Апшерон. Часть 2: Сабунчи и Сураханы, или Священный огонь газпрома (66 фото)

Ну а теперь, как водится, будем раскладывать его на множители. На Апшероне 60 сёл (вернее, ПГТ), административно входящих в Большой Баку, и пара самых знаковых из них вплотную примыкают к столице. Это Сабунчи (32 тыс. жителей) - исторический центр нефтепромыслов и "база" Нобелей, куда ходили первые в СССР электрички, и Сураханы (15 тыс. жителей), где находится уникальный в постсоветских странах индийский храм Атешгях, а с его священного огня начиналась наша газовая индустрия.

Плотная малоэтажная застройка апшеронских сёл тянется от Баку на много километров, прерываясь лишь нефтяными полями. Границы большинства посёлков фактически существуют лишь на бумаге. Население их в большинстве случаев пропорционально площади, и например крупнейший постсоветский ПГТ Карачухур (86 тыс. жителей) просто очертили чуть более щедро, чем какие-нибудь Кюрдаханы, Тюркян или Бузовну. В основном шлейф апшеронских сёл уходит от Баку к концу полуострова, на восток и север, где естественную границу города образуют длинные озёра Беюк-Шор и Бюльбюля. Между ними заканчивается сверкающий небоскрёбами проспект Гейдара Алиева, где к столице и прилепились Сабунчи. В их центре проспект раздваивается - налево уходит дорога к морю, в запретно-набожный Нардаран (см. прошлую часть) и курортный Бильгях, а направо тянется Аэропортовское шоссе к главным воротам страны и большей части Апшеронского полуострова. К западу от Бильгяхской дороги ничего примечательного в Сабунчах нет и вообще они понемногу переходят в следующий посёлок Балаханы, к югу от Аэропортовского шоссе расположен завод "Бакинский рабочий", начинавшийся в 1900 году с механических мастерских Бенкендорфа и наверняка сохранивший какие-нибудь старые цеха и казармы. Но центр Сабунчей - в развилке Аэропортовского шоссе и Бильгяхской дороги. От шумной автобусной остановки на последней я и начал прогулку. Ведущая к отмеченному новостройкой центру посёлка длинная Прибольничная улица встретила старыми домиками и странным ретранслятором, переделанным из нефтяной вышки:

Поскольку нам выпало жить в нефтяную эпоху, "чёрное золото" сложно ассоциировать с наследием предыдущих эпох. Однако человечество изменила не сама нефть, а лишь новые способы её применения: от керосиновой лампы львовянина Игнатия Лукашевича (1854, см. Борислав) до искусственного каучука Ярославского НПЗ в середине ХХ века. Дизель или бензомотор, авиационный керосин или полиэтиленовый пакет - все эти изобретения радикально меняли спрос на нефть и пространство возможностей тех, кто её добывает. Но сама по себе нефть была знакома человечеству испокон веков, в асфальте улиц Вавилона или огнемётах на страже Константинополя. Вот и на Апшероне нефтедобыче не менее тысячи лет, и "чёрную нефть" из Сурахан здесь использовали на кир (битум, которым крыли крыши) и компрессы от кожных болезней, а "белую нефть" из Балахан наливали в лампы. Ежедневно из Баку уходил караван в две сотни верблюдов, гружёных нефтяными кувшинами и бурдюками, развозя экзотический товар от Турции до Индии. Нефтеносные земли ханы и шахи жаловали своим вассалам точно так же, как плодородные поля или охотничьи угодья. В 1743 году бакинский сердар (наместник) Ашур-бек из тюркского племени афшаров подавил начавшийся в Эривани мятеж Сам-Мирзы, выдававшего себя за наследника Сефевидов. Надир-шах, пришедший к власти на руинах Сефевидского дома, в благодарность подарил наместнику в удел Сабунчи и Забрат аккурат меж важнейших месторождений. Потомки Афшара, в России ставшие дворянским родом Ашурбековых, владели этими землями и в 19 веке, но в нефедобыче не участвовали, с 1825 года предпочитая сдавать месторождения в откупные. К 1806 году, когда Россия покорила Ширван, в окрестностях Баку добывалось около 4000 тонн нефти в год. И ни строительство нефтеперегонных заводов (1837), ни бурение первой в мире скважины современного типа (1846) не помогали нарастить добычу в последующие полвека, когда в Львове и Кливленде начинал раскручиваться маховик нефтяной эпохи.

