Н.И. Пирогов

Николай Иванович Пирогов, родившийся 25 ноября 1810 года, подаривший миру гипсование при переломах и наркоз в боевых условиях, военно-полевую хирургию и женскую службу ухода за ранеными, топографическую анатомию и остеопластику, не вписывается в рамки чистой науки и узкопрактической хирургии. Он неизменно соединял их с государственным взглядом, бескомпромиссной гражданской позицией, сердечным горением. И этим близок двум другим русским титанам — Михаилу Ломоносову и Дмитрию Менделееву. Недаром знаменитый юрист Анатолий Кони, выступая в городской думе Петербурга на заседании, посвященном 100-летию Н.И. Пирогова, был, по его собственному признанию, «стеснен» масштабом этой личности.
Легенды о нем рождались еще при жизни. Во время Крымской войны на перевязочный пункт в Севастополе, где он оперировал, принесли — отдельно — тело солдата и оторванную ядром голову. «Куда безголового несете, ироды!» — завопил фельдшер и получил обескураживающий ответ: «Ничего, господин Пирогов как-нибудь пришьет, авось еще пригодится наш брат-солдат!».

Не медицина, а администрация

Внук крестьянина-солдата, сын майора интендантской службы Николай Пирогов и сам провел добрую половину жизни на войне. Вернее — на четырех: Кавказской, Крымской, франко-прусской и русско-турецкой. Являясь создателем военно-полевой хирургии, он первым в мире разработал систему сортировки раненых по пяти категориям, методику рационального использования госпитальных палаток. До него на перевязочных пунктах царил хаос, который Николай Иванович емко описал в письме: «Горькая нужда, беззаботность, медицинское невежество и нечисть соединились вместе в баснословных размерах». Начав жестко исправлять ситуацию, медик вывел: «На войне главное — не медицина, а администрация». А позже дополнил эту максиму еще одной: «Война — это травматическая эпидемия». Значит, организационно-врачебные меры нужны «противоэпидемические».

Задолго до открытия болезнетворности микробов Пастером русский хирург догадался, что зараза может передаваться через воду и воздух. Он же — еще до создания соответствующего учения — ввел спецрацион лечебного питания, включающий морковь и рыбий жир. Открылась ему и другая истина, ставшая сегодня трюизмом: «Будущее принадлежит медицине предохранительной!».

Свои наработки Пирогов кратко сформулировал в двадцати параграфах брошюры «Основные начала моей полевой хирургии» и развил в книге «Военно-врачебное дело» в 1879 году. Его технологиями русская армия успешно пользовалась во всех войнах ХХ века. О них с благодарностью отзывались во время Великой Отечественной великие хирурги Николай Бурденко и архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий). Как и прочие светлые идеи русского медика, эти ноу-хау активно внедрялись и в других, подчас враждебных России армиях и странах. Ну и, как водится, пытались при этом «отжать» приоритет в свою пользу. Характернейший пример тому — гипсование конечностей, которое Пирогов в его современном виде применил первым.

Спасительный гипс

Разумеется, до него предпринимались попытки фиксации поврежденных частей человеческого тела. Среди предшественников: средневековые арабские врачи, голландцы, французы, русские хирурги Карл Гибенталь и Василий Басов. В западных источниках создателем медицинского гипсования считается голландский врач Антониус Матисен. В 1851 году он начал применять повязку из гипса, однако та «не пошла» из-за своих явных недостатков.

Чтобы заменить колодки из липового луба, Пирогов еще на Кавказе в конце 1840-х перепробовал разные материалы: крахмал, коллоидин и даже гуттаперчу. Решить этот вопрос было необходимо, ведь большинство ранений с раздроблением костей заканчивались ампутацией, а простые переломы часто приводили к увечью. Создать современный вариант медицинского гипса помогли, как это часто бывает, случай и наблюдательность. Действие гипсового раствора на полотно он увидел в мастерской петербургского скульптора Николая Степанова. На следующий же день в клинике доктор наложил бинты и полоски холста на голень пациента. Результат оказался блестящим: перелом зажил быстро. И уже в Севастополе, где Николай Иванович оперировал порой по нескольку ночей без сна, гипсование спасло конечности и жизни сотням соотечественников. «Гипсовая повязка в первый раз введена мною в военно-госпитальную практику в 1852-м, и в военно-полевую в 1854 годах, наконец... взяла свое и сделалась необходимою принадлежностью полевой хирургической практики», — писал он своей второй жене Александре фон Бистром, немецкой баронессе, принявшей православие. Тем не менее в большинстве западных энциклопедий имя русского доктора проговаривается «сквозь зубы», а то и вовсе замалчивается.

