Холмске в ожидании парома на материк. Всего же мы заезжали в этот действительно не в меру холмистый городок трижды, первый раз на часок проездом, и началось наше знакомство с ним на станции Холмск-Северный:

Сразу порадовавшей нас обилием экзотической японской техники на кадре выше - маленький снегоочиститель "Маккри-71" по разным версиям довоенной (1941), а то и дореволюционной (1914) постройки и голубые плацкартный и багажный вагоны, построенные в Японии по заказу СССР для железных дорог Сахалина. Внутри, говорят, это обычный плацкарт, но убедиться в этом - само по себе удача: с 2000-х годов пассажирские составы Сахалина комплектуются обычными тверскими вагонами, а эти остались для рабочего поезда. Дальше на станции - и другие образцы экзотической, на взгляд материкового жителя, техники: короли сахалинских железных дорог - снегоочистители.

Железная дорога проходит через длинный узкий Холмск по всей его длине. Это историческая Западная линия Карафуто, в 1918-20 годах прошедшая по берегу Татарского пролива от Хонто (Невельск) до Ноды (Чехов) через Маоку. Будущий Холмск перед будущим Корсаковом имел одно неоспаримое преимущество: незамерзающий порт. Сахалинский берег Татарского пролива согревается тёплым течением, в то время как мелкий и застойный Анивский залив зимой склонен покрываться хотя бы тонким слоем льда. Поэтому с пуском Хосинсэна именно Маока сделалась главными воротами Карафуто. Что и олицетворял самый крупный, самый современный, самый капитальный вокзал (1932) японской эпохи на острове:

Что потрясающе, он даже имел все шансы сохраниться до наших дней - с этого вокзала и при Советах благополучно отправлялись поезда на восток в Южно-Сахалинск, на юг Горнозаводск, на север в Томари и через них до самых Ноглик. Местные жители упоминали даже кольцевой маршрут через Южно-Сохалинск, Томари и Холмск. Не знаю точно, были ли отсюда прямые поезда на материк, но теоретически переправа Холмск-Ванино делала их возможными. С распадом СССР этот вокзал стал первым на Сахалине не вписался в рынок: в 1992 году он был заброшен, а в 1996-м - снесён. Так Россия потеряла один из ценнейших памятников эпохи Карафуто - вокзалов тех лет и в Японии осталось немного...

Располагался он на другом конце города, на формально основной станции Холмск-Южный, куда мы добрались в своей второй приезд. С точки зрения пассажира, впрочем, обе станции равны: летом-2018 их проходил с разницей в несколько минут дизель Томари - 77-й километр.

Ехать на нём - минут 25, а пешком от Холмска-Южного до Чёртова моста немногим дальше, чем от Новодеревенской до грязевого вулкана. По пути - руины японского бумажного завода, грузовая станции Поляково на морском берегу и подъём в горы, встречающий внушительной плотиной, в основе ещё японской 1920-х годов:

За плотиной скрыто Тайное водохранилище. Конспирация не при чём: "тайна" водоснабжения Холмска известна всем, а вот подпёртая речка называется Тый. Если идти пешком - то быстрее будет не по железной дороге, а по вон той грунтовке справа, уходящей за низину меж сопок. В Тайном озере мы даже искупались на обратном пути, и воду его я бы не назвал очень чистой, зато за ноги тут почти сразу начинают пощипывать какие-то мелкие рыбки.

Если под Южно-Сахалинском нумерация километров шла на увеличение, то здесь - на убыль: хотя сквозного движения, да и просто полотна давно уже нет, названия платформ напоминают, что когда-то отсюда можно было уехать в Южно-Сахалинск. Сейчас здесь классический случай "забытых железных дорог", вплоть до старой эмблемы:

На обратном пути мы ещё и съездили до конечной встречным поездом, и билетик на 2 километра нам выписали за 3 (это не опечатка!) рубля.
Предпоследняя станция - Николайчук в одноимённом посёлке, при японцах Икэнохата. Борис Николайчук и Евгений Чепланов, увековеченные в названиях двух соседних прижелезнодорожных посёлков - это советские командиры, погибшие в боях за Чёртов мост. О чём и напоминает обелиск у платформы, слегка похожий на "пересвящённую" под новых победителей японскую стелу тюконхи:

Кругом - дачки, ничем, кроме окрестного пейзажа, не отличающиеся от мичуринских садов в любом регионе России:

А 77-й километр даже и платформой-то не назвать - просто в какой-то момент поезд словно отказывается ехать дальше, и постояв десять минут, уходит вниз. На фоне этой конечной даже Новодеревенская на том конце заброшенной линии кажется великим транспортным узлом. Но дачники рассеиваются тут не столь быстро, и первые полкилометра дальнейшего пути вы скорее всего пройдёте не в одиночку:

Взгляд назад, и обратите внимание на абрис утыканных антеннами сопок - с другой стороны мы любовались им с Холмского перевала.

