Трактор от Наджибуллы

В конце января 1987 года, когда я исполнял обязанности начальника разведки нашего батальона (вместо уехавшего в очередной отпуск Толи Викторука), довелось мне с моими разведчиками побывать на родном Тотахане (отм. 1641 м.). За время моего отсутствия в роте произошло довольно много изменений. И причина этих изменений заключалась в том, что два месяца назад к власти в стране пришёл бывший руководитель афганской госбезопасности Мохаммад Наджибулла. Как известно, новая метла по-новому метёт. И новой фишкой нового руководителя Афганистана стала политика национального примирения.
За красивыми словами о прекращении огня, диалоге с оппозицией и о возвращении на родину афганских беженцев, в практическом плане для командиров наших подразделений, ничего кроме головной боли эта "политика" не несла. Ведь то, что афганское правительство разом освободило из тюрем несколько тысяч политзаключенных, совершенно не означало, что эти заключенные, выйдя на свободу, не возьмутся за оружие. Другое дело, если бы им предложили новые, интересные и высокооплачиваемые рабочие места, тогда, возможно, кто-то из них и взял бы в руки что-то другое, кроме оружия. А так, особого выбора у них не было.
К тому же, выполнение требований политики национального примирения было обязательным лишь для афганской и для нашей армии. Для душманов подобная инициатива нового афганского правительства выглядела не иначе, как явный признак слабости. А значит, провоцировала их на активизацию боевых действий.
Да, наши сторожевые заставы, как и прежде, в случае обстрела или нападения, должны были немедленно открывать ответный огонь и уничтожать нападавших. Но реально, с началом действия политики национального примирения, открывать огонь без разрешения старшего командира теперь было запрещено. И если раньше, при обнаружении перемещений банд моджахедов, обнаружения установки ими реактивных снарядов для обстрела наших военных объектов или подготовки к нападению, командир заставы мог самостоятельно принять решение на открытие огня, то теперь ему необходимо было выходить на связь с комбатом, докладывать тому обстановку и... Получать "отбой". Потому что нафига козе баян, а комбату потом объясняться, почему он сорвал государственную программу национального примирения.
Все это было очень грустно. И мне было понятно, почему командир 6-й мотострелковой роты старший лейтенант Володя Стародумов был в печали. Володя был настоящим франтом и гусаром. После того, как по залёту его сняли с должности командира комендантской роты нашей дивизии и поставили командиром обычной мотострелковой роты, он приехал принимать новую должность во всей своей красе - в повседневной форме, фуражке ЦЭПК (Центральный экспериментальный производственный комбинат), сапогах-стояках. Для нас, выпускников Московского ВОКУ, фуражки, сапоги и форма, шитые по индивидуальному заказу, были делом привычным. Но видеть подобное на выпускнике Омского высшего общевойскового командного училища, да после полугода его службы в Афгане, было немного неожиданно.
Нужно сказать, что ссылке из штаба дивизии в обычную пехотную роту Володя сильно не огорчился. Бытовала в то время поговорка о том, что умный ехал в Афганистан заработать, красивый - познакомиться с красивыми девушками, служащими в штабах, госпиталях и медсанбатах, а дурак - повоевать. Так уж получалось, что умные в то время редко бывали дураками, дураки не всегда были красавцами, а красавцы не всегда были умными. Володя же, похоже, решил объять необъятное. За время службы в штабе дивизии он уже побывал в роли красавца. А когда его перевели к нам в роту, решил вдоволь повеселиться. То есть, повоевать.
Дело в том, что командный пункт нашей роты размещался на горке, с которой вся местная "зеленка" была, как на ладони. Боевые действия в нашем районе проводились с завидной регулярностью. И нам частенько приходилось поддерживать огнем рейдовые подразделения, воюющие в зеленке. Вы скажете, что для огневой поддержки гораздо лучше подходили артиллерия и авиация. Не соглашусь с вами. Иногда точечная работа из танка, миномета или нескольких БМП-2, которые размещались у нас на заставе, были не менее эффективны. Но зачастую, более точны.
В общем, служить у нас в роте было не скучно. Можно было от души поиграть в войнушку и пострелять в волю. До тех пор, пока не началась эта самая политика национального примирения.
Боевые действия рейдовых подразделений в нашей зоне ответственности почти сразу же прекратились. В благодарность за это духи начали регулярно обстреливать наши заставы и ставить мины на дорогах. Увы, воевать в таких условиях стало как-то совсем не интересно. А потому наш ротный явно заскучал.
Я тем временем пропадал на первом посту. Нужно было мне решить парочку небольших задач. По данным нашей агентурной разведки, в ближайшие дни из-за хребта Зингар к нам в зеленку должен был прийти караван с оружием и боеприпасами. В зенитную трубу ТЗК-20 я пытался высмотреть место для будущей засады. А самое главное - выбрать маршрут для выхода на засаду.
