Правила жизни иностранной гувернантки в России (5 фото)
Только чудаки нанимают англичанок
«Беседа московских леди такая же, как у жен двух владельцев магазинов в провинциальном городке: первый вопрос, после обсуждения городских скандалов, это довольны ли они своей гувернанткой?» — писала Клер Клермонт, падчерица английского философа Уильяма Годвина и недолгая любовница лорда Байрона, своей сестре, писательнице Мэри Шелли (Мэри Гудвин). Клер знала, о чем говорит: она служила гувернанткой в России с 1823 по 1831 год.
Эпоха гувернерства началась в России еще во времена Петра I. А уж когда императрица Анна Иоанновна выпустила в 1737 году указ об образовании дворянских детей, заполучить в семью иностранца или иностранку стало делом чести. И поток иноземцев всех мастей хлынул в Россию. Из всей этой массы временами удавалось извлечь и достойную кандидатуру. Например, после французской революции среди бежавшей с родины аристократии помещик средней руки мог выбрать за недорого титулованного и образованнейшего гувернера для потомства. Так, в Пензенской губернии у помещика Жиздринского, скромного владетеля 300 душ, детей воспитывал натуральный маркиз де Мельвиль.
Большую часть гувернеров составляли женщины-гувернантки. Поначалу немки. Но мода на все французское просочилась и в область воспитания. Тем более что знать французский язык к началу XIX века было так же естественно, как сейчас — английский. Само слово «гувернер» происходит от французского слова gouverner — «руководить, управлять». Только редкие чудаки тогда смотрели в сторону Англии. Как, например, у Пушкина в «Барышне-крестьянке» «настоящий русский барин» Григорий Иванович Муромский: «Промотав в Москве большую часть имения своего и на ту пору овдовев, уехал он в последнюю свою деревню, где продолжал проказничать, но уже в новом роде. Развел он английский сад, на который тратил почти все остальные доходы. Конюхи его были одеты английскими жокеями. У дочери его была мадам англичанка». Но исключения частенько становятся правилами. Образ безупречной английской леди все чаще занимал русские умы.
Запрещать невинные вещи — признак хорошей гувернантки
Запросы матери семейства по поводу воспитательницы для детей формулирует Иван Панаев в фельетоне «Барыня»: «Не знаете ли вы, Анна Михайловна, где бы мне достать этакой гувернантки, чтоб и нравственность была, и на фортепьяно могла давать уроки, и по-французски бы говорила... и гулять чтобы ходила с детьми». Собеседница расхваливает кандидатку: «Девица хорошая, в разговоры с гостями не вмешивается, — сидит или с детьми, или в уголку, — свое место знает».
Надобность в гувернантке появлялась, когда у детей подходил срок учения: лет в пять-семь. Место ей предоставлялось на детской половине — с воспитанниками предстояло не расставаться. Преподавать начальные сведения по истории и географии, обучать музыке и рисованию, занимать играми и рукоделием, читать вслух, а главное — прививать хорошие манеры, придирчиво исправляя огрехи, и общаться исключительно на иностранном языке, пресекая все попытки изъясняться по-русски.
Если вы не вмешиваетесь в жизнь воспитанницы ежеминутно, запрещая ей наиболее невинные вещи; если вы не распрямляете ее плечи, не укрепляете шею по сто раз в час, вас на весь город ославят как самую небрежную и невыносимую гувернантку
Гувернантки оказывались между двух огней, рискуя либо заслужить недовольство родителей, либо стать занудой в глазах воспитанников. Клер Клермонт жаловалась в письме сестре: «Если вы не вмешиваетесь в жизнь воспитанницы ежеминутно, запрещая ей наиболее невинные вещи; если вы не распрямляете ее плечи, не укрепляете шею по сто раз в час, вас на весь город ославят как самую небрежную и невыносимую гувернантку, и вот именно такой считают меня!» Зато если выполнять все родительские требования, можно получить вот такую характеристику от воспитанника: «Что за несносная особа была эта Мими! При ней, бывало, ни о чем нельзя было говорить: она все находила неприличным. Сверх того, она беспрерывно приставала: «Parlez donc français» [Говорите же по-французски], а тут-то, как назло, так и хочется болтать по-русски» (Лев Толстой, «Детство»).
Бранить хозяина — признак самоуважения
Если в Англии (вспомним «Джен Эйр») гувернантка занимала положение где-то наравне с экономкой, то в России статус был повыше: она обедала не с прислугой, не в своей комнате, а за общим столом, что как бы включало ее в круг домашних.
Об этом свидетельствовал и порядок семейных переездов. Граф Николай Егорович Комаровский вспоминал, что при летнем путешествии за город и осеннем обратно в город господа и их родственники занимали возглавлявшие кавалькаду удобные рессорные экипажи, далее следовали менее удобные безрессорные экипажи, и вот в первом-то из них «сидели по чину мосье и мадам, т. е. гувернер и гувернантка господских детей, за ними следовали в тарантасе все няньки, мамки и старшие домочадцы; вся же прочая дворня и сенные девушки довольствовались передвижением в повозках и бричках».
