Юрий Кнорозов – эксцентричный советский Шампольон (9 фото)
Юрий Кнорозов родился в 1922 году под Харьковом, в посёлке Южный в семье инженера и домохозяйки. Однако не так просты были эти инженер и домохозяйка, ведь старшие братья и сестра Юрия стали весьма уважаемыми людьми: лауреатами Ленинской премии, врачами, научными работниками и преподавателями. Точная дата рождения Кнорозова неизвестна – сам он придерживался мнения, что родился не «по паспорту» – в августе, а в ноябре.
Сам будущий лингвист, как и многие одарённые дети, был учеником непростым, а может быть давала знать о себе горячая кровь бабушки – актрисы армянского происхождения. Впрочем, несмотря на некоторую эксцентричность в поведении, Кнорозов блестяще учился, играя, кроме того, на скрипке, рисуя и сочиняя стихи.
Маленький Юра со своей скрипкой
Несмотря на будущие научные успехи, учёный по жизни не растерял этот запал, то и дело ставя в тупик даже собственных сотрудников. После того как на него обрушилась слава, появилось множество желающих взять у Кнорозова интервью, что очень отвлекало учёного от работы. В один из таких случаев он закрылся от хрупкой интервьюерши на ключ, в выделенном под интервью помещении, а после и вовсе испарился из аудитории через… форточку. Зато к огорошенной журналистке явился заметивший выпрыгнувшего из окна человека наряд милиции. В другой раз Кнорозов надел на глаз повязку и предстал перед объективами газетной делегации в облике пирата.
От сельского учителя к учёному с мировым именем
После семилетки Юрий доучился на рабфаке и поступил на исторический факультет Харьковского Государственного Университета, где его и застала война. В армию Кнорозова не взяли, но сочли возможным отправить на строительство укреплений, где он и попал в окружение. Прежде недоедавший из-за потраченных на книги денег студент, стал скитаться по области, скрываясь от оккупационных властей, голодая уже всерьёз. Когда советские войска взяли Харьков, Юрию с мамой удалось бежать под Воронеж, где из-за серьёзной дистрофии он был опять признан не годным к службе и отправлен учителем в сельскую школу.
В 1943 году Кнорозов переводится в МГУ, где учится на истфаке на кафедре этнографии. Как и многие юноши своего возраста, Юрий увлекается египтологией, но до окончания войны успевает всё-таки вступить в ряды армии. Победа застала его телефонистом резервного полка.
С историей службы Кнорозова связана забавная легенда о том, что Юрий участвовал во взятии Берлина и лично обнаружил книги с перепечатанными кодексами майя. Сам учёный такую версию поднимал на смех, кляня выдумавшего её журналиста, но в статье о Кнорозове писатель Евгений Водолазкин замечает, что человек, имеющий два дня рождения, может иметь и две «непересекающихся», не противоречащих друг другу жизни. Оставим это на его, тяготеющей к магическому реализму, совести…
Впрочем, доля правды в этой истории есть – именно советские военные привезли из подготовленных, но так и не эвакуированных архивов Берлинской библиотеки Розеттский камень майянистики – книгу Диего де Ланды «Сообщение о делах в Юкатане» и гватемальское издание «Кодексов майя».
Впрочем, с именем Ланды для майянистов связаны не только добрые воспоминания – Ланда, принесший на земли майя «веру Христову», первым делом взялся за уничтожение письменных записей, которые вели аборигены, якобы обнаружив в них «ложь и демонов». Испанцы сжигали целые библиотеки и удивлялись тому, как древний народ страдает и мучится при виде подобного аутодафе. Календари, исторические хроники, религиозные трактаты, расчёты движения небесных тел – всё пало под натиском невежественных «просветителей». Так и получилось, что, уничтожив великие памятники эпохи одной рукой, другой – де Ланда сохранил ключ к их расшифровке.