Если за Новодеревенской железная дорога была добросовестно разобрана, то здесь рельсы ещё лежат, и пройти по ним мог бы если не поезд, но по крайней мере дрезина. Но вокруг - всё та же планета Пандора. Буйная, красивая, незнакомая растительность:

И хмуро глядящий из лесу медведь, и затаившиеся под шпалами змеи:

Идти по шпалам тяжело, но близко - минут через 10-15 впереди, в глубоком зелёном распадке, появляется высокий мост:

Чёрт знает, почему его назвали чёртовым. Может, из-за того, что у моста японцы дали красным десантникам самый жестокий бой. А может быть, так его прозвали корейцы-"тако", строившие эту железную дорогу. Гастрбайтеры из колоний в Японии имели своё название - такобэя, дословно "люди кувшина", а по сути скорее "люди капкана": кувшин в данном случае - это подводная ловушка для осьминогов и крабов. Поначалу японцы пытались продолжить в Карафуто русскую традицию каторги, но патентованная японская законопослушность тут пошла не на пользу - столько каторжан в стране цветущей сакуры и каллиграфической поэзии взять было попросту негде! Поэтому японцы вербовали рабочих в Корее по старой как мир схеме - сулили золотые горы и длинную-длинную йену, а по прибытии - держали в бараках на положении рабов. На сахалинской Мёртвой дороге, как и на ямальской, есть свои легенды о "мертвеце под каждой шпалой", но только принявшие особый японский колорит. В разных культурах мира с глубокой древности был известен жестокий обряд замуровывания живого человека в фундамент строящегося здания, будь то замок, дворец, мост или храм. Где-то для этих целей использовали девственницу, где-то - ребёнка, где-то - воина, где-то просто первого умершего работягу, а большинство таких преданий, разумеется, были лишь выражением народного ужаса перед жестокостью и алчностью господ. В Японии такой обряд назывался "хитобасира" ("человек-столб"), и замурованный превращался не просто в стройматериал или сакральную жертву, а в духа-хранителя здания. Здесь легенды о хитобасирах приняли чуть более современную форму: якобы, умерших тако сжигали, а их пепел замешивали в бетон для мостовых опор. И хотя никаких научных подтверждений хитобасире на Хосинсэне нет, за 7 лет стройки здесь действительно погибли сотни рабочих, так что у корейцев были все основания говорить: "Чёртов мост!". Ну а более вероятно, что название произошло от его чрезвычайной замороченности: железная дорога уходит в тоннель, и поднявшись петлёй внутри сопки, пересекает наверху сама себя.

На мост ведёт лестница, но мы пошли в тоннель. Чего бы и не пойти, если при себе пара фонариков? Главное не забыть у входа пошуметь (мы для этого использовали пару футбольных свистков), особенно в жаркий день - в тоннелях могут отдыхать медведи.

Тоннель Чёртова моста на Хосинсэне даже не самый длинный - 746 метров. Но по ощущениям в нём километра полтора - ведь изгибается тоннель в трёх плоскостях, и сквозь его мрак ощутимо идёшь в гору.

Выключив фонари и затаив дыхание, оказываешься в кромешной темноте и полной тишине. А пошарив лучом по стенам, видишь на них россыпи блестящей плесени:

Где-то там, в самой глубине тоннеля, мне показалось, что я услышал едва различимый гудок. Что удивительнее всего - его услышала и Оля.

Свет в конце тоннеля - радует. Вот только видишь не светящийся портал, а тусклые отблески на стене у поворота:

В тоннеле, кстати говоря, разобраны рельсы, а за тоннелем сквозь бамбучник и лопухи даже не колея ведёт, а просто тропа, да и та едва-едва натоптана:

Я был уверен, что тоннель выведет прямо к Чёртову мосту слева от нижней дороги, но мы вышли в соседний распадок, или вернее долину реки Тый, по краю которой предстояло пройти ещё с полкилометра:

У входа в следующий тоннель мы свистнули - и услышали в лесу над порталом подозрительный шорох. Медведя мы спугнули, бурундука или лису - я не хочу знать, но безопаснее исходить из того, что в лесу поджидает медведь.

