«Я вжался в сиденье, что было дальше – не помню»: история пилота, спасшегося в авиакатастрофе (8 фото)

Тот февральский день 1985-го года для второго пилота Михаила Хаустова начался как обычно – никаких мистических знаков, никаких предчувствий. Предстоял рейс Минск-Ленинград.

«Самолет был заполнен полностью – 74 пассажира. И самолет нестандартный – он сперва в правительственном отряде был. «Свежая» машина – всего три года пролетала», – вспоминает Михаил.
Пассажиры занимали свои места. На борту среди прочих – лучшие студенты белорусской столицы. Эта поездка была для них поощрением. В салоне царило радостное оживление. И никто не мог даже предположить, что в самолете начнется уже через несколько минут.

«Первый двигатель отказал через 6 секунд после взлета – в момент уборки шасси. Машина начала крениться, но ее удалось выровнять. Я запросил у диспетчера аэропорта экстренной посадки. А спустя несколько минут отказал и второй двигатель», – объясняет второй пилот.
Едва Хаустов сообщил диспетчеру о случившемся, связь с Землей прервалась. В салоне погас свет. Пассажиры начали кричать. В этот момент самолет находился на высоте в 240 метров, успев развить скорость в 325 км/ч.

«Наш командир экипажа Владимир Беляев начал снижать высоту. На уровне ста метров мы вынырнули из облачности. В этот момент штурман разглядел внизу что-то вроде поляны и закричал нам об этом, – рассказывает Хаустов. – А дальше… Когда держаться за штурвал было уже практически невозможно, я вжался в сиденье, сгруппировался… что было дальше – не помню».

Деревья ломались, как спички: падая, ТУ-134 проделал в лесополосе просеку в полкилометра. С момента взлета и до удара самолета о землю прошло меньше трех минут.

«Когда наступила тишина, и сверху снежинки на лицо начали падать, я осознал: «Неужели?..». Попытался пошевелиться – все болит. Ну, думаю, раз болит, значит, жив. А тут еще кусок раскаленного металла на руку мне упал, я и вспомнил – вернее, я и так знал, чем кончаются такие вещи: будет пожар. Я полез наверх», – вспоминает мужчина.

Сил хватило только на то, чтобы выползти на фюзеляж. Уже оттуда Михаил увидел страшную картину.

«Смотрю, люди бегают. Некоторые в шубах. И не могут их снять – горят, как факелы. Я свалился с фюзеляжа в снег. Помню только единственную чью-то фразу: «Оттащите его!», – рассказывает Михаил.

Оказалось, что этим же рейсом в качестве пассажиров летели летчики из Ленинграда.

«На ЯК-42 они летали. Те из них, кто сидел на передних креслах, при падении «влетели» в туалет. Это спасло – они практически не пострадали. И вот эти ребята вытаскивали всех, кто выжил», – вспоминает второй пилот.

Рухнувший самолет искали более трех часов. Из семидесяти четырех находившихся на борту пассажиров погибли пятьдесят пять человек. Из шести членов экипажа – трое. Кабину штурмана оторвало еще над землей. Штурман погиб. Сгорели в огне бортмеханик и бортпроводник.

Выживших вертолетом доставили в Минск. К медикам Михаил попал с травмой головы и переломанными ребрами.

«Жена последней узнала о катастрофе – ей сообщили лишь поздно вечером. Я просил врача, чтобы он как можно аккуратней передал ей эту информацию», – говорит Михаил.

Обстоятельства крушения ТУ-134 будут долго выяснять эксперты и следственные органы. И придут к выводу: причиной трагедии стал лед, попавший в двигатели.

«На нас много что вешали, но все обвинения в итоге сняли, уголовное дело закрыли. А потом, через пару-тройку лет, уже НИИ исследовало случившееся. Пришли к выводу, что в местах расположения первой группы кессон-баков могла возникнуть тончайшая, незаметная ледяная пленка. При взлете и изменении угла атаки – сверху-то появляется разряжение – эта пленка может оторваться и попасть в двигатель. А так как площадь там большая – метров десять – то может образоваться килограммов двести льда», – рассказывает Михаил Хаустов.

Долгие месяцы реабилитации были сопряжены с тяжелыми раздумьями. И все же Хаустов принял решение продолжить полеты.

«На комиссию ездил в Москву. Минские врачи тоже не возражали. И я прошел. Хотя знаю, что практически всегда мало кого из летчиков восстанавливали для полетов: медики считали, что, если хоть раз побывал в ситуации крушения, значит, уже все», – говорит Михаил.

Михаил Хаустов отдал небу еще 20 лет. Был командиром эскадрильи. Но то, что случилось тем февральским утром, еще долго напоминало о себе.