Почему они нас так ненавидят?

Вот уже несколько месяцев меня сильно беспокоит один и тот же вопрос. По какой причине те, кому не нравится что «Крым наш» так сильно нервничают? Я бы даже сказал, не просто нервничают, а психуют. Выражаясь архаическим языком, безумствуют.
Ведь можно же быть категорически недовольным присоединением Крыма и вообще всей украинской политикой Путина, но выражать свое недовольство в корректной форме. Как это делает мой старый приятель Глеб Павловский. Он считает, что риски от ухудшения отношений с Западом сильно превышают выгоды от воссоединения Крыма. Он также считает, что излишне сильное вовлечение в украинскую проблематику негативно сказывается на репутации Владимира Путина, который начинает выглядеть, проводя такую политику, не президентом России, а кандидатом в президенты Украины.
Позиция Павловского представляется мне не просто абсолютно корректной, но и абсолютно законной. Из того, что большинство русских активно поддержали воссоединение Крыма, никак не следует, что его обязаны поддерживать все русские. К любому политическому действию возможна оппозиция.
Конечно, Глеб Олегович не до конца выдерживает описанную выше позицию. То он точно знает, что именно Янукович дал приказ на стрельбу на Майдане, то ему известно, кто именно сбил малазийский самолет и т. д. Но на фоне всех остальных недовольных присоединением Крыма, позиция Глеба заслуживает, на мой взгляд, глубочайшего уважения.
Тем более, что Глеб Олегович отнюдь не во всех своих политических оценках придерживался такой же взвешенной позиции, как сегодня по Крыму. Лет 10 назад он на полном серьезе запустил тезис о том, что, если Путин осмелится национализировать ЮКОС, то после этого у нас всех обязательно отберут приватизированные квартиры.
Это утверждение по уровню несоответствия действительности могло конкурировать только с высказанном примерно в то же время тезисом другого моего хорошего приятеля, а одно время и близкого друга Станислава Белковского о том, что для разгона Майдана в Киев вылетел российский спецназ. Но сегодня Глеб Олегович, в отличие от Станислава Александровича, ведет себя весьма мудро.
А больше ни у кого из критиков украинской политики Путина этой мудрости почему-то не хватает. И что самое странное, это то, что по неизвестным мне причинам основной мишенью нервических реакций этих страдающих нехваткой мудрости лиц оказывается почему-то не нехороший Путин, совершивший «аннексию территории суверенного государства вопреки нормам международного права», а мы с вами. Те 80-90 процентов населения России, которые поддерживают крымско-украинскую политику Путина.
Возьмем, к примеру, писателя-фантаста Дмитрия Глуховского, в прошлом автора журнала «Пионер», а ныне автора журнала «Сноб». Тут Глуховский попробовал недавно сформулировать рациональную критику присоединения Крыма. Мол, я патриот. Желаю, чтобы у нас, как в послевоенных Японии и Германии произошло экономическое чудо. Желаю, чтобы мы были великой державой, на которую уважительно оглядываются соседи. А присоединение Крыма все это делает невозможным. Потому что международная изоляция не способствует ни экономическому росту, ни росту геополитического влияния.
Для большей рациональности Глуховский даже подбавил здорового политического цинизма. Мол, не хуже вас знаю, что Америка не самая лучшая страна на свете. Но конфликтовать с ней глупо и невыгодно. Потому что она во много раз сильнее нас, и в военном отношении, и в экономическом, и по линии международных связей. И Китай осмелился конфликтовать с Америкой только после 17 лет плодотворных экономических и военных реформ. А у нас ресурсов на такой конфликт пока нет.
Казалось бы, очень здравая позиция. Я с ней, конечно, почти по всем пунктам не согласен, но почти по тем же всем пунктам вижу предмет для нормальной рациональной дискуссии. Однако, не может Глуховский почему-то удержаться на этой рациональной позиции.
И сверх всего вышесказанного, тут же пишет про «ненависть к свободе», «тягу к рабству», «желание сильной руки», «мечту о вожде», «как собака тянется к хозяину с плеткой». То есть, по мнению Глуховского, поддержка большинством нашего народа политики Путина, приведшей к воссоединению Крыма, не имеет никаких объяснений, кроме всяческих «тоталитарных комплексов» и «монархических иллюзий».
А уж говорить, что «обойдемся мы как-нибудь без вашего пармезана и устриц» могут вообще только клинические идиоты.
