Истории о Второй мировой из первых уст

На практике получилось, конечно, совсем не так гладко. Когда я выдвинулся из-за хозяйственных построек, то сразу попал под обстрел немецких танков. Мы развили максимальную, скорость, какую могли, чтобы побыстрее проскочить до занятых немцами домов. Я, чтобы улучшить обзор, поднялся и уселся на спинку сиденья. Приоткрыл люк над головой и смотрел через получившуюся щель. Мне стало видно, что немецкие танки используют углублённые дороги, пересекающие село. Они выходили к центру дорог и, сделав выстрел, снова скрывались в этих естественных укрытиях. Оттуда же палили и противотанковые орудия.
Я скомандовал заряжающему зарядить пушку бронебойным и стал ждать очередного их выхода. Как только показался первый танк, я сделал по нему два выстрела. Он задымился. Я приказал механику-водителю на большой скорости двигаться вперёд. Достигнув садов, около одного из первых домов мы укрылись за погребом, обложенным дёрном. Я увидел противотанковое орудие и выстрелил по нему. Оно замолкло. Мы дожидались, пока подойдут наши автоматчики, и вели огонь из пулемётов по немецкой пехоте. Фрицы отходили вглубь садов, где также были дома.
Но вот, наши автоматчики подтянулись. Я скомандовал водителю двигаться дальше. И тут по низу башни нашего танка внезапно ударил снаряд. Её заклинило. Не успели мы опомниться – второй удар. На этот раз по люку механика-водителя. Снаряд пробил его, срезал голову Георгию Удоду и, пройдя меж моих ног, попал в мотор, который сразу заглох.
Наш танк остановился. От моторного отделения потянуло дымом. Мы с заряжающим вытащили механика-водителя на бронеукладку и попробовали завести мотор. Однако ни стартер, ни сжатый воздух не проворачивали коленчатый вал. А из-за того, что заклинила башня, у нас не было обзора, и мы не могли вести огонь из пушки и спаренного с ней пулемёта.
Немецкие танки продолжали нас расстреливать. Третьим снарядом сорвало люк механика-водителя, четвёртый продырявил правую звёздочку с гусеницей. Огнетушители, как ни странно сработали. Хотя срабатывали они далеко не всегда. Но всё равно в танке становилось дышать всё труднее и вскоре стало невозможно находиться.
Я приказал радисту-пулемётчику снимать лобовой пулемёт. А мы с заряжающим стали стрелять по немцам из автоматов. Фрицы ведь увидели, что наш танк потерял боеспособность, к нам бежали… Наши очереди заставили их немного отступить. И тут по нашему танку снова как ударило. В ушах зазвенело, думали, что конец, но пришли в себя. Видим, по левому борту сварка разошлась, щель шириной больше ладони. Хорошо, наш радист Орлов уже снял пулемёт. Я приказал ему выпрыгивать из танка и прижать наступающих немцев к земле пулемётным огнём. А сам с заряжающим давал очереди из автоматов по приближающимся фрицам.
Выбираться из танка мы решили все через верхний люк от заряжающего. Наш танк стоял так, что нижний люк упирался в кочку, и выбраться через него было невозможно. Оставался единственный шанс – спрыгнуть через люк на моторное отделение и быстро скатиться с него на землю, а потом укрыться за погребом. Однако Орлов замешкался, вылезая из люка. Его изрешетили пулями, и он упал обратно в танк прямо на руки заряжающего Диамидова. Тот уложил его рядом с Удодом, взял его пулемёт и рывком выбросился на моторное отделение. Ему повезло. Он скатился за погреб и открыл огонь из пулемёта по немецким автоматчиком, которые были уже рядом с нашим танком. Я быстро забрал документы и оружие убитых товарищей и так же выскочил из танка.
Мы лежали рядом с заряжающим и непрерывно стреляли. Но долго так продолжаться не могло. По счастью, тут подтянулись и наши автоматчики. Без них нам, наверное, пришёл бы конец.

