Когда села батарейка

(отрывок из моего нового романа «Живи»)

После Афганистана я вернулся в родное училище. На должность командира курсантского взвода. Через полгода меня назначили командиром курсантской роты. Служба мне нравилась. Мне всегда везло на командиров и подчиненных. Но неожиданно выяснилось, что воевать - это одно, а вот служить в мирное время - совсем другое.

Буквально через две недели после моего приезда, на занятиях по командирской подготовке мне нужно было сдавать кросс на 3 километра. В курсантские годы это была моя любимая дистанция. В спортвзводе я «выбегал» трешку из 11 минут. Но это было давно. В прошлой жизни.

В этот раз я пробежал её минут за двадцать- двадцать пять. Думается, это было абсолютным рекордом нашего училища по бегу на эту дистанцию среди черепах. Я понимал, что после тифа, с перебитыми ногами едва ли смог показать хорошее время. И все же очень надеялся, что в ближайшие месяцы смогу вернуть себе былую спортивную форму.

Но оказалось, что наши желания не всегда совпадают с нашими возможностями. Бегать на зарядке с курсантами у меня не получалось. Не хватало ни дыхания, ни сил. Снова открылись раны на ногах. Начал напоминать о себе позвоночник. А вскоре и ходить мне стало трудно.

Начальник училища генерал-лейтенант Носков Александр Сергеевич предложил мне перейти с командной должности на должность, связанную с меньшим объемом физических нагрузок. Так я попал на военную кафедру Московского инженерно-физического института. Бегать здесь было не нужно. Но и ходить я уже практически не мог. С позвоночником стало совсем плохо.

В эти дни ко мне домой приехал отец. Решить помочь мне с ремонтом. Хотя ни о каком ремонте я тогда и не думал. Вдвоем мы обшили вагонкой прихожую. Наверное, я больше мешал, чем помогал? Помощник из меня тогда был никудышный. Стоять долго я не мог и сидеть долго у меня тоже не получалось.
Я попросил отца перенести электрические выключатели пониже. На высоту примерно 70 сантиметров от пола. Отец долго не соглашался. Говорил, что так никто не делает. А я не знал, как объяснить ему, что большую часть времени я передвигаюсь по квартире ползком и выше мне просто не дотянуться.

Но отец как-то сам об этом догадался. И сразу же как-то сник. А потом отвернулся к окну, чтобы я не успел заметить, как предательски заблестели его глаза.

Говорят, что беда не ходит одна. К перебитым ногам и позвоночнику вскоре добавилась моя любимая пневмония. Удушающий кашель выворачивал меня наизнанку. В поликлинике мне выписывали какие-то таблетки. Но они не помогали.

И снова начались сильные головные боли. Каким-то неимоверным усилием воли я заставлял себя ходить в институт. Приходил за полчаса до занятий, чтобы никто не видел, какого труда стоил мне каждый шаг. Прятал в шкафу свою трость. Читал лекции, сидя на столе. А потом сидел до вечера в преподавательской, чтобы уйти домой под покровом темноты.

К счастью, вскоре я стал сам составлять расписание занятий. Все свои лекции, семинары и практические занятия сводил в два дня. И на эти дни приходил в институт. Остальные дни прогуливал. Начальник кафедры периодически ругал меня за прогулы. Но больше для проформы. Видимо, он обо всем догадывался?
А может быть, помогло то, что буквально в первый же месяц моей работы в институте, меня вызвал к себе проректор по безопасности. К вопросу, который он мне задал буквально на пороге, я был готов.

- Скажи, разведчик, а если бы тебе поставили задачу уничтожить (далее он назвал один из наиболее серьезно охраняемых объектов на территории МИФИ), что бы ты сделал?

Я ответил. И сразу же заметил, как погрустнел проректор. На этом наш разговор закончился. И почти целый месяц проректор демонстративно обходил меня стороной и не здоровался. С чем это было вызвано, понять я не мог.

Правда, через месяц он снова вызвал меня к себе. Угостил хорошим коньяком, извинился. Сказал, что совсем недавно институт потратил очень большие средства на усиление охраны этого объекта. Но после разговора со мной, выяснилось, что средства эти были потрачены впустую. Сейчас уязвимое место, о котором я ему сказал, перекрыто. И попросил меня не обижаться. На что мне было обижаться? Если бы он повторил свой вопрос снова, я бы назвал ему еще пару-тройку вариантов уничтожения этого объекта. С фантазией у меня всегда все было нормально. К счастью, наш проректор был тертый калач, с хорошей военной подготовкой. Он прекрасно понимал, что не нужно слишком часто задавать глупых вопросов, чтобы не узнать, что и вновь выделенные средства, тоже были потрачены впустую. Поэтому больше он меня ни о чем не спрашивал.