Эфир, милосердие и остеопластика

Отчасти схожая история произошла с использованием эфира. Его снотворное действие было известно еще в XVI веке. В начале 1840-х американцы Кроуфорд Лонг и Уильям Томас Мортон применяли диэтиловый эфир для обезболивания, а 16 октября 1846-го стоматолог Джон Уоррен, считающийся на Западе «отцом анестезии», провел знаменитую «первую операцию под наркозом».

Всего через несколько месяцев таковые с успехом прошли в Петербурге. А летом 1847 года во время осады укрепленного дагестанского аула Пирогов впервые в мире под наркозом прооперировал множество раненых. В шалаше из веток, стоя на коленях перед каменной «койкой» с больным, под весело чирикающими пулями. Он первым в России начал применять более сильный, чем эфир, хлороформ. Научно проработал технологии обезболивания этими газами, изучил их влияние на организм, возможные опасности. Разработал методы эфиризации через прямую кишку и трахею, сконструировал специальный аппарат, предложил методику глубокого наркоза.

Применяя все это во время Крымской войны, Николай Иванович отметил: «Отныне эфирный прибор будет составлять, точно так же, как и хирургический нож, необходимую принадлежность каждого врача». Сегодня американцы гордятся приоритетом проведения операции под наркозом. Однако в Крыму 43 американских хирурга обучались «конвейерной» анестезии именно у Пирогова, с полным основанием утверждавшего: «Благодеяния анестезирования и этой повязки (гипса. — «Свой») в военно-полевой практике дознаны были нами на деле прежде других наций».

Столь же решительно он вступался и за русский приоритет в создании (в октябре 1854-го) фронтовой женской санитарной службы — «Крестовоздвиженской общины сестер попечения о раненых и больных». Возражая западным журналистам, провозгласившим «прародительницей» движения сестер милосердия англичанку Флоренс Найтингейл, подчеркивал: «О мисс же Нейтингель» и «о ее высокой души дамах» — мы в первый раз услыхали только в начале 1855 года... Мы, русские, не должны дозволять никому переделывать до такой степени историческую истину. Мы имеем долг истребовать пальму первенства в деле столь благословенном».

Несколько позже ему пришлось защищать приоритеты, связанные с костнопластической операцией, давшей начало остеопластике, а также остеотомом, инструментом для операции на костях, изобретателем коего вдруг объявил себя один немецкий профессор.

В технике Пирогов разбирался не хуже, чем в науке. Иначе его не назначили бы техническим директором столичного Инструментального завода. За 15 лет в этой должности он не только освоил «импортозамещение», но и наладил выпуск новых хирургических инструментов, которые нарасхват раскупали за границей.

Ледяная анатомия

Как сформулировал великий Гёте, гений — это 1 процент таланта и 99 процентов пота. Николай Пирогов своей жизнью полностью подтвердил это определение. В 14 поступил, а в неполные 18 лет окончил Московский университет, в 22 стал доктором наук, а в 26 — профессором медицины. Совсем еще молодым человеком, практикуясь в Дерпте, создал фундаментальный труд «Хирургическая анатомия артериальных стволов и фасций», открывший новую эпоху в операциях на артериях и переведенный вскоре на все европейские языки. Позже в одном из писем жене он признался: «Люблю мою науку, как может сын любить нежную мать». Кстати, первая его невеста не стала супругой, поскольку однажды попросила жениха прекратить свои вдохновенные рассказы «об этих противных трупах».

Между тем именно «трупы» вкупе с качествами несравненного исследователя позволили Пирогову создать его главный научный труд — топографо-анатомический атлас.

