Мэр марсельского района Стефан Равье: Если не остановим мигрантов - Франции конец (10 фото)

- Мадемуазель, вам не нужен гашиш?

Я иду по марсельской набережной, отмахиваясь веером от адской жары и многочисленных арабских приставал, у которых карманы набиты дрянью на любой вкус. По ресторанам ползают громадные медлительные тараканы. В знаменитом супе буйабес всегда плавает чей-нибудь черный волос. Юг, ничего не поделаешь.

Мои местные знакомые настоятельно советуют мне снять золотую цепочку с шеи и вынуть бриллианты из ушей.

- Так они не настоящие, - простодушно говорю я.

- Но уши-то у тебя настоящие. Тебе нужно, чтоб какой-нибудь малолетний мерзавец вырвал у тебя «бриллианты» вместе с ушами?

В огромный арабский квартал прямо в центре города я отправляюсь без сумки, с фотоаппаратом и без документов. В кармане — 20 евро и копия паспорта.

- Небольшую сумму возьми. Будут грабить, дай им что-нибудь, а то разозлятся. Копию паспорта тоже не забудь.

- Для полицейских? - спрашиваю я.

- Какие полицейские? Их там сроду не бывало. Но если грохнут, то хоть тело опознают. А то будешь лежать месяцами в местном морге, неопознанная, красивая и молодая. Не создавай проблемы собственному консульству.

ИДЕОЛОГИЯ ПОБЕДИЛА РЕАЛЬНОСТЬ

В арабском квартале на меня смотрят с любопытством, но не трогают. Я сияю идиотской улыбкой туристки, по ошибке забредшей не туда. Повсюду продают халяльную пиццу, за столиками в кафе сидят престарелые африканские старухи в громадных цветастых тюрбанах на головах. Напротив прекрасного католического закрытого храма на Доминиканской улице идет бойкая торговля талисманами от сглаза и мусульманскими четками.

В центре площади возвышается великолепная триумфальная арка в романском стиле. Я — единственная туристка. Вокруг арки бродят беременные арабские матроны в бурках, толкающие перед собой коляски, а рядом семенят их дети постарше. (Это вам не белые кварталы, где француженки выгуливают по вечерам маленьких стерилизованных собачек.) Все до боли напоминает сцену из какого-нибудь исторического фильма: Рим, захваченный варварами. У этой арки — две возможных судьбы. Одна — совсем печальная. Когда мусульмане захватят власть, ее просто взорвут, как символ язычества. (Вспомните Будду и талибов). Другая — более перспективная. (В арабских школах детей будут учить, что арка была построена арабами. Я не шучу! В Косово в албанских школах учителя вдалбливают в детские головки, что прекрасные древние сербские монастыри — это шедевры албанской архитектуры, а после их захватили злые сербы).

Количество беременных арабских женщин с выводком уже готовых детей напоминает огромную фабрику по производству новых французских граждан. Самый выгодный бизнес во Франции. Четыре ребенка обеспечивают матери хороший доход от государства, бесплатные медицинские страховки, бесплатное образование и множество льгот. И даже если какой-нибудь больной на голову подросток подорвет себя с криками «Аллах акбар!», мамочку с детками никто не посмеет тронуть. Они же французы! Это такая психологическая травма для них!

Я спускаюсь в порт, где улицы контролируют суровые, до зубов вооруженные солдаты. Как приятно, когда тебя защищают!

- Это театр! Цирк! Гражданам создают фальшивое чувство безопасности, - с усмешкой говорит региональный лидер партии «Национальный фронт» и мэр седьмого района Марселя Стефан Равье. - Эти солдаты не имеют права даже проверить вашу сумку, я уж не говорю о праве на арест и на применение оружия. Они не могут трогать гражданских, если рядом с ними не находится офицер судебной полиции. Это спектакль для туристов, чтоб они не паниковали и тратили свои деньги во Франции. У нас нет ни политической воли, ни людей, чтобы защищать свою страну. «Патриот» Саркози, играя мускулами национализма, будучи министром внутренних дел, уволил из полиции и жандармерии 12500 человек. Мол, Франция — безопасная страна. Это серьезный ущерб! У нас не хватает солдат, полицейских и оружия. А те, у кого оно есть, не имеют права им пользоваться без особого разрешения. Поэтому полицейские на дежурстве играют в телефонные игры.