Первым шагом к переменам стала отмены откупных: теперь у нефтяных полей стали появляться собственники, заинтересованные в развитии долгосрочной инфраструктуры. В 1872 году в Балаханах была пробурена вторая на Апшероне скважина, а уже через год насосные скважины полностью вытеснили работавшие веками колодцы, где нефть добывалась вёдрами и снималась с плёнки воды. Дебит скважин был в десятки раз выше, стоимость бакинской нефти упала в разы, и вот тут-то на промыслах объявился гражданин Швеции, петербургский фабрикант Роберт Нобель. В этом неустроенном краю, среди армянских купцов и молоканских бондарей, он увидел возможность разбогатеть, как заморский магнат Джон Рокфеллер. В 1875 году Нобель купил у Тифлисского общества маленький керосиновый завод и участок земли в Сабунчах, и с этого участка начал строить империю, свой евразийский ответ американскому колоссу. В учреждённое в 1879 году "Товарищество нефтяного производства братьев Нобель" вошли Робертовы братья Людвиг и Альфред, а также несколько российских подданных, из которых наибольшей долей (уступая лишь сумме трёх Нобелей) владел остзейский немец Пётр Бильдерлинг. Но самым судьбоносным участником проекта стал инженер Владимир Шухов, чьи гиперболоидные башни остались скорее красивой утопией, а вот трубопроводы, резервуары и цистерны совершили вполне осязаемую революцию в нефтяной индустрии, удешевив доставку "чёрного золота" в 7 раз. К концу 19 века на Баку приходилось половина мировой нефтедобычи, местная нефть господствовала на европейском рынке, а Россия стала одной из первых стран, освоивших дизельный двигатель. Но Шуховские инновации стали достоянием всей отечественной, да и мировой, нефтянки, и потому "Бранобель" не разросся до масштабов "Standard Oil", оставшись лишь первым среди равных. В основном Нобели владели участком восточнее Баку, спускавшимся к бухте от середины Апшеронского полуострова, а воедино их владения связывал первый в мире нефтепровод, проложенный ещё в 1878 году с Балаханских промыслов к причалу Зых. У последнего концентрировались перегонные заводы и погрузочные терминалы, а Сабунчи, нависая над Балаханами, оставались центром самих нефтяных полей.

Иными словами - в Сабунчах находился один из центров русской, да и мировой индустрии, одно из мест, где сменялись эпохи. И вот я брёл по Прибольничной улице, прикидывая (в отсутствии доступных в интернете, но наверняка известных каждому бакинскому краеведу, сведений), какой дом чем мог быть. Вот в доме с кадра выше явно было что-то знаковое, даже с гербом:

А напротив - здание скорой помощи с датой на фасаде (1926):

За оградой больницы виден явно старый промышленный цех. Когда Нобели только пришли сюда, главным нефтепродуктом оставался "фотоген" - керосин, использовавшийся тогда в первую очередь для освещения. Могу предположить, что здесь располагался тот самый керосиновый завод Тифлисского общества, с покупкой которого Нобели пришли на Апшерон, в последующие десятилетия расширив и модернизировав производство. На передний план, однако, на рубеже 19-20 веков вышли дизельное топливо и бензин, и то ли Нобели, то ли уже большевики предпочли построить для их производства новые заводы. При керосиновом заводе, рискну предположить, первоначально располагалась больница, со сменой специализации разросшаяся на всю его площадку. И если так, то на позапрошлом кадре, скорее всего, бывшее заводоуправление.

Напротив - старые рабочие казармы:

А вот приземистый домик на углу больше напоминает какой-нибудь магазин для рабочих или керосиновую лавку при фабрике:

Здесь Прибольничная улица упирается в главную в Сабунчах улицу Мамедалиева, некогда просто Красную. На кадре выше виден её крутой спуск к вокзалу, а перекрёсток отмечает новая жилая высотка. Как я понимаю, стоит она на месте церкви Макария Египетского (1894-1904), отличавшейся исключительно красивой облицовкой из дашкесанского камня.

