Не спи, нельзя спать!

Теплоход благополучно вышел из бухты в открытое море. Мы с Маней присели у борта, вполголоса запели. У Мани был хороший голос. Около нас собрались бойцы и стали подпевать. Мерзли ноги, руки, но тепло было на душе, когда мы, сгрудившись, пели наши любимые советские песни. К полуночи подул ветер, пошел снег. Теплоход покрыло белой пеленой. Высокие пенящиеся волны то порывисто падали, то снова поднимались, качая теплоход. Совсем замерзнув, мы с Маней залезли под лежащий на верхней палубе брезент и, прижавшись друг к другу, заснули. Нас разбудил резкий толчок и треск, Теплоход сильно качнуло еще раз. Мы услышали беготню на палубе и высунули голову из-под брезента.
— Наскочили на мину, тонем! Тонем! Мина! — раздавалось со всех сторон.
Теплоход накренился на правый борт. На мостике послышался спокойный голос капитана:
— Раздать пояса. Не поднимать паники!
Погас свет, перестали работать машины, но по инерции теплоход продолжал двигаться. Волны захлестывали палубу, обдавая нас. Нам тоже дали спасательные пробковые пояса.
— Глупая смерть, — сказала Маня.
— Да. Но прыгать в море мы не будем, все равно не доплывем в такую бурю,—отозвалась я.
— Машинное отделение и трюмы залило водой! Теплоход погружается!—прокричал
бежавший мимо боец. Но капитан старался вывести корабль на мель. Начали спускать лодки. Все бросились к ним. Лодки вместили немногих и, переполненные, скрылись во тьме. Мы с ужасом смотрели на черную бездну моря.
— Тамара, я закоченела, но когда представлю, что придется нырять в эти волны, меня
бросает в жар, — говорила Маня, дрожа от холода.
— А ты почаще думай об этом, тогда не замерзнешь.
— Какие тут могут быть шутки, — рассердилась Маня.
Мы молча стояли, обхватив какой-то столбик. Теплоход заметно погружался, нижняя палуба была уже в воде. Волны поднимались все выше и выше, захлестывая и сковывая морозом тело. Одежда отяжелела и тянула вниз. Собравшиеся на верхней палубе бойцы хватались за перила, за все, что могло помочь удержаться на скользкой накренившейся палубе. Кто-то прыгнул в море в надежде доплыть до берега. Внизу послышались крики. Над нашей головой в каюте радист передавал: «Идем ко дну, спасайте, тонем, тонем!» Сильный толчок повторился, теплоход заскрипел, затрясся, и наша палуба оказалась под водой.
Кто-то крикнул:
— На вторую мину напоролись!
Вокруг бушевала метель. Вода хлынула и покрыла нас с головой. «Конец», — промелькнула
мысль. Мы захлебнулись соленой водой, не хватало воздуха.
Но волна сошла, и снова можно было дышать. Мокрое лицо еще сильнее жег мороз.
— Хотя бы скорее смерть, — простонала Маня, выплевывая воду.
На мостике кто-то громко сообщил:
— Сели на мель, товарищи, спасены! Это не мина...
Поднялся радостный шум.
— Маня, Маня, мы спасены! — кричала я.
— Ну и что ж, все равно здесь замерзнем, — безразлично сказала она.
— А ты не падай духом. — И, заметив, что она дремлет, прижавшись к столбику,
прикрикнула:
— Не спи, нельзя спать!
Меня тоже клонило ко сну. Вода хлестала в лицо, временами волны перекатывались через нас, губы мерзли, сводило скулы. Но все это было уже не так страшно. Мы верили в спасение. На верхнем мостике стали стрелять из пистолетов. Я прислушалась: где-то далеко раздавались заунывные протяжные гудки.
— Нас разыскивают!.. Девушки, крепитесь!—крикнули нам.
— Хочется спать, — медленно проговорила Маня.
— Спать нельзя, уснешь навсегда,— сказал кто-то.
Гудки приближались. Но увидеть с корабля нас не могли. Только с рассветом, когда прекратилась метель, к нам подошли четыре тральщика. Дремлющих, нас подобрали и отвезли на крымский, берег. Кто-то мешал спать, тормошил, растирал все тело. Когда очнулась, увидела сестру в белом халате и поняла, что я в госпитале. Маня лежала рядом со мной. Обмороженные ноги болели, душил кашель, голова горела.
Из госпиталя вернулись в часть, которая вела бои на Феодосийском плацдарме.