Жизнь разведчика и подпольщика Виктора Лягина (9 фото)

Родился Виктор Лягин в 1908 году на станции Сельцо Госамской волости, Брянского уезда, Орловской губернии, но о его детских годах известно не так много. В 1923 году он с семьёй перебрался в Ленинград. После окончания Ленинградского политехнического института в 1934 году и получения специальности инженера-механика он работал инженером на Ленинградском станкостроительном заводе.

Как уже в 1970-е вспоминали рабочие, Лягин был энергичным парнем, который «знал и умел всё»: играл на рояле, ездил на мотоцикле, увлекался парусным спортом, бегло говорил на английском и немецком языках. Был секретарём заводского Комитета ВЛКСМ, а 25 февраля стал кандидатов в члены ВКП(б). «Тов. Лягин политически грамотный, политически выдержанный и благонадёжный», — отмечал в его характеристике секретарь парткома Орлов.

Летом того же года Виктор поступил на службу в НКВД. Лягин, Фитин, Судоплатов, Абакумов и многие другие были из поколения молодых чекистов-партийцев, которые пришли в Комиссариат или продвинулись в годы репрессий. Несмотря на молодость и нехватку опыта, они делали стремительную карьеру, заменив, стремительно выбывших, прежних специалистов. Уже в 1939 году Лягин отправляется в командировку в США, где работает по линии научно-технической разведки, а его товарищ Павел Фитин становится начальником 1-го Управления НКГБ, возглавив всю внешнюю разведку. Ему был всего 32 года, а Лягину 31.

Разведчик Александр Феклисов вспоминал: «До начала Великой Отечественной войны американская контрразведка весьма активно действовала против советских учреждений и их сотрудников. Сотрудники резидентуры часто видели, что за ними с утра до вечера велась слежка». После всех чисток, разведчики, у которых не хватало опыта, работали на пределе возможностей, что притупляло чувства и приводило к провалам. 5 мая был арестован и заключён в тюрьму резидент Гайк Овакимям. Это был тяжёлый удар по резидентуре накануне войны. Свой прокол, но на любовном фронте, допустил и Виктор Лягин. Центр не оценил его роман с замужней сотрудницей посольства и уже 14 июня он вернулся в Москву.

Иных обстоятельств его отъезда мы не знаем, но ещё меньше нам известно о деталях его службы в разведке и получении сведений государственной важности, которые передавались через матросов на коммерческих рейсах или дипломатической почтой. Даже его характеристика, составленная в Америке И.О. резидента, скрыта в архиве СВР под грифом «Секретно».

О Викторе Лягине в США у нас имеется всего несколько фотографий и воспоминания Феклисова, описывавший молодого и красивого блондина из «Амторга», который «подолгу сидел в углу комнаты и напряжённо о чём-то думал». Также мы ничего не знаем о его краткосрочных командировках в другие страны, предположительно в Германию. Видимо, прав был Ким Филби, когда говорил: «Бессмысленно вообще говорить, что знания в области разведки устаревают».

По возвращении в Москву он был назначен начальником отдела научно-технической разведки, который работал по Великобритании, США и Канаде. О войне он узнал в метро на станции Сокольники. «Там он и услышал: “Фашисты напали на нашу родину”, а через три дня [на самом деле позже] сказал “до свидания”, взял чемоданчик, дала я ему кожаное пальто и проводила на вокзал», — вспоминала его сестра Софья Александровна. Судьбу Виктора Лягина определил приказ НКВД СССР № 00882 от 5 июля 1941 о создании Особых групп НКВД СССР Для выполнения специальных заданий в тылу врага.

Виктор Лягин незамедлительно подал рапорт о зачислении в состав Особой группы и направлении его для работы на временно оккупированных врагом территориях. Точно так же поступили и многие другие чекисты — как проходящие службу в НКГБ, так и, уволенные в запас, заслуженные ветераны, а также изгнанные из Комитета в ходе разного рода чисток.

Павел Судоплатов писал: «Поскольку до этого Лягин работал в США, достаточного опыта контрразведывательной работы у него не было, но он горел желанием отличится на войне. Его вело бесстрашие. Он оставил семью, все свои привилегии руководящего работника. Несмотря на мои возражения, добился приема у Берии и лично подписал рапорт у руководства Наркомата внутренних дел [хотя формально НКВД и НКГБ объединились только 20 июля, руководство уже осуществлял Берия] о направлении его резидентом в Николаев накануне оккупации города». Это был большой риск, так как он был хорошо осведомлён о работе советской разведки заграницей, и в случае ареста это могло иметь для разведки катастрофические последствия.