Ободрав облицовку, церковь снесли в 1932 году. Осталась лишь Часовня, или скорее причтовый дом, который очень сложно признать в маленьком здании библиотеки:

Поодаль, с круглой башней - офис "Балаханынефть", преемник Балаханской конторы "Бранобель". Таковых у Товарищества здесь было две - Черногородская в Баку ведала заводами и терминалами, а Балаханская в Сабунчах - непосредственно промыслами. Как я понимаю, историческое здание тут слева - по крайней мере почти так же выглядела контора в Чёрном городе (не путать с Вилла-Петролеа!), ныне благополучно снесённая.

С башней - возможно, жилой дом для нефтяного начальства, немалую часть которого в Баку традиционно составляли выходцы из Петербурга, Прибалтики и Польши. Воздушный переход соединяет это здание с соседним, почти таким же, только без башни на углу и новой облицовки на фасаде:

Воздушный переход служит воротами в старый Нобелевский городок:

Здесь повисает тишина, и даже газовые трубы в уютных зелёных дворах больше напоминают лианы:

От ворот тянется бульвар, а на бульваре я вдруг увидел настоящих бакинцев. "Чёрное золото" подогревало в Баку достойный Америки "плавильный котёл народов", где к традиционным для этих мест азербайджанцам, армянам и персам примешивались русские и евреи, немцы и поляки, грузины и казанские татары и ещё бог весть кто. Местные уроженцы старой закалки, как например мой дедушка, с гордостью говорили, что бакинец - это отдельная национальность. И хотя во второй половине ХХ века о национальной принадлежности тут вспоминали всё чаще, немалую часть в этой старой бакинской технической интеллигенции составляли и вполне себе коренные азербайджанцы. Они и остались здесь даже после того, как уехали русские, армяне или евреи, и вот - разглядывают странного гостя с лавочек бульвара в Сабунчах. На их приятных лицах в принципе не читается национальность, в отличие от пацанов, играющие в карты поодаль - тех, кто преобладает в нынешнем Баку, старожилы не без пренебрежения называют "беженцами", но ведь рабочая молодёжь ехала на промыслы и заводы из деревень и всю советскую эпоху... На этом уютном бульваре совсем не понятно, что на дворе за времена:

Слева от бульвара - задворки "Балаханынефти", в том числе водокачка Нобелевского городка:

Справа начинаются рабочие казармы:

Самая крупная вытянута на целый квартал вдоль улицы, и скорее всего жили в ней молодые бессемейные работяги:

В нескольких домах на другой стороне улицы, скорее, давали квартиры семейным. По меркам своей эпохи Нобели демонстрировали вполне себе шведский социализм - нормированный рабочий день по 8-10 часов (в зависимости от сложности и вредности работы), различные льготы, но особенно - условия проживания. В Белом городе и Балаханах казармы представляли собой скорее подобие советских гостинок с отдельной квартирой для каждой семьи. Более того, дома ещё и имели централизованное газоснабжение для отопления и освещения, как и ужин голодному работяге жена не в печке готовила, а на самой что ни на есть газовой плите. До современных стандартов в Нобелевских общежитиях не дотягивал разве что водопровод - просто в силу дефицита пресной воды на знойном и отравленном Апшероне. Питьевую воду работяги набирали из дворовых фонтанов, а мыться ходили в общественную баню, здание которой, наверное, тоже стоит где-то здесь.

Прежде я искал Нобелевские городки на окраинах Астрахани и Рыбинска - но там они, видимо, состояли из быстровозводимых деревянных построек, которые легко возвести заново в случае пожара. Здесь Нобелевский городок - по сути всего один квартал, но в разнообразии рабочих слободок бывшей Российской империи безусловно один из колоритнейших:

Узкие улочки между казарм вывели меня на косогор, с которого открывался вид на густо застроенную даль Апшерона и какой-то явно старинный завод.