- Можно ли сказать, что Франция сейчас находится на войне?

- Да, но это не классическая война, когда армия противника носит униформу и четко идентифицирует себя. Это другой стиль войны. Мы имеем врагов, которых мы не видим до того момента, как они совершат акт терроризма. И если мы на подобной войне, мы должны иметь определенные инструменты борьбы, - и не только с военной, но прежде всего с юридической точки зрения, - которых у нас нет.

- Можно ли это назвать гражданской войной?

- Нет. Это война между французами и «franko-quelquechose” (буквальный перевод «французы и что-то еще», но с литературной точки зрения скорее "так называемые французы". - Д.А.). И для меня каждый «не совсем француз» после совершения теракта или убийства теряет всякое право называться гражданином этой страны.

- Но в Ницце это был даже не француз, а тунисец в видом на жительство. Почему его не вытурили после мелких краж и драк?

- Вы в стране «прав человека», - с иронией говорит месье Равье. - Эта французская традиция «свободы, равенства, братства» оставила абсолютно свободное пространство для терроризма. Идеология одержала победу над реальностью. Да, террорист был гражданином Туниса, но опять же он попал под закон нашего «пламенного патриота» Саркози. Этот закон запрещает выгонять из страны иностранных граждан, совершивших правонарушения, у которых есть во Франции родственники и семья (у тунисца были дети). Вообще, чрезвычайно трудно отобрать вид на жительство у любого мусульманина. Даже если он законченный рецидивист, но его дети учатся во французской школе, он - неприкасаемый. Мы куда больше заботимся о чувствах семей преступников, чем о семьях их жертв. Это идеологический вопрос, уходящий корнями во французскую революцию и в Декларацию прав человека и ГРАЖДАНИНА. Вот это важное слово «гражданин» неожиданно исчезло из декларации. Остались только права человека, но не его обязанности.

Я сенатор, и однажды присутствовал на заседании Сената об условиях принятия Францией беженцев из Сирии. Вы поймите: речь не шла о том, брать этих беженцев или не брать. Подобный вопрос даже не обсуждался! Сенат рассуждал на тему, как сирийцам предоставить лучшие условия. Я тогда спросил министра внутренних дел, почему мы не закрываем наши границы от потока беженцев, среди которых немало террористов. Он ответил мне несколько свысока, что, мол, традиция принятия беженцев во Франции берет свое начало с 1793 года, со времен Французской революции. Я был шокирован. Я говорил с ним о 2016 годе, о том, что Франция не способна обеспечить пособиями, медицинскими страховками, школами, бесплатными квартирами миллионы людей, когда наши собственные граждане прозябают. А он высокопарно рассуждал о Французской революции. Мы люди из разных столетий.

ЧУЖАКОВ ЛЕЛЕЮТ, СВОИХ - ГНОБЯТ

- Меня поражает реакция СМИ! - возмущаюсь я. - Никто не обвиняет городские власти Ниццы или местную полицию, не сумевшую обеспечить безопасность в главный национальный праздник. Во французских газетах благостные рассказы о несчастных погибших мусульманах на первых страницах, далее, помельче, идут французы, ну, а иностранцы вообще особо никого не интересуют. И это при том, что только русских погибло пять человек, и двое числятся пропавшими без вести.

- Вы поймите, в этой стране никто ни за что не отвечает. Все покрывают друг друга. Почему? Объясню. Наша политическая элита — замкнутый круг, в который невозможно проникнуть человеку со стороны: это беспрерывный круговорот одних и тех же лиц. Даже правые, выиграв выборы, немедленно становятся левыми. Например, «правый» Саркози был министром полиции у Ширака, а, придя к власти, потрясая французским флагом, взял к себе министром иностранных дел «икорного левого» Бернара Кушнера. («Икорными левыми» во Франции называют благополучных состоятельных людей, любящих порассуждать за изысканным ужином о социальной справедливости. - Авт.) Политический класс тесно спаян с медиа-элитой, и он не меняется! Это все одна тусовка. Бесконечная гнусная карусель. Из-за идеологии политический класс отрезан от реальности и от простого народа. Если законопослушный француз, который платит налоги, забудет пристегнуться в машине или, например, превысит скорость, его замучают штрафами. Зато ублюдку-наркодилеру, приехавшему, к примеру из Марокко, дадут второй, и третий, и четвертый шанс, а его адвокат будет рыдать в суде.