Первая проблема заключалась в том, что на ближайших горках сидели духовские наблюдатели. От ущелья до зеленки было около десяти километров, расстояние большое. Но местность в предгорьях хребта Зингар была довольно открытая. И провести свою разведгруппу так, чтобы её не заметили духовские наблюдатели, было не просто. Самым удобным местом для засады была небольшая седловина в трех километрах южнее нашей 22 сторожевой заставы. Но и душманы это прекрасно понимали. И явно были к этому готовы.
Второе удобное место было в самом ущелье. Но однажды я со своими разведчиками уже получил там по шапке. И лишь чудом в тот раз обошлось без потерь. Во второй раз нам могло не повезти.
Оставалось место в районе "мертвого" кишлака Чашмайи-Харути. Если ночью выйти к нему по руслам пересохших рек Таски и Танги, то никакие наблюдатели нас там не заметят. А если для эвакуации после засады нашей разведгруппы использовать боевые машины пехоты 6-й роты, то не нужно будет ломать голову, как скрытно перегонять под Тотахан боевые машины нашего разведввзода.
В общих чертах решение поставленной задачи начинало складываться у меня в голове. Но я снова и снова высматривал через зенитную трубу основные ориентиры для ночного передвижения разведгруппы. Делал наброски построения профиля для определения видимости и поля невидимости относительно точек, на которых могли находиться духовские наблюдатели.
Вторая проблема была в том, что относительно зеленки наш Тотахан (отм. 1641 м.) казался высокой горой с почти отвесным западным склоном. Но восточнее нас проходил хребет Зингар с высотами более 2500 метров. И если зеленка с Тотахана была, как на ладони. Так и наш Тотахан для духовских наблюдателей был, словно маленькая детская песочница, в которой ничего толком не спрячешь. Так что без построения профиля и поиска не просматриваемых духовскими наблюдателями оврагов, обеспечить скрытный выход на засаду было проблематично.
И третья проблема - ущелье было расположено под прямым углом к позициям дивизионной артиллерии и было закрыто от нее хребтом. Так что рассчитывать на артиллерийскую поддержку нам не приходилось. Да, и авиация могла не успеть поддержать нас при необходимости. А мне очень важно было перекрыть выход из ущелья, чтобы после захвата нами каравана к духам не успела подойти помощь.
К сожалению, от Тотахана до выхода из ущелья было ровно 8 километров. И мой любимый миномет дотянуться туда не мог. Вся надежда оставалась на нашего "слона" (Т-62). И хотя дальность до цели вдвое превышала его прицельную дальность, но по боковому уровню на 8 километров вполне спокойно можно было работать. Правда, превышение цели почти на 400 метров было равнозначно для нас практически предельной дальности для стрельбы. Чтобы сделать небольшой запас по дальности, пришлось выгнать танк из окопа, положить на правую колею несколько довольно крупных камней. В результате, танк встал окоп с небольшим креном. Это было неправильно. Но, как известно, победителя не судят.
Единственное, что радовало - молодая луна была на нашей стороне. Она давала нам шанс подойти к месту засады незамеченными. Но и духи видимо рассчитывали на нее, когда планировали провести этот караван...
В общем, голова моя была забита кучей разных задач, головоломок и вычислений. Но боковым зрением я заметил, что ротный пару раз выходил из канцелярии и странно посматривал в мою сторону. То ли спросить что-то хотел, то ли что-то сказать? Но часовой, стоявший на первом посту, ему явно мешал это сделать.
- Ничего, когда решится, спросит - подумал я. И пошел к танку, готовить его к ночной стрельбе по ущелью. Краем глаза заметив, что ротный направился за мной следом.
Но и здесь ротному не повезло. Меня перехватил мой механик-водитель и начал плакаться, что на его БМП полетел топливный насос высокого давления. И чтобы я поговорил с зампотехом батальона о его замене.
Затем я проверил, как командир танка сержант Игорь Минкин навел пушку на ущелье и поднял ствол практически на максимум. Ротный все это время стоял в сторонке и явно скучал.
Томить его больше было нельзя. Некрасиво. Понятно, что, как исполняющий обязанности начальника разведки батальона, я ему сейчас не подчинялся. Но через несколько дней, когда приедет Толя Викторук, мне предстоит вернуться в родную роту уже обычным командиром взвода (на самом деле, по возвращении в роту меня назначили на должность заместителя командира роты, вместо уехавшего по замене Олега Артюхова).
Мы отошли с ротным в сторонку, присели на позиции пехотного крупнокалиберного пулемета (14, 5-миллиметровый пулемет Владимирова на колесном станке Харыкина).
Мне нужно было задать какой-нибудь риторический вопрос для начала диалога. Но ротный взял инициативу на себя. И обратился ко мне по отчеству.
