Ночка (3 фото)
Солнце уже начало припекать. Пора собираться домой, к тому же клев прекратился, да и кушать уже хочется. Вовка с утра убежал на реку, не позавтракав – проспал, пропустил утреннюю зорьку, а теперь в животе поскуливало.
Он было уже хотел сматывать удочку, как услышал невдалеке шум подъезжающей машины. Мотор не заглушили. Потом негромкий всплеск, где-то выше по течению, и машина уехала…
Что бы это значило? Думать долго не пришлось: через минуту Вовка увидел, как мерах в пяти-семи от берега по воде проплывает холщовый мешок, трепыхаясь и погружаясь в воду глубже и глубже. Еще немного, и он пойдет ко дну!
Вовка взял в руки удочку, примерился и забросил ее в реку, пытаясь крючком зацепить еще видневшийся на поверхности мешок. Удалось! Медленно вытягивая его на берег, Вовка пришептывал:
- Только бы крючок выдержал! Только бы леска не порвалась!
Вытащив мешок на берег, он торопливо начал развязывать тесемки, поглядывая на мелкое дрожание внутри. Когда наконец ему это удалось, он взял мешок за углы и вывалил содержимое на траву. Что это? Черное, покрытое мокрой, гладкой шерстью, с длинным тонким хвостом…
Кошка! Лежит на боку, мелко дрожит, глаза закрыты, из открытой пасти свисает розовый язычок. Вовка схватил несчастную за животик, приподнял, кошка изрыгнула струю мутной воды, закашлялась, и вновь обессиленная упала на траву.
- Кошка, кошка! – Вовка гладил ее по мокрой шерстке, голос его дрожал и срывался. – Не умирай, пожалуйста, не умирай!
Впервые в жизни он столкнулся с беспредельной жестокостью и безразличием к судьбе живого существа. Разум отказывался верить, что это происходит на самом деле, что кошка может умереть. За что? Какое преступление она могла совершить, что ее приговорили к мучительной смерти?!
Глаза ее оставались мутными, она изредка вздрагивала всем телом, но уже стояла на лапах и пыталась уйти подальше от реки. Вовка подхватил кошку на руки, она не сопротивлялась, только намертво вцепилась коготками в рубашку.
Забыв об удочке с запутанной леской и впившимся в мешковину крючком, он заторопился домой. К бабушке, через поле, в небольшой, уютный домик на краю села.
Марья Матвеевна с утра хлопотала во дворе, время от времени из-под руки посматривая в сторону реки.
- Убежал постреленок, с утра пораньше! Ни крошки не съел! – она пыталась разозлиться на внука, но не получалось. Добрая улыбка уже который день не сходила с ее лица.
Не было бы счастья, да несчастье помогло – весной она переболела сильной простудой, но слава Богу, обошлось. Совсем бы тяжело пришлось ей, да добрая половина деревни взялись присматривать за бабушкой Машей. Да и то сказать – в деревне – через дом родственники.
Младшая доченька, поддавшись на уговоры матери, согласилась в кои-то веки оставить на лето восьмилетнего Вовку – помогать бабушке в случае чего. Но выздоровевшая бабушка не неволила внучка, хоть и лениться не позволяла. В деревне братьев двоюродных да троюродных - орава!
Носятся, черти, с утра и до сумерек. Вечером только и загонишь во двор хворостиной – «Как скотинку из табуна», - смеялись соседки. Вот и сейчас пропадает где-то… Да вот же он! Бежит через поле, несет что-то в охапке! Господи, Господи, – плачет. В голос плачет!
Вовка вбежал в открытую загодя калитку, одной рукой придерживая что-то на груди, другой – размазывая по лицу слезы.
- Что случилось? Обидел кто или поранился? – Марья Матвеевна испуганно осматривала Вовку. – Да нет, вроде цел. Что это у тебя? Кошка! Откуда она взялась, да еще черная?!
- Баба! Они ее утопить хотели! Она чуть не утонула! – Вовка уже не ревел, но худенькие плечи еще изредка сотрясались. – За что они так с ней? Разве так можно?
- Да кто, кто хотел утопить-то? – бабушка пыталась взять кошку в свои руки, но та вцепилась в Вовку мертвой хваткой.
- Не знаю, не видел. Только они на машине подъехали и бросили ее в реку. В мешке! – Вовка понемногу успокаивался.
Вдвоем они отцепили-таки кошку от рубахи. Бабушка перенесла ее на крыльцо, постелила под нее сухую тряпочку. Вовка наглаживал спасенную и что-то ласково ей говорил, успокаивая ее и себя заодно.