Многое, конечно, зависело от «человеческого фактора» с обеих сторон и от того, как себя поставишь. Понятно, что «размазня» из одноименного рассказа Чехова уважением ни среди прислуги, ни у хозяев не пользовалась. Бунтарка Клер Клермонт, критически оценивающая русских помещиков, утверждала, что молчать в ответ на хозяйские упреки нельзя: «молчание, которое в других странах было бы признаком вашей образованности и обеспечивало вам абсолютное уважение, здесь поставило бы вас на один уровень с местными рабами, которые тихо стоят перед хозяевами и либо вовсе им не возражают, либо робко их увещевают, и с вами немедленно будут обращаться как с подобным рабом. Признак же вашего высокого положения — это смелость препираться с хозяевами и бранить их».
Розовое платье — повод к увольнению
Среди гувернанток более всего ценились особы немолодые, а из молодых — некрасивые и даже уродливые. Примерно как описывала Анна Керн воспитывавшую ее «мамзель»: «М-llе Бенуа была очень серьезная, сдержанная девица 47 лет с приятною, но некрасивою наружностию». Такая внешность, по мнению нанимателей, гарантировала спокойствие в доме. Зачем главе семьи постоянно иметь перед глазами ходячий соблазн? (Из-за подобной связи распался, например, брак родителей Лермонтова.) Особенно высоко котировались гувернантки-вдовы с живущими самостоятельно взрослыми детьми.
Бедная Луиза провинилась окончательно: она осмелилась надеть розовое платье с полосками и длинной талией, как у осы!
Одеваться следовало консервативно, без всяких финтифлюшек, причесываться — просто и строго. Вести себя сдержанно, благородно, но без претензии на светскость. За нарушение этих правил можно было лишиться места.
Графиня Лилия Ростопчина вспоминала, как ее гувернантка, хотя и была «доброй и благочестивой» девицей, была уволена из-за своей страсти к нарядам. «Бедная Луиза провинилась окончательно: она осмелилась надеть розовое платье с полосками и длинной талией, как у осы! Эта парижская новость представилась бабушке опасной, как покушение на целомудрие и опасный пример для девочек. Она призвала своего сына, приказывая ему немедленно рассчитать эту опасную особу… Мы, дети, восхищались милой Луизочкой, не подозревая, что розовое платье скрывало погибшую душу!»
Вообще, молодой, тем более хорошенькой гувернантке устроиться было трудно. Приходилось соглашаться на копеечное жалованье и почти неизбежно терпеть домогательства кого-нибудь из домашних. Единственным способом избежать неприятностей было по возможности изуродовать свою внешность: нацепить пенсне, мешковатое старушечье платье, найти самую не идущую к лицу прическу.
Нянюшка — персона нон-грата
Если в дом приглашалась английская гувернантка, жизнь воспитанников менялась полностью. Прежде всего пересмотру подлежал режим дня. Об этом рассказывала в своих мемуарах Софья Ковалевская, урожденная Корвин-Круковская.
Вставать надо было рано утром, и это правило действовало и зимой. Далее следовало утреннее чаепитие в полном одиночестве: «Я пью чай сам-друг с гувернанткой, так как другие члены семьи, не исключая и брата, и сестры, встают гораздо позднее». Англичанка тщательно следила за температурой воздуха — чтоб была низкой в спальне и в учебных комнатах, — и постоянно проветривала. В полдень завтракали, а затем гувернантка исследовала погоду: прогулки на свежем воздухе и физические упражнения были непременным атрибутом воспитания по-английски. «Если термометр показывает менее 10 °С мороза и притом нет большого ветра, мне предстоит скучнейшая полуторачасовая прогулка вдвоем с гувернанткой взад и вперед по расчищенной от снега аллее».
Пытаясь воспитывать русских девочек по образцу английских мисс, гувернантка тщательно изолировала своих воспитанниц от вредного, с ее точки зрения, окружения русских нянюшек, чрезмерно баловавших детей.
Также в компетенцию бонны входило отбирать книги для чтения. Софья Ковалевская, вспоминая детство, жаловалась: «Гувернантка моя очень разборчива насчет дозволенного для меня чтения. <...> Никогда не позволяет мне прочесть какую-нибудь книгу, даже предназначенную для детей, не прочтя ее предварительно сама; а так как она читает довольно медленно и ей постоянно некогда, то я нахожусь, так сказать, в хроническом состоянии голода насчет книг».
В общем, своих питомцев гувернеры и гувернантки не баловали, хотя жизнь дома все равно была несоизмеримо лучше, чем в Смольном.