Когда еще продолжалось немецкое наступление, русские мобилизовывали все новые силы в своем бесконечном тылу. Их оборонная промышленность работала днем и ночью, и выпускала все новые вооружения. А нам откуда было получать снабжение? На таком расстоянии от Германии и при том, что партизаны постоянно разрушали железные дороги? Мы должны были постоянно помнить, что по нам могут выстрелить из любого дома и из-за любого дерева. Следствием этого нового положения был приказ с самого верха прекратить наступление на всех фронтах. Наступление на Москву окончательно закончилось крахом. Какой теперь был толк в том, что наша 2-я танковая дивизия подошла к Москве ближе всех?
В марте 1943 года наши части, - точнее то, что от них осталось, - оставили Ржевскую дугу и, планомерно отступая, достигли Вязьмы. Еще дальше назад, между Смоленском и Витебском, нас "освежили". Этим словом обозначалось пополнение людьми, вооружением и машинами. Южнее Орла 3-я танковая дивизия получила новые танки Pz.IV, пехотинцы - новые броневики, а мы - самоходные орудия "Хуммель" и "Веспе".
«Веспе» - это смонтированная на шасси танка Pz.II 10,5-сантиметровая гаубица, открытая сверху, но защищенная броней с боков. Эта броня защищала от стрелкового оружия. Шасси «Веспе» было чуть-чуть слабовато, - но лично у меня они не ломались. А «Хуммель» - это то же самое, но с 15-сантиметровой гаубицей. Максимальная дистанция стрельбы составляла около 12 километров. Каждая батарея получила по 4 самоходных орудия. 1-я и 2-я батареи были оснащены «Веспе», а 3-я батарея получила «Хуммель». Для подвоза боеприпасов служили так называемые «Муни-Веспе» и «Муни-Хуммель» - те же самые машины, но без орудий. Командиры батарей получили командирские танки - нормальный танк Pz.III, но без пушки. Стоп, пушка все-таки была, но она была из дерева! Враг не должен был понять, что это командирский танк. Внутри танка места для боеукладки не было, оно было заполнено радиостанциями и оптическим прибором в башне. Это была выдвигаемая подзорная труба, похожая на перископ подводной лодки. Особенно сильное увеличение позволяло лучше наблюдать. Передовые наблюдатели также получили такие танки.
Начиная с этого момента, мы были полностью мобильны и могли применяться для стрельбы прямой наводкой: например во время танковых атак или вместе с броневиками. В следующие годы это новое вооружение показало себя с самой лучшей стороны, даже когда возможности для самообороны были в дефиците. Позже командирские танки также получили пушку.
Получив новое оружие, - «Веспе», «Хеммели», Pz.III, Pz.IV, «Пантеры», «Тигры», - мы думали, что сейчас мы все-таки сможем победить.
Операция "Цитадель"
С 17 апреля до 4 июля 1943 года, после так называемого "освежения", мы являлись армейским резервом в районе Орел-Кромы. Мы принадлежали 9-й армии под командованием генерал-полковника Моделя. За эти недели мы хорошо отдохнули; наконец-то, после долгого времени, у нас была нормальная еда из полевой кухни. Кроме горохового супа с хорошим куском мяса или сарделькой я получал мое любимое блюдо: рис с шоколадом. Мы много занимались спортом, устраивали соревнования, - в том числе по стрельбе. Но после соревнований по стрельбе из пистолета я понял, что если дело станет серьезным, мне лучше будет не стрелять, а бросить пистолет в противника.
К началу наступления мой дивизион (1-й дивизион 74-го танково-артиллерийского полка) вместе с частями 9-й танковой дивизии находился во втором эшелоне. Перед нами наступали 20-я танковая и 6-я пехотная дивизии. Наступлению предшествовала артиллерийская подготовка и атаки авиации. Но как раз тогда, когда мы готовились к атаке, русские провели свою собственную артподготовку. У нас основная часть людей была уже готова к атаке, и мы понесли приличные потери и в технике, и в людях.