На летних сборах со студентами, силами нашего Главного управления проводились показные учения, целью которых было показать студентам, как мы умеем успешно бороться с диверсионными группами. Начальник штаба нашего Управления, который много лет дружил с проректором МИФИ по безопасности, видимо, слышал от него о нашей с ним беседе. Потому что подозвал меня к себе поближе и задал почти тот же самый глупый вопрос.

- Так, разведка! А как бы ты организовал засаду?
Я ответил: где бы разместил группу огневой поддержки, штурмовую группу, отвлекающую и группу прикрытия отхода. Где поставил бы парочку мин направленного действия. И что бы сделал еще.

Выдержка генерала, который не жестом, ни словом, не выдал своих эмоций, меня приятно удивила. Я не знал, как будут действовать подразделения, которые попадут в мою засаду. Это было моим минусом. Но, когда выяснилось, что и эти подразделения оказались совершенно не готовы к моим действия, я понял, что теперь и начальник штаба нашего Главного управления больше никогда в жизни не будет со мной здороваться. Однако, я ошибся. Мне объявили благодарность и дружески похлопали по плечу.

Да, генерал оказался настоящим профессионалом, который не поленился задать мне еще несколько вопросов. Это были азы. Просто те, кто охотится за разведчиками, уверены, что разведчики думают так же, как и они. А потому думают, что легко смогут их просчитать. Увы, разведчики и диверсанты думают немного иначе. И противник очень часто думает совсем иначе, чем мы. И чтобы с ним успешно воевать, его нужно не просто хорошо знать. Но и непрерывно отслеживать, как он меняется со временем - в плане не только вооружения и тактики действий. А в первую очередь - в плане мышления.

С тех пор начальник нашей кафедры закрывал глаза на мои частые опоздания. А иногда и прогулы (когда у меня не было занятий). И я до сих пор благодарен ему за это. Со временем, мое имя внесли в Википедию МИФИ, как одного из лучших преподавателей. При таком отношении руководства, работать мне было не трудно.

Но со здоровьем с каждым днем становилось все хуже и хуже. И я понимал, что лучше мне уже не будет. В двадцать шесть лет уже начинаешь понимать такие вещи. Словно бы внутри тебя разрядилась какая-то батарейка. И весь запас твоих жизненных сил, отпущенный тебе природой, закончился. Раз и навсегда.

В декабре 1989-го года Съезд народных депутатов Советского Союза принял постановление, в тексте которого было сказано, что решение о вводе советских войск в Афганистан заслуживает «политического и морального осуждения». Все, что мы пережили в Афганистане, да и сами мы были признаны ошибкой.

Горько было от этого и больно. Возможно, в другое время мне было бы наплевать на то, что говорят и пишут всякие депутаты. Тем более, что после этого съезда уже прошло несколько лет. Но в те дни, почему-то, именно это стало последней каплей. Я понял, что тянуть дальше и мучить родных своими болячками больше не стоит. Оставалось только принять решение, как уйти?

Когда ты живешь на двенадцатом этаже, особых проблем со способом ухода нет. Я написал все положенные для такого случая записки, какие-то инструкции своим родным и последние слова, что очень их всех люблю. И…

Мне позвонил мой наставник - профессор 2-го Медицинского института имени Пирогова Дмитрий Захарович Афанасьев. Дмитрий Захарович готовил меня к командировке в Афганистан, обучал военно-полевой медицине и массажу. В молодости, после окончания Ленинградского военного института физкультуры, он работал массажистом в труппе Большого театра. Позднее окончил медицинский институт. И сейчас работал в нём заведующим кафедрой. Научная работа и институтские дела отнимали у него уйму времени. В ущерб его частной практике.

Дело в том, что независимо от своей основной работы, Дмитрий Захарович всё так же продолжал делать массаж своим балеринам из Большого театра. И просто пациенткам. И то ли его пациентки увеличивались в размере, то ли в количестве, но ему срочно понадобился помощник. И тогда он вспомнил обо мне...

Александр Карцев, http://kartsev.eu