Как меня снова хоронила украинская пресса (2 фото)
— Саня, ты утонул? — вывело меня из седативного созерцания морских «барашек» звякнувшее в Фейсбуке сообщение.
— 2 августа, как обычно, — лениво настучал я (младший сержант запаса ВДВ) большим пальцем левой руки (не выпуская молочный коктейль из правой) товарищу, волновавшемуся из Белграда.
— Тут просто пресса пишет… — телефон переключился из режима фото в режим мессенджера в тот момент, когда дочь оседлала волну на доске и приближалась к берегу. Пропал кадр…
Что за ветер донес аж до Балкан слегка преувеличенный слух о моей кончине? За пару дней до этого, в день ВМФ, вместе с дочкой совершил трехчасовое восхождение на местную гору-достопримечательность — обошлось без газетных некрологов и тревожных звонков. А тут даже не шторм, а так, легкое волнение на море. И вдруг такие вибрации в прессе.
— Украинская? — интуитивно предположил я.
— Ага, — посмеялся товарищ. И скорбно добавил. — Жалко, не успели ракии попить.
Я помню первый подобный звоночек. 2 мая 2014 года, когда в Одессе живьем жгли десятки людей, в Славянске украинская армия предпринимала первую тщетную, но масштабную попытку штурма. Мы сидели в местном кафе, передавали очередную порцию окопного «хардкора», когда чей-то голос в трубке телефона, переигрывая с траурными нотками, всхлипнул: «Украинские СМИ сообщили, что ваш коллега Дмитрий Стешин был застрелен снайпером „Правого сектора“*. Что вы сейчас чувствуете?» «Кушать хочется, — опешил я тогда, глядя в упор на попивающего морковный сок Стешина. — Может вы с покойным поговорите?»
Потом меня разрывало миной в донецком аэропорту и переезжал танк под Дебальцево. Параллельно погибал и воскресал мой напарник, разумеется. А однажды украинские журналисты взяли и вовсе небывалую высоту профессионализма, проиллюстрировав пафосную заметку о героических военкорах Незалежной нашими с Димой суровыми рожами. В касках и бронежилетах, как полагается. Туговато на Украине с «жанрами» и своими образами.
Вот и к заметке об «утонувшем десантнике» в Москве (а о чем же еще почитать во вторник вечером в ридной Неньке) из гигабайт фотографий в Интернете, украинские журналисты выбирают… мою. То есть мое бородатое лицо с голубым беретом на лысой макушке. Наверно это что-то личное — то ли зависть, то ли ненависть, то ли все вместе. Что-то, что заставляет украинцев рассылать наши фотографии в подразделения снайперов ВСУ или печатать наши лица на игральных «картах смерти», что раздают на блокпостах Нацгвардии.
А мы должны как-то симметрично отвечать? И кому? Без обид, коллеги, но мне на ум не приходит ни одной фамилии-раздражителя. Не запомнились ничем, не впечатлили, не зацепили. Ну, кроме того чувака небритого в майке «Укроп» на пресс-конференции Путина. Так то — не о журналистике.
— Сань, а Ляшко ты в тельняшке и берете видел? — решил добить меня товарищ из Белграда.
Я не ответил. Прикинулся мертвым.