Между казармами и обрывом - узкая "лоджия":

Но то и дело возникавший на ней люди, озадаченно разглядывавшие в каким-то образом забредшего к ним в кварталы туриста, явно давали понять - рядом спуск:

Квартал под Нобелевским городком выглядит совершенно иначе - с узкими извилистыми улочками и неухоженными кособокими домами. Подобное было во многих рабочих городках - построенная по единому плану слободка для инженеров и квалифицированных рабочих и хаотичные трущобы для тех, кто просто приехал к заводу искать лучшей доли, всяких мелких торговцев, обслуги, рабочих-подёнщиков да проходимцев. Здесь Нобелевский городок ещё и совсем по-кафкиански нависает над предместьем:

Узкие извилистые улочки напоминают, что здесь Передняя Азия, преддверие Ирана, и скорее всего звучала в этих предместьях тюркская, персидская, армянская речь.

Ближе к железной дороги этот район напоминает скорее шахтёрский "шанхай" где-то в Донбассе:

Снова посмотрим вниз из Нобелевского городка. На горизонте, как и сотню лет назад - частокол нефтяных вышек в Балаханах, а предместью подводит черту железная дорога, сама по себе с весьма интересной историей. Если точнее - она была первой... причём сразу по нескольким пунктам:

Например, первой железной дорогой Азербайджана - рельсовые пути на конной тяге обслуживали нефтепромыслы и раньше, однако в 1879-80 годах Нобели помимо первого в мире трубопровода Балаханы-Зых связали промыслы с городом и более традиционным способом. Первые три года 26-километровая линия Баку-Сабунчи оставалась полностью изолированной, и по одним данным была стандартной русской колеи (1524мм), а по другим изначально строилась 750-миллиметровой узкоколейкой, перешитой лишь в 1883 году, когда в Баку пришла магистраль из Тифлиса. Если так, то здесь впервые была использована ставшая типичной для наших УЖД колея 750мм - ведь Ириновская железная дорога под Петербургом заработала позже на 12 лет. Там же, под Петербургом, накануне Первой Мировой войны строилась Оранэла - Ораниенбаумская электрическая линия, по которой даже успели пустить поезда, запитанные от городской сети, но так и не успели ввести в строй подстанцию. Советы рассудили, что стратегически незаменимому, но бедному водой Баку электрички нужнее, и в 1926 году от Баку до Сабунчи, частью на вывезенном оборудовании Оранэлы, заработала первая во всём СССР электрифицированная железная дорога. Первые электрички в Баку поставили аж из Мытищ, и представляли собой они скорее не полноценные поезда, а архаичный вариант современных "длинных" трамваев. Да и подчинялась линия до 1941 года Бакинскому горсовету, и проезд на ней был по трамвайным проездным:

Сабунчинский вокзал в Баку я ещё покажу в рассказе о городе, а конечная первых советских электричек выглядела вот так:

В 1985 году старый вокзальчик зачем-то снесли, соорудив на его месте безликую коробку:

А меня на его месте встретило и вовсе нечто, достойное размерами хорошего торгового центра. Электрички, постепенно переставшие нуждаться в отдельном Сабунчинском вокзале, исправно курсировали по Большому Баку всю советскую эпоху, и их работа не прекращалась даже в разрухе и хаосе 1990-х, когда Азербайджан был на грани гражданской войны. А вот в 2000-х, когда нефтедоллары с Алиевского "контракта века" хлынули сюда рекой и экономика страны порой росла в год на десятки процентов (!), сюда пришёл железнодорожный погром. За десятилетия объёмы пригородных перевозок на бакинском узле упали в 100 раз, в 2009 большинство линий Апшерона и вовсе пошли под нож, а в 2010 году пригородное движение с Бакинского вокзала полностью прекратилось. Вроде бы, что-то продолжало курсировать в Сумгаит и на Пираллахи (см. прошлую часть) со станции Кишлы, при этом на станциях даже расписания не были вывешены, и пытавшийся их разузнать Сергей Болашенко как раз тогда на неделю загремел под арест. Но в 2015 году маятник качнулся в другую сторону, и в мае прошлого года Баку-Субанчинская линия полным ходом готовилась возродиться. Охранники на вокзале сказали мне, что движение откроют буквально на днях, и я ожидал увидеть здесь что-нибудь вроде наших МЦД, "наземное метро" для всей агломерации с достаточно короткими интервалами, чтобы не смотреть расписаний. Но открытия движения я так и не застал, а пущенный летом поезд Баку-Пиршаги курсирует всего 8 раз в сутки. Зато - двухэтажный, вроде аэроэкспрессов в московских аэропортах! А двухэтажным поездам из Швейцарии, ясное дело, негоже на сколько-нибудь менее пафосные вокзалы прибывать:

В вокзал упирается бывшая Красная улица - вон наверху уже знакомая многоэтажка, разделяющая старую больницу и Нобелевский городок. В близлежащем торговом центре при взгляде сбоку можно признать фабрику-кухню (1932), а где-то рядом, то ли такой же уделанный, то ли и вовсе снесённый, был и ДК. В целом же все пристоличья удивительно похожи, и где-то в Ближнем Подмосковье, за вычетом латиницы надписей, мне нетрудно представить совершенно такой же пейзаж.

В Сабунчи я ездил один и автобусом, а вот в Сураханы в последний день нашего пятидневного автовояжа мы отправились на машине с Еленой без блога, Людмилой tarrri и (только до аэропорта) - Ольгой lotmir. Сураханы лежат чуть южнее Сабунчей, и от Аэропоторвского шоссе их отделяют столь типичные для Апшерона мёртвые поля с густой порослью нефтяных вышек:

А старый цех посреди них принадлежал совершенно параллельной ветви развития Бакинских нефтепромыслов - нефтезаводу Кокорева и Губонина. Купец 1-й гильдии Пётр Губонин, впрочем, был скорее лицом компании, а фактически её основателем и хозяином был Василий Кокорев, старовер-беспоповец из Солигалича, за свою жизнь успевший поучаствовать в организации трёх железных дорог (Волго-Донской, Московско-Курской и Рязано-Уральской), двух пароходств (Русское общество пароходства и торговли на Чёрном море и знаменитый "Кавказ и Меркурий" на Каспии), двух банков (Волжско-Камского и Московского купеческого), художественной галереи и общественной конки в Москве. В 1857 году, видя успехи галицких нефтепромыслов, Кокорев основал "Закаспийское торговое товарищество", куда несколько месяцев спустя, вместо первоначальных сооснователей, присоединился Губонин. Обосновавшись в Сураханах, Кокорев и Губонин построили первый в Баку керосиновый завод, к проектированию которого подключили немца Отто фон Либиха, а к наладке процесса в 1860-х годах - и вовсе Дмитрия Менделеева, которому, как известно, принадлежит фраза "нефть - не топливо, топить можно и ассигнациями". Позвали бы они, наверное, и Шухова, но Шухов был тогда ещё молод и безвестен, а отсутствие железных дорог да направление Волги, по которой к покупателям плыть приходилось против течения, не оставили Кокореву ни малейшего шанса сделать из Баку ни Русский Клилвленд, ни Русский Борислав. Тем не менее, Кокорев и Губонин смогли хотя бы не прогореть, а в 1874 году учредили Бакинское нефтяное общество - первую российскую нефтяную компанию. И даже Нобели не пустили их по миру. Скорее наоборот - "Бранобель" поднял волну нефтяного бума, а БНО исправно поднялось на этой волне, к концу царских времён, с 4-кратным отставание от лидера, оставаясь бакинской нефтяной компанией №2.

К заводу примыкает слободка:

От центра Сурахан отделённая железной дорогой, больше похожей на пригородный трамвай:

За переездом встречают советская мозаика:

И азербайджанский памятник "шахидам" (павшим героям, по нашему говоря) Чёрного января и Карабаха:

За скверами - пятиэтажки:

И закоулочки:

Станция Сураханы, вокзалом обращённая на ту сторону, где бывший завод, появилось совершенно параллельно с Сабунчи - в 1922 году, когда многочисленные конные узкоколейки Бакинских нефтепромыслов перешли на паровую тягу и были объединены в 78-километровую Промысловую железную дорогу "Азнефти". Она имела форму дуги со множеством ответвлений со станцией Забрат в восточной точке, Бакинским портом и сортировкой Балажары - в западных. В 1950-76 годах эта система была частью перешита, частью разобрана, и ныне Азербайджан, наряду с Молдавией - единственная постсоветская страна, в которой нет ни километра узкоколеек. Сураханы, однако, выбыли из Промысловой линии гораздо раньше - уже в 1926 году сюда через Сабунчи начали ходить электрички.