Однако на фоне другого автора «Сноба» Дмитрий Глуховский выглядит подвижником рационализма, прагматизма и доброжелательности. Я имею в виду известного архитектора, музыканта композитора, поэта, певца и кулинара Андрея Макаревича. Мало того, что он прославился фразой, что «мнение жителей Крыма никого не интересует. А все должно быть по закону», так недавно он в ответ на весьма, надо сказать, резкую критику Эдуарда Лимонова, смог сформулировать только три следующих тезиса.
Первое. Я известнее тебя. Второе. Если хочешь, могу тебе морду набить. Третье. А также могу тебе предложить заняться со мной оральным сексом. И все это не в школьном дворе с другим восьмиклассником, и даже не в уютненьком бложике на ЖЖ, а на страницах все того же элитного «Сноба».
Впрочем, главное тут, на мой взгляд, вовсе не грубость и не нервность противников присоединения Крыма к России. Главное в том, что они действительно не понимают или изо всех сил изображают непонимание причин, по которым большинство русских поддержало воссоединение Крыма и положительно отнеслось к продовольственным контрсанкциям. Причем, это непонимание буквально зашкаливает. Поделюсь собственным опытом диалога с такими непонятливыми читателями.
Еще один мой старый приятель, весьма, кстати, неглупый человек, Сергей Митрофанов затеял со мной дискуссию. Некоторые отголоски этой дискуссии можно увидеть и в собственных публикациях Сергея на «СП». Не буду пересказывать все подробно, отмечу только две вещи.
Первое. Сергей уже в третий раз в разных своих текстах торжественно констатировал, что «в Украине» никого не убивают за использование русского языка, и, следовательно, никакой дискриминации русских на Украине нету. Вроде, ему уж раз 20 говорили, что на Украине за русский язык никого не убивали и не убивают, а просто систематически и цинично дискриминируют. Но Сергей как будто не слышит.
А ведь уровень дискриминации русскоязычных на Украине повыше будет, чем тот уровень дискриминации, из-за которого поляки два раза в 19 веке восстали против русских. И уж заведомо выше, чем то, из-за чего американцы восстали против англичан.
А я повторил свой тезис, что русским в Крыму довольно неприятно было выслушивать требования сознательных украинцев «размовлять на державной мове». Ведь русских в Крыму более 80% и живут они там более 200 лет. То есть Крым является русской этнической территорией. В ответ Сергей заявил, что само понятие «этническая территория» является фашистским.
И как с ними разговаривать, я просто не знаю. Не верю, что причиной их такого поведения является ненависть к Путину или страстная любовь к демократии. Ведь отлично же они терпели Путина, а некоторые даже любили его, кто вплоть до начала Болотной, а кто и вплоть до присоединения Крыма.
И какая может быть страстная любовь к демократии у людей, поддерживавших расстрел Белого дома и восхищавшихся Пиночетом? Более того, большинство из них отлично понимает, что для экономических реформ идеальная ситуация - это когда существует видимость демократии, но реально присутствует мягкий авторитарный режим, собственно и проводящий эти реформы. Как было, к примеру, в Сингапуре при Ли Куан Ю.
Впрочем, не поверю я и в их искреннюю ненависть к русскому народу, к которому они, кстати, в своем основном большинстве принадлежат. Скорее, их язык ненависти является формой истерики, очень похожей на истерику бывших супругов. Отчасти причины их истерического поведения и их языка ненависти можно, на мой взгляд, увидеть из известного текста Николая Ускова, главного редактора все того же «Сноба». Правда, Николаю хватило вкуса, в отличие от Андрея Макаревича, опубликовать свой текст не на «Снобе», а в Фейсбуке.
В этом тексте Усков высказывает свое глубочайшее негодование присоединением Крыма и вообще украинской политикой Путина, исходя из следующего соображения. Вот ведь все было хорошо, и можно было сказать, что жизнь удалась. И можно было регулярно кушать устрицы в Швейцарии. Но вот Путин присоединил Крым, и больше Швейцарии с устрицами Ускову не видать. В супружеских дискуссиях это называется «ты мне всю жизнь испортил». (Замечу, что Усков поднял тему устриц гораздо раньше продовольственных контрсанкций, почему его можно считать основоположником жанра «плача по устрицам»).
