«ЗАМКОМ ПО МОРДЕ»: за что так прозвали революционерку Ларису Рейснер (2 фото)
Лариса Рейснер – Лери, комиссарша, валькирия…
Жизнь этой женщины под стать эпохе. Такая же бурная, яркая, местами гротескная и всегда неоднозначная.
Девочка из хорошей профессорской семьи, получившая прекрасное образование и воспитание, она рано начала писать и публиковаться. Блистала на поэтических собраниях и в знаменитых богемных ресторанах – если не стихотворениями, то красотой. У нее был бурный роман с Николаем Гумилевым, который дал ей нежное имя Лери.
После революции увлеклась политикой, служила комиссаром на Балтийском флоте, богемные шелковые платья поменяла на кожанку, носила за поясом наган. Именно она была прототипом Комиссара в «Оптимистической трагедии» Вишневского. Героем ее нового романа стал Лев Троцкий, с которым она ездила на фронт в бронированном железнодорожном составе.
В 1921 году она уже в садах Кабула, наслаждается журчанием фонтанов и благоуханием роз. Лариса вышла замуж за дипломата Федора Раскольникова и отправилась с ним в составе посольства в Афганистан.
После Раскольникова был роман с журналистом Карлом Радеком, членом ЦК и идеологом общества «Долой стыд!». С ним она ездила в Германию, где в качестве корреспондента «Известий» описывала события Гамбургского восстания.
Умерла она в 1926 году от брюшного тифа. Причиной болезни стал стакан сырого молока. После нее остались очерки об Афганистане, о баррикадах Гамбурга, рассказы о декабристах, статьи о заводах и шахтах Донбасса, воспоминания о гражданской войне, написанные в прекрасной экспрессионистской манере.
Так почему ЗАМКОМ ПО МОРДЕ?
Все довольно просто: Федор Раскольников в 1918 году был назначен комиссаром Морского генерального штаба. Иногда говорили: комиссаром по морским делам. Его жена, да еще и сама комиссарша Балтийского флота, шутили в Петрограде, была, значит, заместителем комиссара по морским делам. Сокращенно – ЗАМКОМ ПО МОРДЕ.
Думается, веди себя Лариса Рейснер несколько менее вызывающе, она не получила бы такого прозвища. «чайка» и «валькирия» была весьма увлечена идеей экспроприации. Будучи комиссаром Балтфлота, она отнюдь не являла собой образец революционного аскетизма, напротив! Лариса заняла квартиру морского министра и прибрала к рукам мебель, антиквариат, ковры и прочую роскошь, которая была там оставлена. В самые суровые, голодные годы разрухи и гражданской войны Лариса носила украшения с драгоценными камнями, прекрасно питалась и вообще, жила жизнью «советской богемы», ни в чем себе не отказывая. Этому способствовали, ясное дело, и связи Ларисы в высших партийных кругах, и ее любвеобильность.
Разумеется, такой образ жизни не мог не возмущать и не эпатировать жителей Петрограда, страдавших от острой нехватки еды и самых простых бытовых удобств.
Аббревиатуры как символ нового языка
Пламенной революционерке и комиссарше Рейснер не случайно дали прозвище на основе сокращений. Аббревиатуры массово вошли в русский язык вскоре после революции и их можно считать одним из символов нового времени. Творцам революции казалось, что и речь должна быть под стать эпохе – энергичной, краткой, выстреливающей звучными названиями – комбриг, Балтфлот, ВЧК.
Затем появилась знаменитая советская бюрократия. И с ней – громоздкие названия новоявленных учреждений, которые тоже необходимо было «упаковать» в аббревиатуры. Так появились совершенно чудовищные ВНИОПТУСХ — Всероссийский научно-исследовательский институт организации производства, труда и управления в сельском хозяйстве, ПИЖВЯ — Петроградский институт живых восточных языков и другие.
Одну из самых знаменитых аббревиатур того времени даже запретили специальным распоряжением Наркомпроса (Народный комиссариат просвещения). Речь об аббревиатуре «шкрабы» — школьные работники. Так после революции стали называть учителей. Говорят, что Ленин, прочитав записку о тяжелом положении в народном образовании, запнулся на словах «Шкрабы голодают». «Кто голодает?» — изумился вождь. А когда ему объяснили, потребовал прекратить называть учителей таким безобразным словом.
Сокращения ужасали тех, кто не принял новых порядков. Булгаков, Бунин, другие представители старой интеллигенции говорили о них с содроганием. Но Лариса Рейснер была не из тех, кого пугали и раздражали эти новоявленные «рабфаки», «ВХУТЕМАСы», «комбеды» и «ОСОАВИАХИМы». Поэтому и прозвище ей придумали в полном соответствии с ее вкусами.