Как я понимаю, примерно тогда же был построен и вокзал вполне дореволюционного облика - ныне он только обшит по современной азербайджанской моде, а само здание вполне аутентично. Вот только поезда здесь и в дни моего визита не ходили, и не ходят до сих пор, хотя судя по проехавшему мимо нас железнодорожному крану, скоро реконструкция дотянется и сюда. Сураханская линия ведёт к мосту на Пираллахи (а до разбора дамбы и на сам остров вела), причём проходит совсем рядом с аэропортом, так что достроив небольшое ответвление, по ней можно отправить полноценный аэроэкспресс.

В ту сторону рельсы уходят вдоль натуральной крепостной стены:

К станции вплотную примыкает главная достопримечательность Сурахан, да и пожалуй всего Апшерона - огненный храм Атешгях. Его окружает двор Г-образной формы, по размеру которого легко подумать, будто бы в Баку есть зороастрийской община этак в сотню тысяч человек:

Длинное здание отмечено на викимапии как исторический музей, а виднеющийся вдали купол - как индуистский храм, но мне они оба запомнились запертыми:

Напротив них, за поворотом от входа, и расположился Атешгях, в степном просторе двора кажущийся совсем маленьким. Да и похож он скорее на караван-сарай, чем на святилище. Ныне это музей, у ворот его - касса:

Атешгях - не имя собственное, а слово того же порядка, что "церковь", "мечеть", "пагода" или хотя бы "дзиндзя". Дословно - "Дом огня": на некогда многочисленных факелах Апшерона вроде показанной в прошлой части горы Янардаг, человек не мог не создавать святилищ. Скорее всего, первые капища огнепоклонников устраивали здесь древние арии, и по одной из гипотез само название Азербайджан восходит не к "хранителю огня" Атурпатаку, а к Ариана-Ваэджа, благой стране-прародине всех индоевропейцев... Из арийских культов сложился зороастризм - древняя религия Ирана, близкая к монотеизму с противостоянием Добра и Зла. Олицетворением добра было Солнце, а продолжением Солнца на Земле - огонь, и потому зороастрийцы были известны окрестным народам как огнепоклонники. С другой стороны, а могли ли древние арии не поклоняться огню, если именно приручение огня возвысило человека над прочей природой? Словом, атешгяхи существовали столько, сколько здесь жил человек. Самые ранние сведения об огненных храмах Закавказья относятся ещё к древней Мидии 2500 лет назад, а конкретно о Сураханском храме - к эпохе Сасанидов. Которая, как известно, кончилась нашествием арабов. Иран, Хорезм, Согдиана - важнейшие зороастрийские страны, - были обращены в ислам, оставив учению Заратуштры место крошечной секты. Центрами её остались деревни у Язда на юге Ирана и Бомбей, куда бежали многие "парсы", как называют с тех пор в Индии зороастрийцев. Однако сами индийские купцы продолжили торговать с христианским и мусульманским Западом, их общины были привычной частью реалий не только Баку, но и Астрахани, а потому и ближайший к городу атешгях так и не канул в небытие. В нынешнем виде он был построен в 1713 году..

....но обратите внимание на шрифт в табличке над воротами. Ведь это не персидская вязь, а индийские буквы. В стенах атешгяха есть всего 1 зороастрийская (написанная вязью) табличка, 2 сихкских на языке панджаби письмом гурмуки и 14 индуистских на диалекте марвари языка хинди алфавитами девангари и маханджани, иногда со вступительной фразой санскритом.

У самой красивой из них перевод:
Ом, поклоняемся почитаемому Ганеше (санкскрит). Благополучие! В эру почитаемого царя Викрамадитьи для почитаемого огня портал построен. Странствующий аскет Канчангир отшельник Махадевы Котешвары, Рамадаты житель. Восьмой день тёмной половины асоджа 1866 года. (в нашем календаре это 1810 год).

Эта табличка отмечает главный алтарь. Но несмотря на молодость, он относится к древнейшtму типу здешних храмов - чахартак, то есть портал из 4 арок. По бокам - действительно, каравана-сарай со множеством келий и гостиницей-балаханой ("высоким домом") над входом.