Второй тоннель оказался гораздо короче и как-то обычнее:

А на выходе его продолжает небольшая противолавинная галерея с загадочным списком имён, видимо какой-то большой туристической группы:

Вот и Чёртов мост, причём вышли к нему мы не слева, а справа. Здесь вновь появляются рельсы:

Идти по мосту мне оказалось невыносимо страшно - иррациональная боязнь высоты включалась просто от того, что между шпал под ногами просветы. Мост я пересекал медленно, ступая исключительно по рельсам:

Длина Чёртова моста - всего 125 метров, зато высотой (45 метров) он превосходит высочайший на Сахалине действующий мост в Новосёлово почти вдвое:

Чёртов мост - название послевоенное. У японцев же весь этот комплекс из моста, двух тоннелей и участка между ними имел общее название петля Токардай. Протяжённость её - около 2 километров, а значит, длинный товарняк (реально тут такие не ходили) теоретически мог бы здесь проходить сам под собой:

Между тем, на кадре выше на мосту появились люди. Чёртов мост - вообще достопримечательность популярная, а на Сахалине тем более то лето накануне перешивки железных дорог было сезоном рейлофанов. Но эти двое к железной дороге отношения не имели. Когда я увидел их с моста, парень думал о чём-то своём, а девушка - рисовала, и по одежде и антуражу я как-то понял, что имею дело с людьми творческими. Заметив нас, ребята попросили их дождаться, и не имея желания лезть в тоннель, вскоре поднялись по лестнице к заброшенной будке дежурного, у которой мы по такому случаю устроили привал.

Толя и Яна приехали на Сахалин с чуть менее Дальнего Востока - из Благовещенска. Они оказались художниками: Яна рисовала картины, Толя владел десятком ручных ремёсел от ювелирики до резьбы по дереву и много путешествовал по России в поисках настоящих русских мастеров. На жизнь оба зарабатывали в режиме самозанятости, словом - были молоды, красивы и свободны. Жить на плодородной, но прозаичной Зейской равнине с торчащими из-за Амура небоскрёбами Китая художникам было скучно, и они решили перебраться в какое-нибудь более живописное место. И потому взяли билет до Ванина, а там поняли, что можно пересесть на паром. На палубе Толю удивила толпа мужиков, явно между собой хорошо знакомых. Каково же было его удивление, когда оказалось, что все эти мужики друг друга видели впервые! Но удивительная компанейскость сахалинцев, словно все на этом острове друг друга знают с детства, впечатлила не меня одного. Толя и Яна быстро влились в компанию, а когда впереди расступился туман и Холмск предстал перед ними во всех своих трёх ярусах на сопке, художники поняли, что хотят жить здесь. И вот они жили в Холмске месяц, в гостях у одного из новых друзей с парома, и присматривали себе место на дальнейшую жизнь. В общем, Толя и Яна предстали передо мной идеальной парой двух цельных и светлых людей. С нами они общий язык нашли так же быстро, как с сахалинскими мужиками, и путь по колее мы продолжили уже вчетвером:

Здесь рельсы целы, но заросли бамбучником, а кое-где затоплены ручьём:

Под Южно-Сахалинском и под Холмском мы заходили в 6 тоннелей Хосинсэна из 15: самые высокие хребты преграждают путь у конечных пунктов.

Этот тоннель мне запомнился совсем коротким, зато с самой внушительной лавинной галереей:

Ещё сотня метров - и над глубоким распадком ручья встречает Ведьмин мост:

По сравнению с Чёртовым мостом он не столь лихо закручен, однако ещё крупнее - 200 метров длиной и 50 метров над распадком:

А с той стороны из тоннеля действительно глядит зелёным глазом хитрая лесная ведьма:

Ну а где ведьмы - там и костры. Несколько лет назад на мосту сгорело полотно, и даже там, где обугленные шпалы остались, я бы не рискнул на них ступать. Однако вот же странное дело боязнь высоты! На надёжном полотне Чёртова моста я дрожал от страха от узких просветов под ногами, а здесь, пройдя десяток метров по непрерывной, но узкой перекладине, с которой сверзнуться один неверный шаг - понял, что мне совершенно не страшно, и если бы был в этом смысл - я прошёл бы мост хоть до конца.

А так лишь заснял с него вид по распадку, впадающему в долину Тый-реки:

У моста, на краю обрыва, мы устроились на пикник, обедали припасёнными бутербродами и шоколадками, беседовали с нашими красивыми спутниками. Говорил в основном Толя, а Яна сидела в сторонке и рисовала. Она показывала нам и другие свои рисунки в блокноте, более завершённые и действительно красивые. Но здесь приложу лишь возникший на наших глаза эскиз с натуры:

рисунок Яны Макогон