Награждённый медалью «За победу над Германией», Кнорозов демобилизуется и снова возвращается в университет, где защищает дипломную работу о шаманских практиках в Средней Азии, для чего отправляется с Хорезмской экспедицией в Туркменскую и Узбекскую ССР. Не трудно догадаться, что молодого учёного увлекала этнография – изучение истории происхождения народов и их культурных особенностей; Юрий пытался собрать информацию о жизни на этих землях до прихода русских.
Кодекс майя
Именно в этот момент Кнорозову на глаза попадается статья видного майяниста Пауля Шельхаса, озаглавленная «Дешифровка письма майя – неразрешимая проблема». Юрий воспринимает категоричность тона как вызов. Хотя, казалось бы, куда тягаться вчерашнему студенту с учёным, посвятившим много лет составлению пантеона майя?
В аспирантуру МГУ Кнорозова не пустили по частой для того времени причине – родственники на оккупированной территории, однако перевели в Ленинград, отправив в Музей этнографии народов СССР. Скромный быт Юрий обустроил тут же – в музее, где жил ещё долго. После первых подвижек в расшифровке, его пригласят работать в более престижный Музей антропологии и этнографии, при Кунсткамере.
Защита диссертации под названием «Сообщение о делах в Юкатане» Диего де Ланды, как этно-исторический источник» произвела эффект разорвавшейся бомбы. Трёхминутный доклад сделал Кнорозова вместо кандидата в доктора – доктором исторических наук. Это был прорыв, но пока ещё не замеченный никем, кроме горстки советских специалистов. Самому Кнорозову предстояло заполнить внушительные пробелы в своих изысканиях – на вопрос о значении одного из иероглифов он честно ответил: «Понятия не имею». До мирового признания и разрешения многих, стоящих перед исследователями вопросов Юрию оставалось ещё двадцать лет…
Иероглифы из Паленке
Немного истории
Начало майянистики как науки приходится на первую четверть 19-го века, но первые робкие попытки дешифровки стали возможны лишь после обнаружения в 1862 году аббатом де Бурбуром того самого «Сообщения» де Ланды. В конце 19-го века были опубликованы сохранившиеся кодексы майя – Дрезденский, Парижский и Мадридский. Эти уникальные документы передавали оригинальную письменность майя, чудом уцелевшую в огне католических монахов. Безусловно, майя известны своей резьбой по камню – многочисленные стелы и панели также были испещрены иероглифами, но не позволяли дешифровщикам нащупать «точку опоры» для начала изысканий.
Эрик Томпсон стал одним из первых крупных исследователей майя. Он собрал в один каталог максимальное количество известных иероглифов, проводил полевые исследования и, так же как Шельхас, раззадоривший Кнорозова, не верил в существование связи между иероглифами и звуками, при помощи авторитета подавляя любые противные точки зрения.
Воспротивился такому подходу Бенджамин Уроф, который сумел прочитать некоторые знаки майянского алфавита. Также с переменным успехом продвигались в своих исследованиях Генрих Берлин и Татьяна Проскурякова, занимаясь в первую очередь каменными надписями. Известно, что американка Проскурякова переписывалась с Кнорозовым и заимствовала его методологию, уделяя большее внимание анализу языка, как такового, но не чтению кодексов.
Пирамида майя
Томпсон, споривший с Проскуряковой, обрушился с критикой и на молодого советского автора. В ход пошли даже упрёки в том, что Кнорозов проповедует западным учёным идеи марксизма. Тут есть не менее забавная закавыка: Энгельс, отец марксизма, не признавал за индейцами майя право на фонетическое письмо. Таким образом, блестящая научная работа вступала на скользкий путь противостояния с официальной повесткой… К счастью, всё решилось весьма для Кнорозова благополучно.
Помимо этого, коллеги-конкуренты Юрия обвиняли в заимствовании чужих идей и нарушении научной этики. Немного подпортило репутацию учёного и предложение со стороны молодых программистов по поводу машинной дешифровки текстов. Согласившийся на сотрудничество Кнорозов не ожидал, что скороспелые выводы преподнесут как достижение тогдашнему генсеку – Хрущёву. Впрочем, вышедшая вскоре монография «Письменность индейцев майя» поддержала реноме исследователя, сочетая в себе каталог иероглифов и полноценный словарь языка майя, который актуален и по сей день(!).