- Иваныч, дай мне своего переводчика на полчаса. Нужно письмо одно написать. А я в афганском не больно-то силен.
И ради этого пустякового вопроса ротный ходил за мной все это время по пятам!
- Хорошо, командир! Сейчас позову.
Я позвал Мишу (Мискина) Намакинова. Сказал, что он временно поступает в распоряжение ротного, чтобы написать какое-то там письмо. А сам снова погрузился в вопросы подготовки засады и в свои расчеты. Завтра в роту должна была прийти батальонная водовозка, привезти воду на 8-ю и 22-ю сторожевые заставы. За два рейса в десантном отделении боевой машины пехоты, сопровождавшей водовозку, мне нужно было скрытно перевезти на Тотахан моих, оставшихся в батальоне, разведчиков. Чтобы духи не догадались, что на Тотахане появились "полосатые" гости.
Не знаю, почему, но вечером я все же поинтересовался у Миши, что за письмо они написали с ротным? Мой переводчик-таджик лишь пожал плечами.
- Обычное письмо. Местные дехкане - неграмотные. Вот они и попросили товарища старшего лейтенанта написать от их имени письмо афганскому правительству с просьбой помочь им организовать коммуну по коллективной обработке земли. И прислать им трактор. Вот я и написал.
В общем, за своим делами и заботами, я тут же забыл об этом странном письме. Хотя в ближайшем кишлаке я бывал довольно часто, но ни разу не не приходилось мне слышать, чтобы жители Калашахов о чем-то подобном думали или мечтали. Земельные участки у дехкан были очень маленькие. Пахали их на коровах. Конечно же, обрабатывать землю деревянными плугами было нелегко. Но и на тракторе здесь особо не развернешься. А уж заставить местных дехкан объединиться в какую-то там коммуну, казалось вообще нереальным.
Наверное, это было как-то связано с политикой национального примирения? Или я просто чего-то не знал. Но меня это точно не касалось!
В общем, на следующий день мой разведвзвод, в полном составе, был на Тотахане. И в сумерках мы вышли на засаду. Думается, я все рассчитал и сделал правильно, но каравана в ту ночь не было. Прождали мы их напрасно.
Так бывает в работе разведчиков. Вроде бы ты все правильно сделал. А духи сделали что-то не так, как ты планировал. Или прошли другой тропой. Или решили провести караван несколькими днями позднее. Увы, далеко не каждая засада давала результат. Но каждую нужно было готовить серьезно и тщательно, чтобы все твои бойцы вернулись с нее живыми.
Конечно, я немного расстроился. Но я знал, что в следующий раз нам обязательно повезет.
Мы вернулись в батальон. За оставшиеся до возвращения Толи Викторука дни, мы пару раз сопровождали группу спецминирования за канал, что располагался к северу от Баграма. Ходили на засады. Сопровождали нашего замкомандующего, проверяющего с высокими афганскими военными чинами местные посты самообороны...
Все эти дни меня почему-то не отпускала мысль о письме моего ротного. И почему-то вспоминался мой дедушка, Чураков Иван Васильевич, который был первым председателем колхоза в селе Теплое (ныне Липецкой области). Выводил новые сорта яблонь. Был участником двух Всесоюзных сельскохозяйственных выставок в Москве (1939 и 1940 гг.). Когда началась Великая Отечественная война, он собрал всех своих братьев и ближайших родственников и вместе с ними ушел добровольцем на фронт (хотя у него и была бронь). И пропал без вести в 1942 году. Из тридцати двух Чураковых, ушедших на фронт из села Теплое, вернулся только один.
О том, что "гвардии красноармеец, стрелок 4-го гвардейского мотострелкового полка 2-й гвардейской мотострелковой дивизии Чураков Иван Васильевич был убит 4.08.42 г. в районе деревни Коршуново Ржевского района. Похоронен в деревне Коршуново", мы узнали только в 2007 году. Ротный писарь ошибочно указал в похоронном извещении Воскресенский район Московской области вместо Воскресенского района Рязанской области (ныне Данковский район Липецкой области). Из-за этой ошибки 65 лет мой дедушка числился пропавшим без вести.
Я часто думал, как тяжело приходилось ему поднимать колхоз после Гражданской войны. Как тяжело было быть первым. А потому, мысленно старался поставить себя на его место. И если дехкане кишлака Калашахи надумали создать у себя что-то похожее на колхоз, то пытался понять, что бы мой дедушка сделал на их месте в первую очередь?
И ежу было понятно, что вопросы снабжения трактора горючим мы можем решить самостоятельно - рота стояла на заставах, и расход горюче-смазочных материалов у нас был не слишком большой. Руки у нашего техника роты были золотые, так что с ремонтом трактора проблем бы не возникло. Многие ребята, механики-водители, до службы в армии работали трактористами. Так что с обучением афганцев работе на тракторе тоже вопросов не было.
