Как на Руси «амурным делам» помогали
Но в повседневной жизни всё было несколько по-другому. И русским боярыням тоже не были чужды яркие переживания и влюблённости. А если была необходимость, то и «амурным делам» всячески помогали.
Подъячий Арефа в 1680-х сумел так расположить к себе Анну из Устюжны, что девушка по вечерам сбегала к нему из своего терема. Вскоре обо всём прознали родные юной особы, и потребовали от Арефы немедленно жениться. Но если в письмах кавалер разливался: «Надёжа моя, ничто нас с тобой не разлучит», то когда дело дошло до венца, постарался улизнуть. Девушку спешно выдали замуж, пусть и не за того, к кому у неё была сердечная склонность. Прислужницу, помогавшую Анне, прогнали со двора. Устроить счастье молодых — благое дело (вот почему свахи были в почёте). Но организовывать тайные встречи считалось недопустимым.
Как в дальнейшем сложилась судьба Анны — неизвестно. Но среди её современниц в XVII веке многие выходили замуж по решению семьи. И там уже всё могло сложиться непредсказуемо: одни союзы оказывались крепкими, в других муж и жена едва переносили друг друга.
Но если супруг совсем не посещал свою жену, та вполне могла обратиться за разводом. Такой порядок установили ещё в церковных законах XII века. Другое дело, что, расторгнув брак, не всегда была возможность вступить в повторный – на это требовалось отдельное разрешение. Но на невнимательность мужей все-таки жаловались. Вот и в литературе семнадцатого века есть такие слова:
«Шла за него девою, сути не испорчена, а он же не бывает со мною… ведите его к судиям».
Если удавалось подтвердить, что жена осталась девушкой, могли расторгнуть союз.
Чтобы мужья смотрели в нужную сторону, и всё у них получалось, женщины нередко прибегали к посторонней помощи. Адам Олеарий, немецкий путешественник и историк, оставил о том любопытные свидетельства. В XVII веке, писал он, «московитки» готовили кушанья, «которые давали силу». И тогда же появились первые письменные сборники рецептов блюд для большей активности супругов.
Но церковь смотрела на это с неодобрением. Сравнивали такое вмешательство с ворожбой, и писали назидательные тексты – дескать, хорошим женам подобное и в голову не придёт. Но приходило, и ещё как. Недаром в 1641 году стало известно дело Дарьи Ломакиной, «помощницы» всех недовольных жён.
«Шепты ухищряти, и под нозе подсыпати, и корением и травами примешати», — говорили про Дарью. (прим.авт. – орфография сохранена).
У женщины нашлись три десятка постоянных клиенток. На судебных расспросах стало известно, что Дарья использовала мыло, пепел и соль. Эти самые простые средства действовали только после Дарьиных «шепотков». Затем жене нужно было подсунуть мыло супругу, а соль или пепел сыпали на его следы.
Другая ворожея, Анастасия, привлекала боярынь обещанием любви со стороны их мужей. Шли к ней, если становилось известно о разлучнице. Адресок передавали из уст в уста, но Анастасию всё равно арестовали. Признаваясь во всем, женщина не считала себя виноватой, а говорила, что помогает другим:
«Как люди смотрятца в зеркало – так бы и муж смотрел на жену, да не насмотрелся. А мыло сколь смоеца – столь бы скоро и муж полюбил» (прим.авт. — орфография сохранена).
Чаровать воспрещалось, всё должно было происходить само собой, без каких-либо вмешательств. Брак вообще рассматривался больше, как обязанность, нежели радость. Причем во всех отношениях. В тексте XVII века это отлично показано:
«Он не хотяще возлежаще с нею, но нуждею привлекся… по закону брака».
То есть, не мечтал супруг именно о такой жене для себя, но всё равно остается надобность быть с нею. А вот личные предпочтения – что погода. Пройдут.
Не поощряли и различные деликатные ухищрения. Считалось, что положено браку быть «естественным», без причуд. В нескольких текстах допетровской Руси можно встретить такие наставления. А во время исповеди могли задать жене такой вопрос: «Не хватала ли мужа за тайные уды?». Ответ положительный — значит, налагали епитимью.
Но это не означает, что не было между супругами нежности и любви. В переписке между жёнами и мужьями много примеров ласкового обращения: «Другу моему сердечному Фёкле Дмитриевне с любовью!», — писал московский дворянин XVII века. «Свет мой, Лукьянична», — обращался к жене боярин того же времени. Женщины не отставали: «Любезный друг Иван Семенович, сердце по тебе сокрушается», «Ждучи тя слезами умылась, сердечный мой».
Сохранились и тринадцать писем подъячего Арефы — они хранятся и по сей день в Отделе рукописей Российской национальной библиотеки.