Однако основной пафос негодования Николая Ускова, насколько я понял, направлен, в первую очередь, не на Путина, и даже не на Игоря Стрелкова, а на еще одного моего старого приятеля Дмитрия Ольшанского. Усков обвиняет Митю в том, что он лузер, и, как таковой, ему, Ускову, завидует. И реализует свою зависть тем, что натравливает Игоря Стрелкова на суверенную Украину. А делает это Ольшанский ради того, чтобы Усков не смог больше лакомится устрицами в Швейцарии. Поверьте, несмотря на весь мой сарказм, я излагаю довольно близко к усковскому оригиналу.
Этот текст кажется мне наиболее содержательным изо всех текстов противников крымско-украинской политики Путина. В смысле того, что он более лучше дает основание для анализа причин модуса операнди своего автора и его единомышленников.
В рецензируемом тексте можно выделить несколько пластов. Наиболее поверхностный слой — это артикуляция негодования Николая Ускова на Владимира Путина, Игоря Стрелкова и Дмитрия Ольшанского, заевших его жизнь и лишивших его устриц из Швейцарии. Однако это отнюдь не единственный смысловой пласт.
Второй пласт — это пласт артикуляции истерики. Ведь все эти же мысли и оценки можно было бы выразить и другим образом. К примеру, настоящие хозяева жизни предпочитают выражать подобные мысли «по-английски». С легкой улыбкой и сознательными преуменьшениями. Как это сделал Геннадий Тимченко в своем известном интервью ИТАР-ТАСС. Мол, санкции мне, конечно, немножко мешают, но не очень сильно. И вообще, ради Родины можно и потерпеть. Так что, вопрос первый - зачем Николаю Ускову, в отличие от Геннадия Тимченко, понадобилась истерика?
Второй вопрос соответствует третьему смысловому пласту рецензируемого текста. Это вопрос о том, зачем Николаю Ускову понадобилось зачислять Дмитрия Ольшанского в лузеры? Ведь Митя в свое время получал довольно большие деньги от Бориса Абрамовича Березовского и других товарищей. Да и пару раз издавал журналы и газеты, ничуть не хуже, чем «Сноб». Правда, Ольшанский, в отличие от Ускова, предпочитает устрицам прогулки в парке. Вот и летал пару раз в месяц на выходные в Нью-Йорк погулять в Центральном парке.
И ведь Усков не может не понимать, что ничем, в сущности, от Ольшанского не отличается, кроме того, что сегодня Усков в случАе, а Ольшанский нет. Но ведь все может и перемениться. Я из общих соображений понимаю, что на «Сноб» Ускову тоже какой-нибудь Борис Абрамович деньги дает. Не знаю, конечно, какой именно, никогда этим не интересовался. Но я и вообще в сортах Борисов Абрамовичей не разбираюсь. Но факт, что сегодня дает, а завтра может и перестать давать. Или сегодня Борис Абрамович здесь, а завтра в Лондоне. И никакого тебе «Сноба».
И вот эти второй и третий пласты рецензируемого текста, на мой взгляд, приоткрывают реальные причины нервического негодования прогрессивной общественности на воссоединение Крыма с Россией.
И дело тут вовсе не в негодовании. Не только не в негодовании на Путина за Крым, но и не в негодовании на Путина вместе с Ольшанским и русским народом за устрицы и Швейцарию. Дело в стоящем за негодованием страхе. Именно страх придает негодованию истерическую и вообще психопатическую форму. Именно страх парализует и заставляет терять нить рассуждения. Именно страх лишает аргументации.
Я бы выделил у нашей прогрессивной общественности четыре группы страхов. Первая группа страхов реалистическая. Это страхи за свое положение в мире. Именно эти страхи порождают истерику и вообще нервические реакции. Вторая группа страхов субъективная. Это страхи за свое представление о своем месте в мире. Эти страхи порождают ненависть.
Это были страхи первичные. А третья и четвертая группа страхов порождены первыми двумя. Это страхи, порожденные истерикой, и страхи, порожденные ненавистью. Если первичные страхи носят невротический, максимум, психопатический характер, то вторичные страхи — это прямая дорога к психозу.
Рассмотрим эти страхи несколько более подробно. Первая группа страхов - это страх потерять свое положение в обществе, страх потерять привилегированную позицию, которую занимает сегодня в стране креативный класс.
Во-первых, Борис Абрамович может «из-за Крыма» перебежать к Путину и перестанет давать деньги на «Сноб». Во-вторых, Борис Абрамович может не перебежать на сторону Путина, и, в результате, оказаться в Лондоне. И опять же, прощай «Сноб».