Анна Александровна Лягина четверть века спустя вспоминала: «Я его не провожала на юг. Когда началась война, мы были в Ленинграде, а Витюша в Москве. За час до отъезда в Николаев он позвонил мне из Москвы и сказал, чтобы я забирала Татку и эвакуировалась из Ленинграда… Это, говорит, мой приказ. Дети должны жить. Ну что же, я выполнила этот его приказ».

К прибытию в Николаев его знали как инженера Виктора Корнева, приехавшего для работы на местном судостроительном заводе. Даже офицеры НКВД, которые прибыли с ним, не знали его настоящего имени. Все они проходили по документам как нелегальная резидентура «Маршрутчики». В это же время местные чекисты обратились к семье Дукарт – потомкам немецких колонистов, которые ещё в годы Гражданской войны укрывали у себя красных подпольщиков. И в первые дни войны Эмилия Иосифовна согласилась помочь, хотя её дочь Магдалина уже собирались уехать из города и о «квартиранте» узнала в последний момент.

«У Лягина, я потом это сама почувствовала, была удивительная способность убеждать людей. Вроде ничего особенного и не говорит, но ему веришь. И сразу хочется сделать так, как он просит», - вспоминала уже после войны Эмилия Иосифовна. Именно Лягин настоял на том, чтобы она с дочерью остались в городе для участи в подпольной борьбе. Вскоре, для получения немецких привилегий и документов, они с Магдой расписались.

Когда 17 августа нацисты заняли город, он открыл все окна и сказал Магде как можно громче играть на рояле «Кольцо Нибелунгов» Рихарда Вагнера. Проезжавшие через захваченные город на Мерседесах высокопоставленные офицеры не могли не знать любимого композитора Фюрера. Инженер Виктор Корнев быстро завоевал расположение адмирала фон Бодеккера и устроился инженером на судостроительный завод. Конечно, Лягин с товарищами подготовили необходимые документы, установили пароли и явочные квартиры, наладили систему связи.

Лягин и Дукарты жили в самом центре города на бывшей улице Либкнехта, где также расположились высшие чины оккупационной администрации, а также избранные коллаборационисты. «С первых дней оккупации начались обыски и аресты. Искали оружие, коммунистов, партизан и красноармейцев. Вовсю заработало гестапо. Расстрелы и виселицы стали обычным явлением. Особым репрессиям и пыткам подвергались коммунисты. В городе установилась власть военного коменданта, затем управа из тех же немцев и марионеток — украинских националистов», — сообщает справка из «Подпольно-партизанского движения в Николаевской области в 1941–1944 гг. в дни Отечественной войны».

И уже 22 ноября «Маршрутчики» нанесли первый удар, взорвав военный склад и автобазу, расположившуюся в парке имени Петровского. А 16 декабря был сожжён склад с зимним обмундированием — его забросали бутылками с горючей жидкостью, предварительно перекрыв препятствиями с шипами все подъездные пути для пожарных машин – склад сгорел дотла. 2 января люди Лягина провели ещё одну диверсию в Парке Петровского.

Группа Лягина не только совершила несколько крупных диверсий, но и наладила связь с местными партизанами и штабом в Москве, хотя в начале работала практически вслепую. Соблюдая все меры предосторожности, люди Лягина взяли в помощники двух старшеклассников, которые и передавали информацию партизанам. В тылу группы армий “Юг” летом и осенью 1941 г. действовало 883 партизанских отряда и 1700 небольших групп общей численностью около 35 тыс. человек.

Но действовать в городе становилось все опасней – гестаповцы пытались выявить организаторов диверсий и лиц, им сочувствующих. Под подозрением находился каждый, в том числе и русский инженер Виктор Корнев-Лягин.

Крупнейшей операцией «Маршрутчиков» стала диверсия на Ингульском аэродроме. На аэродроме постоянно находилось 25-30 самолётов, ремонтные мастерские, склады боеприпасов. Все обстоятельства этой операции до сих пор не известны. Александр Сидорчук, один из группы Лягина, устроился туда работать. По одной из версий, он ночью на плоту переправил 200 килограмм взрывчатки, которую заложил под взлётно-посадочной полосой и возле ангаров. 10 марта 1942 года в полдень прогремел взрыв, а вернее десятки взрывов, сливавшихся в гул, от которого в городе дрожали стены.