Я сидел в командирском танке (это был танк Pz.III) вместе с моим командиром капитаном Хансом Эндресом. Капитан Эндрес сидел в башне и наблюдал в свой бинокль, а я сидел под ним, у башенной подзорной трубы. Вместе с новыми «Тиграми» и «Пантерами», а также танками Pz.IV, мы пошли в атаку. Стреляя из всех орудий, танки и наши самоходки оттеснили русскую пехоту на несколько километров. Сначала мы встретили лежащих в окопах русских пехотинцев, которых можно было легко переехать. Но потом мы встретили настолько серьезную оборону, что наше наступление захлебнулось. В особенности трудным орешком были закопанные в землю танки и орудия, а также новые русские самоходные орудия с 12,2-сантиметровой пушкой, - они и остановили наше продвижение. Русские часто окапывали танки до пушки, а мы вообще никогда не окапывали.
Под Курском мы практически атаковали в одной линии с танками. У нас было преимущество перед простой артиллерией: мы могли двигаться, и при атаке мы шли вместе с танками, стреляя прямой наводкой. Но сходу мы не стреляли.
Разумеется, капитан Эндрес давно открыл огонь по врагу, но в этом аду он не мог найти разрывы собственных орудий. В мою подзорную трубу с сильным увеличением я мог видеть немного больше, чем он в свой бинокль. Перед нами и возле нас некоторые танки уже начинали гореть. Бронетранспортеры взрывались, и пехота бежала от горящих машин. Русская артиллерия действовала массировано, у нее там были оборудованные позиции. Противотанковая артиллерия тоже была ужасно сильная.
Мы стояли на холме и наблюдали за событиями. Первые танки уже потянулись назад, в дыму от их горящих соседей. Со страхом я ждал, что мой командир также отдаст приказ отступить, но нет, он сказал: "Мы, с нашим командирским танком, не можем отступить, - мы должны быть примером для всех остальных!" Мы не долго ждали: возле нас начали рваться снаряды тяжелой артиллерии. В мою подзорную трубу я скоро обнаружил русские пушки, которые стреляли по нам. В это трудно поверить, но я видел, как снаряд покидает ствол: это возможно, только если стоять прямо на линии выстрела. Разрывы снарядов раздавались все ближе к нам, было понятно, что русские стараются попасть именно по нам. Один снаряд со страшным звуком разорвался прямо возле нас. Мой командир закричал: "Теперь наша очередь!" И только теперь он отдал приказ отступать. Это была действительно последняя секунда, - следующий снаряд взорвался точно в том месте, на котором мы только что стояли.
Это был ад!
***
Меня часто спрашивают: «Кто были самые храбрые солдаты?» Я отвечаю: «Русские и англичане», - «А самые трусливые?» - «Американцы». Это было всем хорошо известно! Ещё спрашивают: «А французы?» - «Французов давно проехали!» Французы очень быстро сдавались, только бункеры иногда защищали. Англичане были хорошие, храбрые солдаты, - даже очень хорошие. Они умели хорошо стрелять и делать все остальное. Но наше оружие было немного лучше.
***
- Что вы ждали от будущего в Третьем Рейхе?
- У нас не было времени думать о будущем. Благодаря нашему любимому Адольфу у нас появлялись все новые противники, и когда в войну вступила Америка, стало понятно, что мы не можем выиграть войну у всего мира. И потом еврейский вопрос, - это было преступление, это был наш закат.

Когда наступила зима, мы пошли в рейд – ходили по горам, а потом подошли к Снятину. Я там первый раз участвовал в бою – 7 декабря 1944 года. Зашли в Снятин, сотня разделилась – одни пошли на спиртзавод, а наша группа пошла на вокзал, там в доме москали пели и пили водку. Подошли мы к этому дому, и командир сотни говорит одному: «Бросай гранату им в дом!» А тот как-то так бросил, что граната отскочила, вернулась к нам и ему поранила ноги. Его оттащили, а потом он подлечился и снова воевал в сотне. А мы тогда стали стрелять по окнам, москали отстреливались. У нас нескольких ранило и двое погибли, оба из Нижнего Березова – Николай Геник и Иван Вербьюк. Пришлось нам отступить, присоединились к сотне, потом перешли через какую-то небольшую речку, и не могли вернуться в горы, потому что наступил день. Там на берегу были какие-то заросли, и мы в этих зарослях пролежали целый день, а вечером ушли в горы.