В жизни и в быту
Известная скромность Кнорозова проявлялась не только в житье на казённой квартирке. Многие годы он называл себя «кабинетным учёным». Если и была в этом бравада, то совсем небольшая. Действительно огромный талант требуется, чтобы подобно Шерлоку Холмсу решить сложнейшую загадку, не выходя из дому. Но акцент, сделанный на этой растиражированной фразе, говорил о не видимой глазу трагедии. Выезжавший в «дружественные» страны на конференции Кнорозов, не мог поехать к предмету собственного исследования – в Гватемалу или Мексику. Когда же речь заходила о истоках таланта переводчика, он говорил, что виной всему крокетный мяч, шибанувший маленького Юру по голове, после чего неизменно добавлял, что такое нужно делать со всеми переводчиками.
Памятник Кнорозову в Мексике
Вообще, известная фотография Юрия Валентиновича с котом, где учёный выглядит почти что угрожающе, вкупе с академической деятельностью сформировала представление о Кнорозове, как о человеке мрачном и чрезмерно строгом, что если и соответствует истине, то лишь отчасти. Например, коллеги любили рассказывать историю о том, как не вместившийся в такси Кнорозов исчез бесследно, объявившись лишь на месте назначения. Оказалось, что весь путь он проделал… в багажнике.
Кстати, с кошкой связана другая, весьма трогательная история. Кошатник Кнорозов хотел увековечить на одном из трудов имя кошки Аси, которая «помогала» учёному в написании работы. Имя кошки из тиража сняли, но можно считать память Аси почтённой – на двух памятниках, посвящённых Кнорозову, красуется свернувшаяся на руках кошка. Она же изображена на стилизованном под майянскую стелу надгробии учёного.
Ключ к успеху
Существует три основных вида письменности. Наиболее распространённая из них – алфавитная, где каждый символ или буква подразумевают звук. Также в индийской письменности до сих пор встречается запись буквами целых слогов. Идеографическое письмо, которое приписывали индейцам майя большинство учёных, передаёт посредством символов законченные понятия и образы. Последнее до сих пор используется китайцами.
Для каждого из подобных типов записи необходимо определённое количество символов. Для алфавита, как всем известно, около тридцати, для слоговой записи не меньше ста, а для идеографической счёт символам идёт в тысячах. Путём анализа использующихся символов и их подсчёта Кнорозов и пришёл к уверенности, что речь идёт о слоговой, а точнее – фонетической системе, которую на тот момент отвергали ведущие учёные. Далее на помощь пришёл алфавит, записанный в «Сообщении» де Ланды. Сверяясь с ним, Кнорозов определил вариации написания иероглифов и разделил их на главные и второстепенные. Далее потребовалась кропотливая работа в составлении аналогий и проверки догадок на нескольких источниках одновременно.
Награждение от президента Гватемалы
В 1975 году Кнорозов публикует законченный вариант перевода главных майянских текстов, что приносит ему Государственную премию СССР и всемирное признание, которое заставляет отказаться от своих претензий даже заядлых противников методологии советского учёного. В США появляются исследователи-кнорозовисты, которые делают то, всякую возможность чего отрицал ранее Томпсон – восстанавливают историю майя, рассказывающую об 11 древних царствах.
После расшифровки письменности майя, Кнорозов, вместе со своей научной командой, продолжал заниматься расшифровкой письменности острова Пасхи и протоиндского письма. Помимо этого, он уделял внимание «теории сигнализации, коммуникации и коллектива», которые легли в основу теории фасцинации, вызвавшей огромный интерес среди последующих поколений психологов, философов и культурологов.
Сумевший в перестроечные годы добраться до Мезоамерики, Кнорозов получил мексиканский орден Ацтекского орла, Большую золотую медаль президента Гватемалы, был включён во многие научные общества. В гватемальском университете Сан-Карлос одна из кафедр названа именем советского учёного.
Могила в майянском стиле.