«Самолеты, бомбы и снаряды, резервуары с топливом и все прочее, что могло взрываться, взрывалось вместе с зарядами или, несколько позже, от огня мгновенно вспыхнувшего пожара. Пламя молниеносно охватило самолеты, строения, склады с горючим — то есть всё, что только могло гореть», — описывал диверсию А. Бондаренко в биографии Лягина.

Не прекращалась и истребительная политика нацистов. Для устрашения мирного населения систематически производили публичные казни, которым предшествовали пытки. За годы оккупации от рук фашистов погибли 30699 военнопленных, десятки тысяч жителей угнано в Германию, сожжено сотни населенных пунктов, разрушены многие заводы, предприятия, жилые дома, исторические памятники. Лагерь "Шталаг-364" на окраине Николаева стал настоящей фабрикой смерти: уничтожались дети, старики, женщины, евреи. За годы оккупации нацисты убили и замучили 74662 жителей области.

К сентябрю 1942 года Лягин руководил не горсткой офицеров НКВД, а многочисленной и разветвлённой сетью диверсантов — «Николаевским центром». На территории области действовало 110 подпольных организаций, партизанских отрядов и диверсионно-разведывательных групп. Среди них подпольная организация «Центр», «Патриот Родины», «Партизанская искра», «Вознесенский центр», Баштанский и Казанковский партизанские отряды и многие другие.

Впереди у партизан и подпольщиков Николаева, которые объединялись под руководством Лягина, было как множество героических свершений, так и потерь. При попытке подрыва нефтехранилищ тяжёлые ранения получил Александр Сидорчук; он скончался на месте. Гестапо рыло носом землю в поисках загадочного «Кента» – оперативный псевдоним Виктора Лягина. Увы, но среди нацистов тоже были не дураки.

В результате предательства, 5 февраля 1943 года был арестован его связной – Гриша Гавриленко. Через час у проходной Южного порта задержали и самого Лягина. – сказалась нехватка опыта оперативной работы. По воспоминаниям Эмилии Дуккарт он обратился за фальшивой справкой для Гавриленко к врачу Марии Любченко, которая долгое время сотрудничала с гестапо и делилась подозрениями о внезапно появившемся в городе инженере Корневе. А эта просьба стала веским доводом для ареста.

Так как его тёща была немецкой аристократкой, а адмирал Бодеккер, ценивший Лягина как высококлассного инженера, его защищал, глава местного Гестапо Ганс Ролинг не мог с ним расправится как со всеми остальными. Разрешение на пытки Лягина пришлось получать у самого Гиммлера. Ни Гавриленко, ни Лягин после чудовищных пыток как не признались в том, что являются диверсантами, так и не выдали товарищей. Им ломали руки и ноги, протыкали колени отточенными шомполами, выжигали на спине пятиконечные звёзды, сдирали кожу, лицо превратили в кровавое месиво. Июньской ночью после зверских пыток Виктор Александрович Лягин вскрыл себе вены. В камеру ворвалась охрана и его отправили в госпиталь.

17 июля 1943 года следствие по его делу решено было прекратить. «Сегодня вас расстреляют», — сказал ему Ролинг на последнем допросе, понимая, что ничего из него уже не вытащить. Лягина и Гавриленко перевезли в Греково под Николаевом и там расстреляли. По оценкам оккупационных властей Германии диверсии нанесли ущерб в 45 миллионов марок. Было также отпечатано и распространено около 16 000 экземпляров листовок.

Из всей резидентуры «Маршрутчики» в живых остались двое: Николай Улезко, заболевший тифом и сброшенный немцами в ров, но выживший, и Пётр Луценко, посланный Лягиным ещё в 1942 году через линию фронта после поломки рации. В 1947 году в Николаеве состоялся суд над Гансом Ролингом. Там он и рассказал о подлинной роли врача Марии Любченко. Их обоих приговорили к высшей мере. Магда с матерью после ареста мужа долго добивалась его освобождения, ходила в гестапо — и в конце концов заболела туберкулёзом. Её отправили на лечение в Германию и после Войны она вернулась в СССР, но в 1952 году умерла в больнице.