Через некоторое время глаза кошки прояснели, и она взялась уже сама приводить себя в порядок. Время от времени она замирала и смотрела застывшим взглядом в пустоту, словно вновь переживала случившееся, потом снова принималась за дело. Марья Матвеевна вынесла на крыльцо блюдце с молочком, поставила его перед кошкой. Та с жадностью принялась лакать угощенье.
- Голубушка ты моя, - бабушка утерла набежавшую слезу, - натерпелась от злых людей. Черным-то достается от них пуще других. И в прежние времена так было, и сейчас. Но ничего, добрых людей все-равно больше.
Она, ласково поглаживая кошку, о чем-то размышляла.
- А почему, баба? Почему черных кошек обижают? – Вовка окончательно успокоился и в нем проснулось неистребимое любопытство и страсть к познаниям.
- Люди раньше говорили, что черным кошкам все про всех ведомо. В каждом человеке они угадывают и плохое, и хорошее. А совсем уж негодных людей они ненавидят лютой ненавистью. Уж не знаю, так ли это? Как думаешь, Ночка? – обратилась она к спасенной, поглаживая ее по спинке.
Кошка, все это время внимала рассказу Марьи Матвеевны, а услышав ее вопрос и обращение к себе, коротко мяукнула, будто соглашаясь.
источник фото: img2.badfon.ru
- Она ответила, бабушка! Она тебя понимает! А почему – Ночка? – Вовка теребил бабушку за кофту.
- Рассказывал мне отец, прадед твой, про одну черную кошку, ее Ночкой звали. Вспомнилось вот… - Бабушка замолчала, углубившись в воспоминания.
- Расскажи, бабушка, ты интересно рассказываешь, а мы с Ночкой послушаем, – он удобнее уселся на крыльцо, ожидая рассказа.
- Рано, наверное, тебе это знать, ну да ладно. Расскажу.
Она взяла кошку на колени и, ласково почесывая ее за ушками, начала:
- Перед войной еще это было, отец мой постарше тебя теперешнего тогда был. А мама его – моя бабушка, работала в колхозе – дояркой. Хорошая была женщина, любили ее в деревне. Травы она знала и лечила ими людей от болезней.
Была у них кошка – Ночкой ее звали потому, что черная была, ни пятнышка белого. Как привязанная за хозяйкой бегала: и на ферме с ней, и в поле. Ко всем людям добрая, ласковая, одного только бригадира невзлюбила. Как увидит его – спину выгнет, шипит как змея, а если ближе подойдет – кидается, отгоняет от хозяйки. Как звали его – забыла, да и не стоит помнить имена таких-то…
Случился как-то в колхозе падеж скота, зараза какая ли, а может, от бескормицы, теперь уже и не вспомнят. Начальство в городе тогда круто на расправу было. Потребовали найти виновного и строго наказать.
Так тот самый бригадир написал донос на бабушку мою, мол, травница она – вот и потравила скотину травой, специально заготовленной. А там уж разбираться не стали. Приехали конвоиры, забрали прямо из дому ее и мужа – деда моего, как пособника.
С тех пор и не слыхали о них ничего. А сын их – мой отец, в детдоме вырос. На фронте побывал – последний годочек захватил. Потом уже вернулся сюда. Дом отстроил, женился. Я тут и родилась, а потом и Мама твоя – тоже.
- А что же Ночка, бабушка? Тоже пропала? – Вовка слушал, затаив дыхание.
- Так вот, про Ночку. Искал ее бригадир, хотел прибить, но вышло по-другому. Шел он как-то, с гулянки ли, с работы ли, хмельной да веселый. Дошел до дома, а как стал отпирать калитку – откуда ни возьмись – Ночка!
Кинулась ему в лицо, лапой когтистой глаза лишила и пропала, будто и не было ее. Окривел бригадир, да так и не оправился более. Ума лишился. Все кричал ночами, что кошка черная рядом ходит и второй глаз норовит ему высадить. Так и ушел на тот свет, не покаявшись… – Марья Матвеевна помолчала. - Вот так-то, внучек. Может и эта кошка на злого человека людям указать хотела, да тот проворнее оказался. Но Бог тебя, с твоим добрым сердцем, послал ей на выручку. Так, Ночка?
Кошка вновь коротко мяукнула, соглашаясь. Потом встала, подошла к Вовке и, громко мурлыча, потерлась усатыми щечками о Вовкино плечо.
- Ночка, ты не бойся. Здесь нет плохих людей, - Вовка наглаживал повеселевшую кошку, понявшую, что беды ее позади и она у добрых людей, которые в обиду ее не дадут.
И она тоже никому не позволит их обидеть, а злых людей и близко не подпустит…