Просиживая морозными ночами в прозекторской, он скрупулезно изучал внутреннюю «карту» нашей плоти, малоизвестную тогдашним хирургам. Интересно, что этот монументальный медицинский труд нашел воплощение в искусстве под названием «Лежащее тело». С реально замороженного и препарированного Пироговым трупа молодого мужчины профессор анатомии Академии художеств Илья Буяльский снял гипсовый слепок, а Петр Клодт создал затем уникальную бронзовую скульптуру, копии которой были сделаны для многих академий Европы.

Человеку, Отечеству и Богу

Великий ученый, хирург, государственник — он был человеком большой русской души, сочетающей в себе бескомпромиссность и сердечную доброту, честность сомнений и мужество веры.

«...Мы живем на земле не для себя только; вспомни, что пред нами разыгрывается великая драма, которой следствия отзовутся, может быть, через целые столетия; грешно, сложив руки, быть одним только праздным зрителем...» — писал жене из осажденного Севастополя.

Пройдя в молодости через увлечение атеизмом, в зрелые годы вернулся к Богу, найдя, по собственному признанию, в 38 лет «высокий идеал веры» в Евангелии. Он зачастую «не мог молчать», как позже определил это моральное состояние Лев Толстой. Так, после Крымской войны Пирогов разоблачал, где только мог, воровство интендантов и прочую нравственную гниль, которой был свидетелем. Его недолюбливали многие. Среди части чиновничества он прослыл «красным», но и для крайних либералов был чужаком. При этом активно выступал против сословных границ в образовании, ратовал за резкое ограничение телесных наказаний в школах.

Его мысли о воспитании будущих граждан России куда как актуальны сегодня. «Быть человеком — вот к чему должно вести воспитание». «Презрение к родному языку позорит национальное чувство». В ряде своих педагогических статей предупреждал о наступлении развращающего «торгового устремления», которое разрушает соборность общества, приводит к болезненному взаимному непониманию.

Надо отдать должное властям: после тех статей хирургу предложили занять пост попечителя Одесского учебного округа. Там он проработал почти два года, значительно улучшив систему образования, а затем был переведен на ту же должность в Киев. Впрочем, педагогическая карьера закончилась в одночасье в 1861 году, когда Николай Иванович отказался установить полицейский надзор над некоторыми студентами, объявив, что «роль соглядатая несвойственна его призванию».

Уйдя в отставку, прожил до конца жизни с женой и двумя сыновьями от первого брака в усадьбе Вишня под Винницей. О праздности не было и речи: светило мировой медицины оборудовал в хате-мазанке операционную и палату на 30 коек, построил рядом аптеку. Почти ежедневные операции, прием десятков больных, причем чаще бесплатно — такова была счастливая старость этого неуемного человека.

Скончался Николай Иванович в возрасте 71 года от рака. Ученик Пирогова забальзамировал тело учителя специальным составом, который тот изобрел незадолго до смерти. Невиданное в Российской империи дело: разрешение на бальзамирование дал Святейший синод, «дабы ученики и продолжатели благородных и богоугодных дел Н.И. Пирогова могли лицезреть его светлый облик». Во время посмертной процедуры его отпевал священник. Затем тело великого хирурга в парадном мундире с орденом Станислава первой степени и шпагой, подаренной Францем Иосифом, положили в семейном склепе-мавзолее.

В конце 1920-х склеп ограбили «місцеві хлопці». Они повредили крышку саркофага, выкрали шпагу и нательный крест. Во время Великой Отечественной, при отступлении советской армии саркофаг спрятали в земле, после чего тело пришлось бальзамировать заново. Ныне его можно видеть в цокольном этаже православного храма, под стеклом (если, конечно, рискнете сегодня ехать в Винницу).

Его память увековечена в мемориалах, названиях больниц, институтов, улиц, самых разных организаций. В честь него получил наименование астероид № 2506. Что же касается большой звезды по имени Николай Пирогов, то она должна светить в сердце каждого соотечественника. По крайней мере до тех пор, пока он осознает себя русским.