Неприятный грешок

Причина всего одна и пребанальнейшая - очень хотелось сладкого.

В то время я пребывала в депрессии, которая усугублялась одиночеством в чужом месте, тоской по далёкому дому, натянутыми отношениями с будущей роднёй, претензиями к будущему мужу и болезненной - прямо до дрожи - тягой к сладкому.

Я грызла жёсткий солдатский кусковой сахар, не жалея зубов, до воспаленных, в мелких ранках, губ и ненавидела вкусный кондитерский отдел в местном универмаге. Меня постоянно тянуло к сладким витринам, я заходила в магазин с пустыми карманами, тупо и надолго зависая около кондитерки. Просто смотрела. Личных денег у меня не было.

Немного спасала плодородная казахстанская земля. У Валеркиной семьи был большой щедрый огород. В июне уже вовсю краснела первая клубничка, еще несколько недель и подтянутся малина, смородина, вишня и сладкие помидоры. Каждый вечер, когда спадала жара, я ходила на огород и объедала ягодные кусты до оскомины на зубах.

А по ночам мне снился шоколад.

Валеркина мама работала в продуктовом магазине фасовщицей и уборщицей. Три раза в неделю. Я с готовностью подменяла её на работе. В том магазинчике я воровала конфеты.
В подсобке, фасуя муку и сахар, я потихоньку прятала по карманам дешёвые карамельки и каменные ириски "кис-кис" - грозу зубных пломб. На дорогие шоколадные конфеты у меня было табу. Это уже серьезное воровство.

Я выносила по четыре - пять конфеток и всякий раз, проходя мимо продавщицы, втягивала живот и прижимала руки по швам, прикрывая свои воровские кармашки.
Почему-то мне казалось, что конфетки предательски торчат из моих карманов, и если я вытянусь в струнку, это будет не так заметно.
Вот таким солдатиком я маршировала в туалет, где в тёмном коридорчике прятала добычу в рабочий, весь в малярной краске, синий халат.





Работала я два часа в день и пару раз наведывалась в свой схрон. Математика проста - я воровала около десяти конфет в день. Самые дешёвые.
Я помню свои слёзы, когда я, по дороге домой, торопливо жевала эти конфетки. Мне было очень стыдно и очень вкусно.



Если фасовки не было, а бдительная продавщица - хозяйка сама стояла за прилавком - не покидала свой пост, у меня был продуманный план.

Широко размахивая руками, я возила шваброй по полу магазина, поднимая в воздух вездесущий сухой казахстанский песок.

Хозяйка недовольно морщилась:
- Напылила-то, напылила. Опять что ль забыла водой побрызгать, теперь жди, когда всё уляжется, - и выходила на крыльцо подышать.
У меня было несколько секунд, чтобы метнуться в подсобку и схватить в воровскую ладошку несколько конфет.

Какая коробка была открыта, то и хватала: привычные копеечные карамельки или ненавистные соевые батончики, сухие вафельные конфеты или мои любимые лимонные драже.
Однажды хватанула большую шоколадную конфету, на секунду зависла - уж больно она дорогая и заметная - да пофиг, засунула в карман и вернулась к своей швабре.

Моя совесть была подорвана глюкозным голоданием.
Мое эмоциональное состояние на грани срыва и требовало хоть какой-то подкормки.
Хотелось сладкого, поплакать и на ручки. Поддержки не было, а мой будущий муж с утра до вечера изменял мне в гараже с разбитым "Москвичом"-комби ужасного зеленого цвета. Он ласково называл этого старого зелёного пердуна "моя ласточка".




Валера приходил поздно вечером уставший, чумазый, пропахший машинными запахами, и моментально засыпал. На меня уже не хватало ни сил, ни времени.
Я сама угощала себя ворованными карамельками и брала на ручки.
Спасала себя как могла.

Потом устроилась работать на местный шмоточный рынок, появилась карманная мелочёвка, и в магазин за сладостями я уже приходила как покупатель, а не как воровка.

В то время, когда я воровала конфеты в маленьком продуктовом магазинчике, мне было 24 года.