Смутное время в картинах русских художников

Хоть многие историки с этим и не согласятся, благодаря Александру Сергеевичу Пушкину все мы со школьных лет уверены, что Лжедмитрий – это именно Гришка Отрепьев, беглый монах из Чудова монастыря. На картине как раз сцена из «Бориса Годунова», в которой Отрепьева пытаются арестовать.

«Чудова монастыря недостойный чернец Григорий, из роду Отрепьевых, впал в ересь и дерзнул, наученный диаволом, возмущать святую братию всякими соблазнами и беззакониями. А по справкам оказалось, отбежал, окаянный Гришка, к границе Литовской…»

Критик Владимир Стасов назвал эту картину одной из первых заявок на пути создания реалистических исторических картин. До того исторические события чаще изображали в романтическом ключе.

В почтительном поклоне согнулся нунций Клаудио Рангони, представитель Папы Римского, над головой поднял шляпу король польский и великий князь литовский Сигизмунд III. А перед ним стоит, приложив руку к груди, Лжедмитрий I. Самозванца объявляют законным претендентом на русский престол.

Наигранность и неестественность происходящего – не только дань нередкой для исторической живописи театральности. Художник подчеркивает, насколько все участники происходящего понимают, что выполняют правила определенной игры.

Интересно, что в кабинете, где происходит действие, можно увидеть фигурки египетских сфинксов. В Европе они стали популярны спустя двести лет после Смутного времени, в XIX веке, после походов Наполеона в Египет.

Династия Годуновых не сложилась – сын Бориса Годунова Федор правил всего лишь с апреля по июнь 1605 года, его даже не успели короновать. Источники говорят о нем как о добром и умном человеке.

Его современник, князь Иван Катырев-Ростовский, пишет о Федоре так: «Пустотное и гнилое слово никогда из его уст не исхождало; о вере же и поучении книжном со усердием прилежаше».

Федора готовили к тому, чтобы он стал просвещенным государем, но долго править ему было не суждено. По приказу Лжедмитрия I Федора сначала арестовали, а потом задушили вместе с его матерью Марией.

Молодой царь отчаянно сопротивлялся, поэтому потом, когда тела были выставлены на широкое обозрение, никого не обмануло официальное объявление о том, что Годуновы-де «сами отравились». Москвичи отчетливо видели следы от веревки, которой были задушены Федор и его мать.

Второе название картины – «Лагерь самозванца». Здесь художник написал лагерь уже Лжедмитрия II, которого история запомнила под кличкой «Тушинский вор». Это был уже «самозванец в квадрате» – он выдавал себя не только за сына Ивана Грозного, царевича Дмитрия, но и за якобы спасшегося царя Лжедмитрия I.

Новый самозванец в Стародубе начал формировать настоящую повстанческую армию. В нее собирались самые разные люди: казаки, татары, остатки такой же повстанческой армии Болотникова, польские мятежники.

Окончательной резиденцией самозванца стало Тушино. В нем заседала своя Боярская Дума, был патриарх, чеканилась собственная монета.

Павел Рыженко говорит о полотне «Смутное время» так:

«В самом названии картины я заложил ответ. «Кругом трусость, измена и обман», – так сказал о своем времени святой Николай II. То же мы можем сказать и о своем времени, и еще многое добавить к словам императора-страстотерпца. Есть от чего прийти в уныние.

Думается, что те же мысли посещали русских людей и во времена польского нашествия. Рыдали дети-сироты, грех и его следствие – мор, голод и войны – обескровили тогда Родину. Но русские люди нашли выход – обратились к покаянию. И как ребенка прижал Господь к своей груди русский народ. Простил, утешил, вновь поставил на окрепшие ноги.

Вспоминая то смутное время, обратимся к теперешнему, но не в унынии, а в деятельном исправлении каждого своей жизни».

Боярские хоромы, дома служилых, церкви стоят вдоль мостовой, по которой мчатся два всадника: монах и воин. Кажется, что слышишь гулкий топот копыт в предутренней тишине, в воздух взметнулась стая птиц. Мастер точно передает тревожную обстановку начала смутного XVII века.

Шестнадцать месяцев, с 1608 по 1610 год русский гарнизон, монахи, жители обороняли Троице-Сергиев монастырь от войск Лжедмитрия II. Огромное польско-литовское войско гетмана Яна Сапеги и тушинских бунтовщиков совершенно не ожидало такого яростного сопротивления. Осажденные терпели лишения, началась цинга – но они раз за разом отбивали штурмующих.

Гарнизон монастыря придерживался тактики активной обороны. Не только сопротивлялись наступающим ордам – но и дерзкими вылазками отбивали у осаждавших скот и съестные припасы, громили укрепления. Многочисленная русская артиллерия нанесла значительный урон нападающим.

На картине – совместная оборона монастыря, монахи вместе с воинами дают отпор штурмующим.

Сказание об осаде монастыря повествует о многократных явлениях преподобного Сергия. Он являлся не только защитникам Лавры. По преданию, в одну из ночей он пришел во сне ко многим осаждающим и предрек им гибель. Некоторые из них, устрашенные этим явлением, оставили лагерь и ушли домой.

Воевода из рода Волконских Михаил Константинович, прозванный Хромым, в конце XVI века служил в Сибири, был тобольским воеводой, основал город Березов. При Василии Шуйском он стал воеводой Боровска. Когда Лжедмитрий II направил войска на Москву, польские отряды под предводительством Яна Сапеги осадили Боровск, расположенный на пути к столице.