(Единственный случай, когда я наблюдала с блеском проведенную спецоперацию, - мое собственное задержание тремя жандармами в каком-то пыльном французском городишке. Поначалу я решила, что они ищут террористов. Потом выяснилось, что я просто забыла пристегнуть ремень. Они прочитали мне суровую двадцатиминутную речь на французском, что совершенно бессмысленно, поскольку я знаю только одну фразу на французском — c’il vous plait une coupe de champagne («бокал шампанского, пожалуйста»). А потом я 20 минут объясняла им на английском, что отстегнулась минуту назад, чтобы спросить у какой-то тетки дорогу на Марсель. Потому что зайдя перекусить в кафе, оставила навигатор на сиденье и после обильной трапезы села на бедный навигатор прямо попой, переломив провод. И это уже второй навигатор за два месяца, погибший такой бесславной смертью. Причем не мой, а компании по аренде машин. И все это влетит мне в копеечку. Тут я зарыдала и сунула под нос ошеломленным полицейским мой сломанный навигатор. Из их следующей речи я поняла, что должна заплатить 90 евро штрафа, но так и быть, мне делают серьезное предупреждение и отпускают с миром.)

ПРОСНЕТСЯ ЛИ ФРАНЦИЯ?

Но вернемся к интервью:

- Я была уверена, что в прошлом году «Национальный фронт» выиграет региональные выборы. Что пошло не так между первым и вторым туром?

- Когда наши кандидаты выиграли первый тур, в работу включилась вся медийная, политическая, религиозная, синдикатная система, - объясняет месье Равье. - Подключили профсоюзы, бизнес и даже национальное образование. Вся система власти восстала против нас. Медиа стали призывать «так называемых французов», которые не голосовали в первом раунде, немедленно явится на выборы. Мол, если наша партия придет к власти, всех арабов и африканцев отправят обратно на родину. Премьер-министр Франции Мануэль Вальс даже сделал торжественное заявление: если «Национальный фронт» выиграет, нас ожидает гражданская война. Страх мобилизовал людей, и второй раунд мы проиграли. Вся элита восстала против нас.

- Я больше не слышу от ведущих политиков разговоров об интеграции мусульман. Что, идея провалилась?

- С треском. Количество приезжих так велико, что невозможно их интегрировать. Теперь новая модная фишка: мы должны уважать культурные различия друг друга. Заметили разницу между интеграцией и «уважением различий»? Она громадна! Теперь мы говорим о «мирном сосуществовании». Мигранты вовсе не должны стараться выучить французский язык или принять французскую культуру и традиции. Нет, они могут делать, что хотят, и ничем нам не обязаны. А мы, коренные французы, должны уважать их «непохожесть».

Франция вскоре может стать колонией своих бывших колоний. И это горькая правда. Страна с богатой европейской культурой должна принять традиции чужаков. Потому что бывшие иностранцы стали гражданами Франции, а, значит, избирателями. Они требуют для себя мечети, раздельную систему образования для мальчиков и девочек, халяльную еду в школах, хиджабы, бассейны для мужчин и женщин, официальные мусульманские праздники в нашем календаре. То есть мы должны жить как они, а не они, как мы».

- Значит, это мусульмане интегрируют вас?

- Так и есть.

- Сколько их вообще во Франции? Уже десять лет я слышу цифру «четыре миллиона», которую СМИ повторяют как мантру.

- У нас нет статистики. Вы не можете спрашивать людей об их вероисповедании. Это не законно. Один арабский политик Азуз Бегаг не так давно заявил, что во Франции проживают двадцать миллионов мусульман! Он имеет на это право, поскольку он араб. Его никто не упрекнет в расизме. Из года в год газеты в Провансе в конце года умиленно сообщали, какое самое популярное имя среди новорожденных. Несколько лет подряд выигрывало имя Мохаммед, и теперь газеты заткнулись. Популярная рубрика исчезла. Они хотят спрятать правду. Достаточно посмотреть на начальные школы в моем районе, где 80 процентов детей — арабы.

- Вы оптимист?

Глаза моего собеседника становятся грустными.

