«Бабий бунт» грузинской царицы и его последствия (8 фото)

Новое образование недолго сумело сдерживать угрозу с юга. За защитой грузины обратились к северному соседу. В 1783 году был подписан Георгиевский трактат, в соответствии с которым на территории Кахетии разместился ограниченный контингент российских войск.
Он постепенно рос, и вскоре стал единственной силой, способной сдерживать напор персов.

В 1793 году царь Ираклий II от имени четырех регионов Западной и Центральной Грузии попросил принять их под покровительство России. Екатерина II согласилась и увеличила численность полков в Закавказье. Это не спасло Тбилиси от разорения персами в 1795 году, но, испугавшись подхода русских войск, иранцы быстро оставили захваченный ими город.

В 1798-м на престол Картли-Кахетии взошел Георгий XII, чьи права на царство самолично утвердил император Павел I. Правил Георгий менее трех лет. После смерти 54-летнего царя осталась куча наследников: первая жена родила ему 12 детей, а вторая — еще 11. Тут же началась грызня детишек за трон. Не желая вникать во внутрисемейные дрязги, Павел I просто упразднил Картли-Кахетинское царство. Старшему царевичу Давиду стать монархом он не разрешил.
В 1801 году командование русской армии арестовало Давида и под конвоем отправило его в Петербург. Хотя, судя по рапортам, население с восторгом встречало присоединение своих земель к России, представители царской семьи выражали некоторое недовольство упразднением грузинской государственности. На всякий случай их принялись высылать в Россию.

Смерть генерала в царской спальне

Царевичи и царевны покидали родину более-менее спокойно. Осечка случилась лишь с 35-летней вдовствующей царицей Мариам или, как её называли в России, Марией Георгиевной. В 15 лет её выдали за овдовевшего царевича Георгия. Мужу она родила восемь сыновей и трех дочерей, правда, трое детей умерли в раннем детстве.
Старший её сын Михеил в 1801 году уехал из Тбилиси в Петербург, где за не строптивость получил орден святой Анны и неплохой пансион. Его мать примеру сына следовать не собиралась.

В апреле 1803 года главнокомандующий русскими войсками в Грузии князь Цицианов отдал распоряжение о высылке вдовствующей царицы Мариам в Россию. 18 апреля исполнять приказание во главе небольшого отряда солдат отправился генерал Иван Лазарев.

Царицу он нашел в личных покоях. Она лежала на огромном ложе под балдахином. Вокруг, на подушках спали (или притворялись, что спали) семеро её детей в возрасте от 15 до 3 лет. Иван Петрович, через переводчика, вежливо попросил царицу, извещенную заранее, проследовать с семьёй к поданному на двор экипажу. Мариам наотрез отказалась это сделать: мол, не желает будить детей.

— Дети спят, я не хочу их будить, малыши испугаются. Кто приказал нам покинуть Грузию?
— Это приказ главнокомандующего князя Цицианова.
— Он недостоин носить это имя, если так относится к своей родне! — вспыхнула царица.

Упоминание о приказе князя Цицианова, который приходился царице дальним родственником, вызвало лишь её саркастическую усмешку и заявление, что он не достоин носить свою фамилию. Тогда генерал поступил явно не подобающим образом — он попытался за ногу стащить царицу с кровати.

Внезапно комната ожила. Мариам выхватила то ли из-под подушки, то ли из рукава кинжал, и вонзила его в грудь Лазарева. Генерал умер мгновенно.

15-летняя царевна Тамара тоже с ножом бросилась на тбилисского полицмейстера, но тот успел спрятаться за опускавших штыки солдат. Бросив окровавленный кинжал на мертвое лицо Лазарева, Мариам патетически вскричала: «Такую смерть заслуживает тот, кто к моему несчастью добавляет ещё и неуважительное ко мне отношение». Опомнившийся адъютант генерала Пётр Котляревский выхватил саблю и нанес царице несколько ударов по голове. Бил он, видимо, плашмя, так как Мариам отделалась легким испугом.

Упавшую царицу и её потомство окружили солдаты. У дверей и всех окон тут же появились караулы, но весть об убийстве во дворце уже через несколько минут разнеслась по всему городу. Тбилисцы были в ужасе. Они ждали мести со стороны русских войск. Цицианову с большим трудом удалось успокоить население. Через 4 дня генерала Лазарева с воинскими почестями и при огромном стечении народа похоронили в Сионском кафедральном соборе Тбилиси.

