Деструкторы недели (4 фото)
Илья Яшин
"Я не желаю Путину судьбы Каддафи, искренне не хочу, чтобы он закончил жизнь с трубой в заднице. Но я также понимаю, что российский президент увеличивает такие риски для себя"
Подобный дискурс для человека, претендующего на статус представителя "нового поколения" российских политиков, весьма необычен. Любопытно представить, как подобная тематика будет развита им в стенах Госдумы или на международных саммитах. Думается, что такие выступления будут смотреться, мягко говоря, "не очень", и пользы для имиджа российского политического класса не принесут.
Впрочем, предъявлять завышенные требования к человеку, пережившему публичный роман с Ксенией Собчак, тоже не стоит. После такой психологической травмы и труба в заднице, знаете ли, может показаться не слишком широкой...
Владимир Познер
"Меня, уважаемый Матвей Юрьевич не е...т отношение ко мне Хирурга-Залдостанова, я сожалею о том, что под давлением таких подонков отменился наш диалог. Но должен признаться в том, что меня примерно так же волнует и Ваша оценка и Сокурова, и меня, и нашей предстоящей «милой беседы»".
Использование обсценной лексики таким заправским интеллигентом с оттопыренным мизинцем, как Владимир Владимирович Познер, да еще и в публичной полемике, сразу вызывает некоторый диссонанс. Однако с точки зрения его поступков, жизненной позиции и принципов, такое расхождение слова и имиджа не слишком ново. Ведь Владимира Владимировича многое "не е...т".
"Не е...т" его, например, то, что можно сначала пригласить на интервью известного человека, а потом на странице своего блога назвать его подонком. "Не е...т" Владимира Владимировича то, что можно в своих комментариях хаять власть и ее сторонников, выступать в проектах "Открытой России", сотрудничать с "Дождем", а потом приходить за зарплатой к Константину Львовичу Эрнсту. Да мало ли, что еще может "не е...ть" такого уважаемого человека, как Владимир Владимирович Познер?
Михаил Ходорковский
"Общим местом стал тезис, что Чечня не является частью России. Население здесь по-прежнему пронизано страхом, каждый может быть похищен, избит или убит. С огромным риском сопряжена работа правозащитников – их офисы поджигают, некоторых просто убивают. Бедность и бесправие населения резко контрастируют с роскошным образом жизни новой элиты".
Любые разговоры Михаила Борисовича о том, что является общим местом, а что не является таковым, применительно к российским реалиям, - в пользу бедных. Он сам не так давно вышел из места не столь отдаленного и вполне себе общего... режима.
Поэтому нравоучения "как нам обустроить Росиию" от зека с десятилетним сроком отсидки по налоговым преступлениям и с кровавым следом, тянущимся от Москвы до Нефтеюганска, довольно комичны.
Другое дело, что в Чечне действительно существуют проблемы и противоречия, которые будут характерны для любого региона, пережившего две военные кампании. Хотя, послушаешь Михаила Борисовича, и хочется сказать: "а судьи кто?". В 90-е годы, когда он был у власти и вместе с семибанкирщиной извлекал из войны в Чечне кровавые миллионы долларов, там, очевидно, не было ни бедности, ни бесправия; общество не было пронизано страхом, и люди не гибли тысячами. Просто благодать там была, не иначе.