По преданию, после того как поляки взяли город, воевода заперся в церкви Свято-Пафнутьева монастыря. Когда враги ворвались и в церковь, он храбро отбивался и погиб со словами «Умру у гроба Пафнутия Чудотворца».

Художник написал картину в духе классицизма, потому герои картины одеты не так, как одевались люди, жившие в XVII веке.

Картина огромная – 698 на 594 сантиметра. О ней писал Максим Горький:

«Первое впечатление не в пользу картины. Она кажется тусклой, в ней мало солнца, и кучи ярких одежд, набросанные на земле, кубки, стопы, братины – всё это недостаточно ярко, недостаточно вырисовывается, как-то очень массивно. И толпа тоже кажется массивной, неживой, без движения. Но стоит посмотреть минут десять, и картина оживает, и вы видите действительную, возбужденную, полную страшной силы толпу, собравшуюся «делать историю».

Фигура Минина, стоящего на бочке, – очень хороша; понятно, почему всё вокруг него так кипит: это его огонь зажег толпу. Всё более и ярче вырисовываются в ней отдельные фигуры – убогие, калеки, снимающие с себя крест, красавица боярыня, вынимающая из ушей серьги, кожемяка, сующий свою кису возбужденному Козьме, стрелец, свирепо взмахнувший над головой своей секирой.

Очень оживляют толпу личики детей, выписанные кистью художника, должно быть, очень любящего их. Особенно хороша заспанная девчурка, в одной рубашонке, стоящая почти на первом плане об руку со своей сестрой; старуха, сидящая на земле, около кучи всякого скарба и открывающая бурак, не обращая ни на что внимания, тоже очень типична.

Вдали сквозь толпу пробивается вершник, толпа течет из ворот кремля такой густой волной, над ней туча пыли, и выше всего старик кремль. Его серые хмурые стены очень хороши на фоне неба в легких, белых облаках. Левый угол картины открывает зеленый кусок Заволжья с церковью, утонувшей в купе деревьев.

Можно повторить, что в картине мало воздуха и солнца, но едва ли можно отрицать ее историческую и художественную правду. Толпа Маковского глубоко народна, – это именно весь нижегородский люд старого времени собрался отстаивать Москву и бескорыстно, горячо срывает с себя рубаху в жажде положить кости за родную землю».

Нижний Новгород стал центром сопротивления интервентам. В 1611 году почти ежедневно на площадях и улицах собираются люди, обсуждают, как собрать войско и где взять на это деньги.

На картине – переломный момент. Посольство из духовенства, бояр и простого люда под предводительством Козьмы Минина явилось в нижегородское имение князя Дмитрия Пожарского с просьбой возглавить Второе народное ополчение. Именно это ополчение в ноябре 1612 года изгонит поляков из Кремля.

Священномученик, второй Патриарх Московский и всея Руси Гермоген прославился многими своими делами. Известны его воззвания к русскому народу с призывами к борьбе против интервентов. Патриарх Гермоген благословил оба ополчения на освобождение Москвы от поляков.

Когда в 1611 году ополчение подошло к Москве и начало осаду Кремля, поляки бросили Патриарха в заточение. Тюремщики требовали, чтобы он призвал ополченцев отойти от города.

Ответ Патриарха был твердым: «Что вы мне угрожаете? Боюсь одного Бога. Если все вы, литовские люди, пойдете из Московского государства, я благословлю русское ополчение идти от Москвы, если же останетесь здесь, я благословлю всех стоять против вас и помереть за православную веру».

17 февраля 1612 года, не дождавшись освобождения Москвы, он умер от голода.

Второе ополчение полностью окружило польские силы в центре Москвы. 1 ноября 1612 года (по новому стилю) Второе ополчение под командованием Козьмы Минина и Дмитрия Пожарского успешно штурмовало Китай-город.

Дмитрий Пожарский вошел в него с Казанской иконой Божьей Матери. Через два дня польский гарнизон капитулировал, а 4 ноября – сдался.

Подвиг Ивана Сусанина главным образом известен нам из устных народных сказаний, но есть и исторический источник – царская грамота от 30 ноября 1619 года.

Иван Сусанин был крестьянином и вотчинным старостой села Деревеньки, расположенного близ села Домнина Костромского уезда. Поздней зимой 1613 года польско-литовский отряд взял Сусанина проводником до вотчины Романовых, где жил только что избранный на престол Михаил Федорович.

Поляки хотели убить молодого царя. Сусанин намеренно завел отряд в непроходимый лес. По преданию, за отказ указать верный путь его подвергли пыткам, а затем «изрубили в мелкие куски».

Позже подвиг Сусанина был отражен во многих литературных произведениях и в одной из самых известных русских опер – «Жизнь за Царя» авторства Михаила Глинки.

За годы Смуты русская земля устала от безвластия. Но выбор нового царя был непростым делом – должно было сложиться слишком много условий и обстоятельств. В начале 1613 года в Москву стали съезжаться выборные «всей земли», из разных городов и земель.

21 февраля 1613 года Земский Собор избрал на царство Михаила Романова, представителя рода, наименее запятнавшего себя сотрудничеством с интервентами. Кроме того, молодой царь состоял в родстве с первой женой царя Иоанна Грозного, Анастасией Захарьиной-Юрьевой, что обеспечивало преемственность власти.