В это время царское семейство дожидалось решения своей участи. Гонцы в Петербург и обратно обернулись за месяц.

Решение Александра I своей милостью удивило многих. Император назвал поступок Мариам «преступлением», «убийством из мщения и злобы» и «зверским злодеянием», но строго наказывать венценосную особу не стал. Царицу и её дочь Тамару сослали в женский Рождественский монастырь в Белгороде, тогдашнем уездном городе Курской губернии. Остальные дети царицы имели право по собственному желанию последовать за своей матерью. Кроме того, отправиться вместе с царицей в ссылку имели право несколько грузинских князей, дворян и придворных.

В мае царский караван двинулся на север. Во время перехода через Дарьяльское ущелье на конвой напали местные джигиты, пытавшиеся отбить пленников. Попытка оказалась неудачной, и дальше царский поезд двигался уже без приключений.

Содержание в монастыре

По прибытии в Белгород, в Рождественский женский монастырь, царица была размещена в келии настоятельницы Агафоклии. Детей, слуг, и приближённых царицы разместили в ближайших келиях, параллельно начав возводить пристройку к монастырю для более комфортного их устройства.

Несмотря на то, что Мариам и представители её окружения содержались в практически тюремных условиях, Александр I считал это наказание максимально гуманным и писал архиепископу Курскому и Белгородскому Феоктисту: «Не подвергая царицу Марию и дочь её всей строгости монастырской жизни, не дозволите им в образе жизни ничего соблазнительного,.. преподавая им нужные духовные наставления и внушая им, что участь… есть самая снисходительнейшая, какую, по мере преступления их, назначить им было можно...»

За всеми пленниками было установлено «осторожное надзирание», главным образом, направленное на то, чтобы предупредить наличие оружия у кого-либо из них. По этой причине в первые годы содержания в монастыре узникам запрещалось покидать территорию монастыря для прогулок по городу.

Архиепископ Феоктист, симпатизировавший царице, всячески способствовал смягчению отношения властей к заключённым. Когда власти Курской губернии предложили выселить свиту и прислугу царицы за пределы монастыря (пребывание мужчин в обители противоречило обычаям), Феоктист обратился к курскому губернатору П. И. Протасову с просьбой не делать этого, сообщив, что «всё проходит спокойно и благочинно» и «не надобно теперь беспокоить царицу». Однако через некоторое время мужскую часть свиты (кроме доктора, духовника и одного служителя) всё же выселили на городские квартиры.

На втором году заключения Мариам обратилась к императору с просьбой оказать её детям монаршее благоволение наравне с другими грузинскими царевичами. Александр I отнёсся к её просьбе благосклонно, сказав, что «сыновья её, для надлежащего воспитания, могли бы быть помещены в Петербурге в каком-нибудь кадетском корпусе или в Москве при университете… Мало-помалу забыли бы навыки своей земли и, переродясь, так сказать, из грузин в русских, со временем могли бы быть полезнее, нежели прочие грузинские царевичи и князья». В скором времени старшие сыновья царицы покинули Белгород.

Оставшимся в Белгороде членам семьи постоянно не хватало денег. Содержание, назначенное губернскими властями — 250 рублей в месяц — выплачивалось нерегулярно. Белгородский казначей присылал по 150—200, а чаще по 100 рублей. Ввиду этого Мариам была вынуждена содержать свиту, насчитывавшую около 30 человек, на собственные деньги, которые иногда присылались ей из Грузии.

Однажды узница попросила губернатора Протасова выделить ей 2000 рублей на экипаж, чтобы её дети могли выезжать в свет, но в ответ Протасов сказал, что в предоставлении экипажа «большой нужды не видит». В одном из писем, датированным концом 1800-х годов, Мариам жаловалась, что уже в течение двух месяцев не получает денег, и ей «теперь даже нечем и пропитаться».

Конец заключения

В последние два года заключения в монастыре, после многочисленных просьб со стороны царицы, ей было позволено выезжать в окрестности Белгорода для прогулок. Прогулки эти проходили под неусыпным контролем. Городничий, которому Мариам обязывалась докладывать о своём маршруте, расставлял конвой на пути её следования. В течение каждой прогулки конвойные наблюдали за женщиной, а, когда она возвращалась в свои покои, докладывали об этом городничему.

В 1811 году сын царицы Михеил, сделавший к тому времени успешную карьеру, обратился к Александру I с просьбой освободить мать в связи с ухудшением её здоровья, и получил согласие.