В общем, набросал я небольшой план работ первой очереди. Который должен был помочь местным коммунарам поскорее стать на ноги. В создание местного колхоза я как-то особо не верил. Но то, что трактор поможет вспахать земельные участки - не сомневался. Пусть это будет просто гуманитарная помощь! А будут афганцы сажать пшеницу на этих участках сообща или раздельно, а потом собирать урожай - это уж пусть они решают сами.
К сожалению, все мои расчеты, планы и предложения оказались не нужны. Когда я вернулся к себе на Тотахан, ротный сказал, что письмо это было обычной шуткой. Что никакие дехкане ни о чем его не просили. Но если бы новые афганские власти трактор действительно прислали, то можно было бы продать его местным дехканам. И можно было бы неплохо на этом навариться.
Другими словами, это были просто фантазии моего ротного. Которому, после того, как он побывал "красивым" и вдоволь повоевал, вдруг захотелось стать "умным" и немного подзаработать.
Вскоре наш ротный залетел в очередной раз. Володю понизили в должности и отправили командиром взвода в третий мотострелковый батальон. А его коммерческая идея создания коммуны по совместной обработке земли и впаривания этой коммуне трактора, стала постепенно забываться.
Через полтора года после этого, уже перед самой моей заменой, мне довелось участвовать в переговорах с главарем одной банды, чтобы он отпустил пленных царандоевцев (сотрудников афганской милиции). В благодарность за их освобождение начальник ХАД нашей провинции подполковник Вахид вскоре привез мне небольшой "бакшиш" (подарок) - комплект национальной мужской одежды (длинную рубаху, шальвары) и паранджу.
На прощание Вахид поинтересовался, не слышал ли я о том, что жители кишлака Калашахи планировали создать у себя в кишлаке какую-то сельхозкоммуну?
О том, что жители Калашахов планировали создать у себя в кишлаке сельхозкоммуну я не слышал. Но о разговоре с Володей Стародумовым почему-то вспомнил сразу. И не напрасно.
Оказалось, что в Революционный Совета ДРА пришло письмо о том, что в одном из кишлаков под Баграмом дехкане, по примеру своего северного соседа, решили создать у себя сельскохозяйственную коммуну для совместной обработки земли. Письмо было более чем странное. Со множеством грамматических ошибок и красивых фраз: "Долой феодализм, империализм и реакцию", "Пусть не надеются безбожные слуги американского империализма" и "Да здравствует социализм"! Возможно, по причине поголовной безграмотности письмо это писали не сами дехкане (или, скорее всего, для написания этого письма мой переводчик рядовой Мискин Намакинов использовал Краткий русско-дари разговорник)?
Но в условиях крайней необходимости изображения кипучей деятельности по реформированию страны новым правительством и при проведении политики национального примирения, это письмо оказалось крайне своевременным. И не ответить на него, разумеется, в Кабуле просто не могли. Но сначала все проверили.
От своего руководства из Кабула Вахид получил указание уточнить эту информацию. Увы, найти авторов этого письма он не смог. Но и написать, что жители кишлака Калашахи не хотят открывать у себя сельхозкоммуну, тоже не решился. А потому написал в своем отчете, что эта "информация соответствует действительности".
- И что? - поинтересовался я у Вахида.
Вахид тяжело вздохнул и ответил, что из Кабула прислали трактор. А что с ним теперь делать он не знает. Потому что жителям кишлака Калашахи он и даром не нужен. Что в связи с начавшимся выводом советских войск из Афганистана ни о каких коммунах никто и слышать ничего не хочет. И ему очень нужно найти того, кто знает, что делать с этим трактором?
Что делать с этим трактором я тоже не знал. Автор этой несостоявшейся коммуны (или авантюры по продаже трактора коммуне) Володя Стародумов давно уже заменился в Союз. И создать первую в Афганистане коммуну у нас так и не получилось.

P.S. В "Афганской небывальщине" я рассказал Вам несколько историй о том, что происходило у нас на заставе. И рядом с нею. Историй таких было множество. И, конечно же, я не смог рассказать Вам их все. О том, как на заставе, где располагалось управление 2 мсб 180 мсп (кишлак Чауни), мы играли в волейбол с местными дехканами (среди которых были и братья-моджахеды). О том, как мои разведчики играли в футбол на одной из засад. О том, как выглядят афганские кишлаки, когда ты приходишь в них, как гость, без оружия. И о многом, многом другом... Многие из этих рассказов могут показаться Вам небывальщиной. Лишь потому, что другие видели афганскую войну немного в других местах. При иных обстоятельствах. И видели её иначе.

Александр Карцев, http://kartsev.eu