Под чахартаком - центральный алтарь, классический Вечный огонь, который просто непрестанно горел, и лишь жрецы имели право подходить к нему вплотную. Ритуалы совершались вокруг на квадратных платформах:

А ещё пара небольших факелов без крыш предназначались для жертвоприношений и кремаций. Последнее на 100% индуистская деталь - ведь у зороастрийцев мёртвая плоть принадлежала тёмной половине мира и не должна была оскорблять огонь.

На алтарях, впрочем, горит не газ, а лишь поджигаемый им уголь. Внутри них - тонкие трубы:

А труба потолще ещё в 19 веке распределяла газ по алтарям:

Так и действовал храм огня и спустя без малого полторы тысячи лет после того, как над Ираном заголосили муэдзины. Хранили огонь обитатели и гости Мультанского караван-сарая в Баку - в равной степени индусы, сикхи и парсы. Но судя по косвенными свидетельствам общавшихся с местными прихожанами иностранцев, индуистская деятельность на Атешгяхе была скорее самой публичной, а наиболее многочисленные и ревностные поклонники священного огня были всё-таки из парсов и гебров - индийских и персидских зороастрийцев. В 19 веке британская колонизация Индии и русская колонизация Закавказья взяли своё - прихожан с каждым годом становилось всё меньше, а маленькая колония огнепоклонников, потеряв связь с родиной, понемногу заговорила на тюркском да перешла в ислам. В 1840 году местных огнепоклонников можно было встретить даже в Дербенте, а при храме жили всяческие юродивые да аскеты. В 1860-х годах он часто пустовал, а богослужения вести приезжали мобеды (зороастрийские хранители очага) из Бомбея. К концу 19 века Атешгях был почти заброшен, его огни неуклонно тускнели, а верующие лишь захаживали изредка, да и то чаще не купцы и паломники, а учёные да интеллектуалы из Индии. Последний такой визит произошёл в 1925 году, а затем храм был заброшен примерно на полвека. Наконец, в 1975 году единственный старинный индуистский храм постсоветского пространства (не считая, возможно, молельной комнаты на подворье в Астрахани) был восстановлен, но уже как музей. В тёмных кельях разместили экспонаты:

Например, макет чахартака в лучшие времена:

"Детские" рисунки на стене - на самом деле росписи в кельях, теперь, как я понимаю, утраченные. Купцы да богомольцы рисовали на стенах далёкую родину:

В одной из келий воссоздан караван-сарай - мултанские купцы решают, у какого бакинского бая закупить партию нефти:

А послушник тем временем ухаживает за их транспортом:

Приметой атешгяха вплоть до его упадка были и индийские аскеты, здесь. на краю своей ойкумены, остававшиеся заниматься спасением души. Порой - способами жутковатыми: кто обвешивался многопудовыми оковами, кто на негашеной извести спал, не говоря уж про голод - питались они лишь тем, что им подадут.

В одной из келей - алтарь Ганеши:

Индийское начало тут всегда было заметнее, но жрецами были всё-таки зороастрийские мобеды, чьи белые одежды я помнил по маленькому храму в Тегеране:

Ещё один атешгях в Азербайджане есть в горах Кавказа над Хыналыгом, а по дороге к нему, над аулом Будух, сохранилась дахма - башня молчания вроде той, что я видел в Хорезме. Но и то, и другое с дорог не видно, а в горах весьма трудно найти.

Другие культовые атрибуты, при виде которых за воротами кельи так и ждёшь повстречать обезьяну:

А встречаешь - обычные реалии постсоветской страны, где даже огонь в факелы атешгяха подаётся искусственно с тех пор, как на нём сделали музей. Бакинское нефтяное общество занималось не только нефетью, но и другим полезным искуопаемым, столь обыденным теперь и столь же инновационным в их время - природным газом. С естественных выходов его собирали да использовали для отопления и освещения нефтепромыслов с 1837 года, а вот БНО в Сураханах пробурило 1901 году первую отечественную газовую скважину - опять же для обогрева собственных цехов. После этого в заброшенном храме огнепоклонников факел начал неумолимо скудеть, и окончательно угас 6 января 1902 года. Так российский нефтегаз стал новым хранителем священного огня Арианы-Ваэджа...