А самое ужасное, это если «после Крыма» начнется реальная реиндустриализация. И стране вместо паразитического креативного класса понадобятся инженеры, ученые, философы, аналитики и офицеры. Я уж не говорю о рабочих и шахтерах. А вместо нынешних креативных в фаворе окажутся Ольшанский с Прилепиным или, хуже того, Холмогоров с Просвирниным. И как тут не впасть в истерику?
Но еще хуже вторая группа страхов. Ведь страдающий по устрицам креакл не может не понимать, что устрицы, которыми он лакомится, доступны очень малому числу жителей нашей страны. И, доказывая себе, что он не тварь дрожащая, а право на устриц имеет, наш креакл утверждает, что это право он получил по заслугам. Потому что он успешный, а те, у кого денег на устриц нет, лохи и лузеры.
И вот присоединение Крыма вызывает у креаклов страх, что лохи и лузеры могут публично усомниться в этой версии либеральной политической философии. И заявить свое право на устрицы и, хуже того, свое право на восстание в случае, если устрицы им так и не достанутся.
И как в ситуации ожидания лохов и лузеров с топорами и вилами, собирающимися раскулачить креативный класс и отобрать у него не только устрицы, но и священное право на них, не возненавидеть Путина, Стрелкова и Ольшанского вместе с поганой «рашкой» и не менее поганым рашкинским народцем?
Но еще хуже вторичные страхи. Что такое страх, порожденный истерикой? Вот был у меня в свое время приятель. Мы с ним в конце 80-х социалистическую партию пытались сделать. А после провала этой попытки я его пару лет не видел, а потом обнаружил в Нижнем, где он стал мелким бизнесменом, владеющим парой магазинчиков.
Сначала он меня поругал за оппозицию Ельцину. Когда я спросил, а зачем же ты соцпартию делал? Он ответил — «из карьерных соображений. Она же явно делалась под покровительством А.Н.Яковлева». А потом мы чуть не поссорились.
Потому что я ему сказал, что для развития демократии, рынка и местного самоуправления неплохо бы нежилые помещения в первых этажах жилых домов передать жителям этих домов для создания магазинов потребкооперации. И тут Миша заорал: «Если будет выдвинута такая программа, я вооружу продавцов своих магазинов, и мы пойдем вас стрелять!». Хотя, вроде бы, на ту пару-тройку магазинов на первых этажах жилых домов, которыми владел Миша, я вовсе не покушался.
Или вот еще пример. Мой хороший приятель приблизительно моих взглядов лет 10-15 назад категорически возражал против политики борьбы с утечкой капиталов на Запад только потому, что у него в западном банке лежала пара тысяч баксов, полученных за чтение лекций. Вот это и есть страхи, порожденные истерикой.
В их основе лежит формула «пусть бы весь мир провалился, лишь бы мне чай пить». И в ситуации, когда массовая поддержка присоединения Крыма отчетливо свидетельствует о том, что мир никуда проваливаться не собирается, истерический страх за право пить свой чай в Жан-Жаке достигает характера страха панического.
И, наконец, хуже всего, страхи, порожденные ненавистью. Помню, в начале 90-х мы с Олегом Григорьевым предлагали очень много моделей экономических реформ, альтернативных гайдаровским. Многие из них были достаточно легко осуществимы и обещали довольно быстрое процветание. Но наши друзья и коллеги экономисты нас большей частью не поддержали, а поддержали Гайдара.
Лет через пять один из них признался мне в мотивах своего поведения. «Понимаешь, - сказал он, - я очень боялся, что если реформы проводить по-вашему, то директора заводов могут забрать очень большую власть, и в результате смогут вернуться коммунисты. А гайдаровский вариант делал реформы необратимыми в этом смысле».
Вот из этих же страхов и берется сегодня у наших креаклов весь бред про «наступающий 37-й год», «собаку, которая жаждет плетки», «любовь к вождю» и прочую ерунду.
А вот излечимы ли все эти страхи, лично я пока не знаю. Но у меня есть надежда, что в случае, если новая индустриализация все же произойдет, а паразитический креативный класс лишится, наконец, финансирования, то часть креаклов излечится от своих страхов, а до той части, которая продолжит болезненно истерить и нас с вами ненавидеть, нам уже не будет никакого дела.