Это тоже технология
Плен — обязательная составляющая любой войны. Такая же, как смерть. Так же, как смерть, он выталкивается сознанием за скобки, превращается в фигуру умолчания. Страх смерти и страх плена — главный деморализатор, которому подвластны самые смелые и мужественные сердца. Поэтому на каждой войне важнейшая задача пропаганды — максимально способствовать укоренению и развитию такого страха в войсковых порядках противника и у него в тылу.
…Когда Тамерлан сооружал горы из черепов, он решал абсолютно прикладную пропагандистскую задачу: деморализованный враг связан страхом, подавлен, а значит не опасен. Гора черепов символизирует стихию (с ней бесполезно бороться), неотвратимость поражения, абсурдность любого сопротивления. С точно такой же целью римские консулы приколачивали к крестам единомышленников Спартака, а инквизиторы жгли на кострах еретиков. Жгли не тайком, публично. Ведь казнь, пытка, медленная смерть необходимы не сами по себе. Они нужны как сильнейшее средство агитации, разубеждения страхом — на уровне животного инстинкта.
Если бы у Гитлера были ютуб и соцсети, все «египетские» казни «Исламского государства» показались бы детским лепетом. Представьте себе стрим-вещание из Освенцима. Мастер-класс доктора Менгеле. Диалоги о войне с Андреем Власовым. Выжигание звёзд и снятие кожи в прямом эфире. Какие исповеди, какие допросы, какие обращения к «братьям-красноармейцам» были бы записаны тогда и подготовлены к массовому распространению!
Массовое распространение. Вот ключевой момент. Распространение информации. Пропагандистское воздействие созерцания пытки, боли, ужаса, смерти. Ведь казнь — это в первую очередь повествование. А со времён каких-нибудь Софокла с Еврипидом человек приучен ставить себя на место главного героя. Что значит увидеть, как ломается, не выдерживает самый стойкий характер? Это значит примерить себя к петле, гильотине, электрическому стулу. Следовательно, умереть/сдаться вместе с главным героем/героями (если сломали его, что же будет со мной?). Вот оно, самое сильное оружие.
Ещё раз. Самое сильное оружие. Неспроста на Северном Кавказе ваххабиты наладили целую сеть по распространению видеокассет с записями расправ над пленными. Думаю, на такой «голливуд» натыкались все работавшие в регионе корреспонденты. Я тоже использовал фрагмент подобного материала в одном из фильмов и был вынужден подробно отсматривать его. Лишь спустя годы я узнаю, что сама технология имеет совершенно не ваххабитское происхождение. Это азбука психологической войны, одинаково известная всем армиям, но модернизированная и расширенная в первую очередь вооружёнными силами США.
В Пентагоне до буквы, до запятой исследовали опыт психологической войны и контрпартизанских действий нацистов на оккупированных советских территориях. Холодный анализ. Никакой идеологии и уж тем более сострадания. Война — индустрия. Промышленность. Она требует научного подхода. Я пролистал несколько американских учебников. Из них следует, что авторы в целом сочли стратегию фашистов вполне рациональной, но а) недостаточно жёсткой и б) недостаточно внимательной к вопросу привлечения на свою сторону местного населения. Столь любимая нашими «партнёрами» формула carrots&sticks (морковка на палочке :) ). С упором на sticks, конечно.
Иными словами, сама доктрина терапии ужасом была признана действенной и эффективной. В ходе множества локальных войн, из которых состояла большая Холодная, американцы разовьют эту методику и поднимут до небывалых высот. Главный тезис: победить партизанское движение — возможно, сломить дух народа — возможно. Нужно лишь больше жестокости. Больше страха. Но самое важное — как можно больше как можно более подробной, как можно более наглядной ИНФОРМАЦИИ о жестокости и страхе. Так было во Вьетнаме, Корее, Никарагуа, Сальвадоре, Анголе, Югославии. Так происходит в Сирии сейчас. Знакомый почерк мы видим и на Украине.
Именно из этой доктрины, вообще говоря, и вырос известный нам сегодня международный терроризм. Ведь терроризм — ничто, если он изолирован от системы распространения информации о терроре. Захваченная школа/самолёт/круизный лайнер — попытка воздействовать на нервную систему государства. Для этого необходимо доставить информацию об ужасном событии в каждую его клетку. Максимально увеличить шоковый эффект.
Задача с каждым днём становится всё проще. В сравнении с обществом прошлого века сегодняшнее общество — организм с истончившейся кожей и сверхразвитой нервной системой. Такой организм может умереть от занозы. От нескольких вирусных видеороликов. Хотя, вроде бы, современные ужасы, современные казни и издевательства над пленными мало чем отличаются от арсенала приёмов, использовавшегося Тамерланом, Осман-Пашой или Гитлером. Человек довольно просто устроен. Убить/замучить/унизить человека — не такая уж сложная задача. А вот поставить на колени общество, заставить его сдаться без борьбы — согласитесь, тут требуются совершенно другие технологии.
Очевидно, что нам покажут ещё не одно шокирующее видео. Очевидно, что будут подбираться всё новые способы воздействия на массовое сознание. Что этому можно противопоставить? Отключения интернета? Запрет (частичный или полный) соцсетей? Фильтрация контента на видеохостинговых платформах? Контржестокость по принципу «встречного огня», когда ваххабиты и бандеровцы (или их недосягаемые кураторы) вдруг увидят себя в сходных же клиповых обстоятельствах?
Мне кажется, есть лишь одно универсальное средство. Технологию можно бить только идеологией. Мировоззрением. Стоящей на обеих ногах, укреплённой логикой и знанием верой в справедливость общего дела.
Задача технологии — персонализировать, индивидуализировать страх. Страх за себя (а не за семью или страну) — прелюдия к панике. Паника — смерть коллектива. Любимое американское выражение: каждый умирает в одиночку. Вот это «каждый умирает в одиночку» и есть — квинтэссенция любого кровавого ролика. Обратите внимание, как блестяще тема плена/возвращения из плена была использована против СССР в «оттепель» и в эпоху «архипелагов-гулагов». Как оба этих отрезка совпадают по времени с реваншем мещанских, индивидуалистических ценностей. Каждый за себя.
Идеология же формирует коллектив, а коллектив — это «один за всех, и все за одного». Технология говорит: человек — лишь животное, его можно и сломить, и уничтожить. Идеология отвечает: уничтожить можно, даже сломить можно (хотя Хемингуэй и поспорил бы), но по-крупному это ничего не изменит. Идея больше, чем человек. Идею казнить нельзя.