- Основываясь на реальности, на фактах, я большой пессимист. Давайте говорить прямо: это конец. Феномен миграции становится необратимым: на наших глазах одна популяция сменяет другую. Но как политик, я должен быть оптимистом. Я хочу верить, что наш народ проснется. Если б не верил, давно бы упаковал чемодан и просил политического убежища в России. (Горько смеется.) Путин когда-то «мочил террористов в сортире». И правильно делал. С варварами мы должны обращаться именно так, как они того заслуживают. Но время работает против нас. Если мы не остановим мигрантов, Францию ожидает судьба Косово.

ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ

Я выхожу из мэрии после интервью в жаркий и томный марсельский вечер. Я спрашиваю у мэра, можно ли поужинать в брассери напротив.

- Ну, не знаю, какая там еда, но если вам нужны наркотики, они этим славятся на весь район.

Местный арабский охранник, неплохо болтающий по-английски, вызывает мне такси. Он уступает мне свой стул и говорит:

- Садитесь. Сказали, что такси придет через десять минут. По марсельским понятиям, через час.

Мы ведем светскую беседу о красивой церкви, примыкающей к мэрии.

- Она всегда закрыта? - спрашиваю я.

- Практически всегда. Французы утратили веру. Когда у человека нет Бога в сердце, туда приходит... как это?

- Шайтан? - подсказываю я. Охранник смеется:

- Точно. Вы знаете арабские слова? Вы не представляете, как мне приятно говорить с вами, потому что вы русская и православная. Ведь правда?

- Да, но вы-то мусульманин.

- «Верно, я из Алжира. Но вы верующий человек, а, значит, мы не чужие. Французы мне куда более чужие. У меня трое детей. Но когда моя жена приехала в Марсель и посмотрела на здешнюю жизнь, то забрала всех троих обратно. Кем они вырастут? Наркодилерами или убийцами? Географию и математику мои дети могут выучить и в алжирской школе. А вот человеческие ценности здесь им недоступны. Моя жена прямо сказала: здесь в школах учат детей не слушаться родителей, не почитать стариков, не защищать младших, не уважать старших и не верить в Бога. Это дикие люди. А вот вы, верите в Путина?

Я смеюсь:

- Путин не Бог, чтоб я в него верила. Но я за него голосовала.

- Правильно! - у охранника светлеет лицо. - Без России мир уже бы погрузился в кровавый хаос, потому что она создает баланс в противовес американцам. Я так горжусь русскими за то, что они делают в Сирии. Россия — единственная стран, которая борется с террористами. Передайте русским благословение от нас. Бог вас защитит. Говорю вам это, как мусульманин.

ДРУГИЕ РЕПОРТАЖИ АВТОРА ИЗ ФРАНЦИИ

Жители Ниццы: Мы давно на войне

Произошло то, что должно было произойти, - Франция начала привыкать. Лишь сутки прошли с того момента, как грузовик безумного тунисца размазал по асфальту 84 человека и ранил еще сотню несчастных, а уже на Английской набережной в Ницце слышен пьяный смех, женщины в элегантных нарядах выходят из знаменитых отелей, чтобы отправиться на вечеринку (подробности)

Сенсационный итог расследования Дарьи Асламовой: Террорист, устроивший бойню в Ницце, был не один

В тот роковой вечер в Ницце я повез своих друзей на Английскую набережную посмотреть фейерверк в день взятия Бастилии. Их было трое — наш иподиакон-чтец Игорь Шелешко и его русские друзья Наталья и Роман, приехавшие из Антверпена», - начинает свой трагический рассказ протоиерей Николаевского собора в Ницце отец Андрей, настоятель самого большого православного храма в Европе (подробности)

Франция сдалась без боя мигрантам из «третьего мира»

Болье, пригород Ниццы, одно из самых прелестных мест Лазурного берега. Место для самых пресыщенных и избалованных. Горы, покрытые зеленью, где на самом верху расположена бывшая вилла Онасиса и Жаклин Кеннеди (теперь там проживают какие-то польские миллиардеры). В очаровательном заливе теснятся небольшие яхты. Крупные яхты мировых олигархов уплыли сразу после теракта в Ницце. Олигархи всячески избегают даже тени смерти - ведь деньги не заберешь с собой в могилу (подробности)